Пространство под террасой принадлежало слугам: там они ели, курили и, закончив работу, отдыхали и вели беседы. Пол был земляной, но так хорошо утоптанный и содержался в таком порядке, что этого почти не было заметно. Служанки ежедневно смачивали его водой и тщательно терли Щеткой. Петра обставила эту общую залу плетеным гарнитуром, который когда-то стоял в гостиных верхнего этажа и который Ребека выбросила. Посередине комнаты находилось кресло Петры, похожее на трон, сплетенный из лиан, с огромной спинкой в форме павлиньего хвоста. Там каждый вечер и сидела Петра, увешанная ожерельями из зернышек и стальными браслетами, – выслушивала жалобы слуг и давала советы.
Слуги подходили к ней один за другим, садились рядом на табурет и изливали душу. Если Эулодия разлила на пол вино и Ребека на нее накричала, то Эулодия должна быть терпеливой и не принимать этого близко к сердцу, потому что Ребека слаба нервами и не ведает что говорит. Если Ребека приказала Брунильде выгладить ее вечернее платье и не потрудилась снять с него этикетку магазина, а Брунильда пришла в ужас, увидев, что оно стоит пятьсот долларов, тогда как Брунильда получает восемьдесят в месяц, то Брунильда не должна ни с кем это обсуждать. Ребека – супруга Буэнавентуры и имеет право тратить на свой гардероб сколько ей вздумается, поскольку одежда – это важная часть престижа и Ребека должна достойно представлять своего мужа в обществе.
В глубине этой общей комнаты виднелась окованная бронзой дверь, вделанная в стену. Она тоже относилась ко временам Павла – сразу угадывался стиль Гауди. Ее украшали ветви и стебли фантастических растений. Она вела в узкий темный коридор, куда выходили двери двадцати маленьких комнат с полом из необожженного кирпича и без окон. В каждой из них на уровне патио была сделана маленькая решеточка для вентиляции. Сначала эти помещения задумывались как складские: Буэнавентура собирался хранить там вина, ящики с треской и импортную ветчину. Но когда он перевел свою торговлю в Пунтилью, в Старый Сан-Хуан, комнатки стали подсобками.
Когда я впервые спустилась в нижний этаж, там жили, если не ошибаюсь, двадцать четыре человека, причем все они были родственниками Петры: Эулодия, Бригида и Брунильда – три племянницы Петры; Конфесор, портной Буэнавентуры, племянник Петры; Эустасио, садовник, двоюродный брат Петры; Эусебия, белошвейка, сестра Петры; Кармело, который ухаживал за скотом в коррале, брат Петры; Брамбон, муж Петры, который был шофером Буэнавентуры… Они прекрасно уживались все вместе и редко ссорились.
Вторая дверь в глубине правой части общей комнаты, окованная бронзой и украшенная морскими звездами и ракушками, вела в грот, где находился источник. Павел сделал там прекрасную ванну из синих изразцов, под сводом, инкрустированным золотыми рыбками. Буэнавентуре нравилась эта ванна, и он не захотел уничтожать ее, когда разрушали дом. Он часто купался в водах источника, потому что был убежден, что это его омолаживает. В помещении, смежном с ванной, стояла обыкновенная каменная лохань под цементным сводом без всяких украшений, которая тоже наполнялась водами из подземного источника. В лохани купались слуги.
Третья дверь в глубине комнаты, в ее левой части, вела в кухню. Она сообщалась с кухней винтовой лестницей, поскольку кухня располагалась на первом этаже. Блюда быстро поднимались в столовую с помощью специальной платформы, которая называлась «еще тепленькая», чтобы кушанья не успели остыть. Рядом с кухней, как раз под террасой, целый день сновали поставщики товаров. Они предлагали свой товар семьям и других домов Аламареса, к которым можно было подойти прямо по воде. Голубая рыба-султанка, красная чилийская лиса, желтые кочаны брюссельской капусты яркими пятнами выделялись на палубе баркаса рядом с плодами манго, агуакате, китайской сливы и дерева мамей. Каждое утро к террасе дома Мендисабалей причаливал настоящий плавучий рынок.
Из кухни можно было выйти в патио, отгороженный от проспекта поляной маков. Там развешивали на солнце белье всей семьи, которое Бригида и Брунильда стирали в больших лоханях.
В правом конце нижнего этажа четвертая дверь вела в корраль, где держали скот. Там же стояла будка доберман-пинчера Буэнавентуры. Фаусто, легендарный пес, прибывший из Германии на одном из судов Буэнавентуры, умер некоторое время назад. Но до этого Буэнавентура успел случить его с красивой сукой той же породы, и она принесла двух щенков: Фаусто и Мефистофеля, его любимцев. У Буэнавентуры была также корова, потому что он любил по утрам пить парное молоко, дюжина куриц, которые ежедневно неслись, и несколько свиней, которых содержали в отдельном загоне и за которыми Петра тщательно наблюдала, чтобы выбрать ту, у какой самые упитанные ножки, и потом приготовить ее Буэнавентуре на обед с жареными бобами.
Была там еще одна клеть, не принадлежавшая Буэнавентуре и его семье, – клеть с крабами. Это был простой ящик, сколоченный из досок, стоявший на опорах и с большим камнем на крышке, чтобы крабы не могли ее открыть. Порой там накапливалось тридцать-сорок штук, – крабы карабкались друг на друга, стараясь вылезти наружу. Особенно много их было по углам, где им было на что опереться, и таким образом они представляли собой длинную пирамиду, которая почти достигала края ящика, но каждый раз она неизбежно обрушивалась, и крабы с глухим шуршанием разнимали перепутавшиеся клешни. Брамбону вменялось в обязанность кормить их твердой кукурузой и ежедневно прикреплять к ящику специальный рукав. Крабы часто проникали в дом из прибрежных зарослей, и слуги ловили их, чтобы они не расползлись по всему этажу. Когда шли дожди и вода в лагуне поднималась на несколько ладоней, они заползали в нижний этаж по железным опорам, и порой какой-нибудь краб потерянно бродил по террасе, ища выхода. К счастью, Фаусто и Мефистофель моментально их чуяли. Стоило им увидеть хоть одного, они хватали его за клешни и перемалывали мощными челюстями.
Семья Мендисабаль не ела крабов; считалось, что это пища для слуг. А вот у слуг они составляли важную часть рациона. Петра была убеждена, что крабы – замечательные воины и потому их мясо придает людям храбрости. Каждую субботу, вечером, слуги собирались все вместе вокруг стола, где высилась настоящая гора чего-то, напоминавшего голубоватые камешки. Правда, у этих камешков были лапки с клешнями, а над панцирем выпуклые маленькие глазки, похожие на красные зернышки. Каждый из слуг брал деревянную колотушку, разламывал краба одним ударом и выпивал вкусную черную жидкость, которой был наполнен панцирь, а затем вилкой выковыривал из клешней нежное мясо.
Комната Петры была первой из каморок нижнего этажа, по правую руку от входа в коридор. Вдоль стен стояли ряды кувшинов и бутылей с разными лекарственными средствами: лист апельсинового дерева для снятия нервного напряжения, спорынья для уменьшения болей во время менструаций, можжевельник от укусов насекомых, подорожник от ячменей и ушных болезней. Слуги очень уважали Петру, потому что свято верили в могущество ее рук. Петра умела вправлять вывихи, устранять опущение матки, примочками залечивать раны и перевязывать их листом подорожника, который называла универсальным средством. В ее каморке был алтарь с множеством святых, у каждого из которых было два имени: христианское и африканское. В центре помещалась фигурка Элеггуа, «Того, кто главнее Бога».
Петра ежедневно приготавливала Буэнавентуре ванну из целебных вод источника. Каждые две-три недели она кипятила коренья, которые, по ее убеждению, имели магическую силу, и добавляла отвар в ванну из синей мозаики, куда погружался Буэнавентура. Тот был уверен, что ванны Петры помогают ему в делах. Например, если начиналась война цен и какая-нибудь калифорнийская фирма пыталась установить на рынке свои порядки на торговлю зеленой спаржей марки «Грин вэлли», продавая ее по заниженной цене, Буэнавентура принимал ванну Петры, и его белая спаржа из Аранхуэса тут же становилась самой популярной. Люди предпочитали фрикадельки из белой спаржи под майонезом, салат из белой спаржи с сыром бри или форшмак из лангустов с белой спаржей. Его спаржа продавалась как горячий хлеб, без всякого снижения цены, и через день-другой Буэнавентура получал несколько тысяч долларов прибыли.
