Едва грузовик Максима скрылся из виду, Алка вернулась на дорогу и стала поджидать, не заберет ли ее кто-нибудь обратно в Дымелку. Она решила отыскать бригадира или его помощника и добиться, чтобы ее поставили соломокопнильщицей на комбайн Орехова.
Вскоре на дороге показался крытый брезентом «газик» с лаконичной надписью по борту: «Кино». Алка подняла руку, «газик» притормозил.
— Не в Дымелку едете?
— Будем и в Дымелке, — приоткрыл дверцу мужчина с моложавым лицом и седыми висками.
Алка знала его. Это был директор районного Дома культуры. Помнил и он Репкину по выступлениям в самодеятельности, когда она училась в средней школе.
— Здравствуйте, Алла. С удовольствием подвезем. Но пока нам нужно отыскать летний лагерь дойного гурта, где старшей дояркой Ланя Синкина. Вы, конечно, знаете точно, где этот лагерь. Может, прокатитесь туда вместе с нами?
— Еще бы не знать! — ответила Алка, забираясь в машину. — А зачем вам понадобилась Синкина?
— Хотим снять кинофильм. — И рассказал, что Дом культуры приобрел недавно киносъемочную аппаратуру, что теперь в районе постоянно будут сниматься и демонстрироваться короткие документальные фильмы о передовиках труда. А Ланя Синкина, по его словам, достигла большого успеха. Она и ее подруги доят теперь по 32 коровы каждая. Вот и решено снять о них несколько кадров другим для примера.
Алка слушала с лицом, застывшим в напряженном внимании. А душу ее терзали зависть и тревога. Ланьку будут снимать для кино — это ж с ума сойти! Вот тебе и клушка-калинушка. Другим в пример хотят показывать. Удивительно даже, как это и когда она сумела выскочить вперед… Но кому-то просто удивительно, а для нее, для Алки, это горе, может быть, даже непоправимая беда. Максим вовсе теперь очаруется этой Ланькой. Такая слава! Никого и никогда еще в Дымелке для кино не снимали… А ей-то как злосчастная судьба напакостила: мало того, что Ланьку на пути к Максиму поставила, так еще и в провожатые к этой же Ланьке подсунула. Полюбуйся, мол, как твоя соперница будет торжествовать!
Алке стало дурно. И седой директор и рыжий шофер расплывались у нее перед глазами, словно смотрела на них через запотевшее стекло. Лишь немного погодя Алке удалось справиться с охватившей ее слабостью. «Может, и к лучшему, что я в провожатые попала», — подбодрила она себя.
«Газик» подкатил к лагерю. Время вечерней дойки еще не подошло, и на месте была одна дежурная доярка — Шура. Она кипятила воду в баке.
— Синкина еще не приехала? — первой выскочив из машины, со строгой официальностью спросила Алка.
— Скоро приедет. Коров уже гонят, — кивнула Шура в сторону речки, где по лугу неторопливо двигалось в сторону стоянки красно-пестрое стадо.
— Займемся пока подготовкой, — сказал директор.
Наверное, не желая забегать вперед и портить впечатление от известия, которое он должен был сообщить дояркам, директор ничего не стал пока объяснять Шуре, лишь попросил разрешения осмотреть установку. Шура тоже не стала расспрашивать, зачем приехал этот «киногазик», хотя сгорала от любопытства. Она немножко догадывалась, что необычный этот визит как-то связан с тем, что они по-новому организовали дойку коров.
Только вот Алка зачем явилась? Да еще такая разряженная — загадка! Она же в город уезжала… Но и Алку Шура ни о чем не спросила: важничает, не хочет сказать сама, ну и пусть! Все равно не долго придется скрытничать.
Директор осматривал установку, прикидывал, с какой точки лучше будет производить съемку. Алка ходила вместе с ним, всем своим поведением стараясь показать Шуре, что она тут не случайный человек, а лицо, от которого кое-что зависит. «Прикидывайся, прикидывайся, будто тебе ничуть не интересно, зачем мы тут ходим, — думала она о Шуре, принявшейся колоть на мелкие полешки осиновые чурбаки. — Небось, умираешь от любопытства». Так, изображая важную персону, Алка ходила минуты две-три. Потом вдруг остановилась. Глаза ее расширились, словно от испуга, а лицо затвердело…
Переполошила Алку неожиданная мысль, ударившая ей в голову. Она увидела шило. Обычное сапожное шило было воткнуто в деревянную стойку, а на нем висел тонкий сыромятный ремешок. Наверное, пастух занимался каким-то ремонтом и оставил его здесь.
«А что если?..»
Скудны были знания, которые остались в голове у Репкиной с тех пор, как в школе изучалось действие вакуум-насоса. Но все-таки она помнила: если проткнуть шланг, ведущий от двигателя к установке, то станет подсасываться наружный воздух, никакого разряжения не получится. Значит, доильная установка не будет действовать. И тогда съемка для кино поневоле не состоится…
Вот что заставило Алку застыть на месте. Но никто этого не заметил. Директор был занят осмотром установки, Шура нарочно старалась не смотреть на Алку, а шофер, навалившись на баранку, клевал носом.
Недолго, впрочем, стояла так Алка. Через мгновение она опять преобразилась; на лице мелькнуло злорадное выражение, а потом явилась напускная озабоченность. С этим озабоченным видом Алка подняла ногу, будто рассматривая, не подломился ли у туфли каблук. А рука в это время мгновенно выдернула шило из стойки и — раз, раз, раз! — проткнула в нескольких местах, расковыряла шланг… Потом Алка, все так же стоя на одной ноге, пощупала носок туфли, поморщилась: дескать, давит нестерпимо. И, прихрамывая, отошла к «газику».
Вскоре приехала Ланя. Сидела она на этот раз не за рулем мотоцикла, а в кабине грузовика вместе с шофером: привезла сочную, свежую, прямо из-под комбайна кукурузу.
Коров подкармливали теперь во время дойки, так они охотнее шли в станки, да и надой заметно прибавлялся.
Едва подошел грузовик, Шура забралась в кузов, стала вместе с шофером раскладывать кукурузу по ящикам-кормушкам. А Ланя, заскочив на полминуты в тесовую дежурку, вышла оттуда уже в халате и сразу побежала к двигателю, чтобы запустить, опробовать его до подхода стада.
— Так это вы Синкина? — остановил ее директор. — Рад познакомиться с такой юной старшей дояркой… — И он сообщил Лане о том, что уже слышала Алка. Только Ланя изумилась, пожалуй, еще больше Репкиной. Растерялась, покраснела. Даже Шура, уже отчасти подготовленная, имевшая возможность обдумать, зачем приехал «киногазик», и та чуть не свалилась с грузовика, когда услышала, что их хотят показать в кино.
— Ну зачем так смущаться? — улыбнулся директор. — Ведь правда, что вы по тридцать две коровы доите?
— Правда…
— И двое управляетесь там, где раньше трудились пятеро?
— Трое управляемся, — поправила Ланя. — Одна доярка у нас подменная. И вообще Александра Павловна сказала — пока еще рано переводить остальных доярок на другое место. Двое работают на доильной установке, одна отдыхает, а двое — на уборке кукурузы и свеклы. На следующий день меняемся местами.
— Так это хорошо, что доярки непосредственно участвуют в заготовке кормов. Ваши достижения — трудовой подарок съезду партии.
Ланя вскинула глаза: не ослышалась ли? О них ли это?
— Ой, что вы! — еще жарче вспыхнуло ее лицо. — Разве так работать надо? Мы читали: по полтораста коров одна доярка доит.
— Так то на «елочке»! — не согласилась с ней Шура. — А мы на «УДС». Будет у нас «елочка» или «карусель» — мы тоже от других не отстанем! — И она вызывающе вскинула голову. Простенький платочек, чудом державшийся на затылке (так уж носят их многие дымельские франтихи), совсем сполз ей на шею, и пышная копна мелко завитых волос рассыпалась, заиграла на ветру.
Директор невольно залюбовался Шурой. Узкоглазая, скуластенькая, она не была красавицей, зато вся ее крепкая, ладная фигура так и дышала здоровьем. А лицо светилось таким задором, что лучше и не надо было героини для фильма о молодых доярках.
— Правильно, — похвалил Шуру директор. И заторопился к «газику», вытащил кинокамеру, стал устанавливать ее на треногу.
Ланя побежала к двигателю, запустила его, потом вместе с Шурой стала надевать стаканчики на коровьи соски. Обычно стаканчики эти, причмокнув, сразу присасывались к соскам. Иногда какой-нибудь и соскочит, не без того. Но подправишь, поддержишь, и он начинает чмокать. Теперь же творилось что-то неладное, непостижимое. Двигатель работал нормально, а стаканчики ни за что не хотели присасываться. «Может, плохо промыты, может, клапаны не в порядке?» — одна и та же мысль пришла и Лане и Шуре. Неприятно, конечно, но бывает же недогляд. Только не работали бы один-два аппарата, а то отказались действовать все сразу…
Ланя и Шура в замешательстве перебегали от коровы к корове, промывали, поспешно разбирали аппараты. Все было в порядке, а стаканчики, словно заколдованные, не держались на сосках. «Малы разве обороты? Бензин плохо поступает?» Ланя бросилась к двигателю, утопила поплавок карбюратора. Перестаралась. Горючая смесь чересчур переобогатилась, двигатель судорожно дернулся и захлебнулся.
