– Второго не бойся, он молодой мальчик, все время молчит, видно, что Анастасия Павловна у них главная, а он так, на подпевках, подай-принеси. Он вообще странный какой-то, диктофон включит и вопросы задает, а сам смотрит на тебя и как будто о своем думает. Вань, а про ту историю со съемками она не спрашивала?
– Нет. А разве ей говорили?
– Так непонятно! Может, она знает, а может, и нет. Но раз не спросила, значит, никто не проболтался, – сделал вывод Федотов. – Это хорошо. А то заметут тебя, Ванятко, в три секунды.
– Тьфу! – рассердился Звягин, натягивая куртку и доставая из кармана перчатки. – Типун тебе на язык.
По вторникам в театре «Новая Москва» был выходной, и Настя с самого утра отправилась на Петровку к Сергею Зарубину. Она не один раз бывала здесь после выхода в отставку, но до сих пор так и не привыкла к тому, что должна проходить в здание по заказанному пропуску, а не по удостоверению, которое у нее и без того никто не проверял, потому что все дежурные знали ее в лицо. «Я теперь для них чужая», – в который уже раз с грустью подумала Настя. Она шла привычными длинными коридорами, машинально кивая, когда навстречу попадались знакомые лица, и чувствовала себя воровкой, незаконно пробравшейся в дом. Она теперь здесь не служит, и эти люди, еще совсем недавно считавшиеся ее коллегами, теперь смотрят на нее как на постороннюю. Здесь их дом, их царство, их рабочее пространство, их мир, закрытый для взгляда извне, а она, полковник в отставке Каменская, пролезла сюда обманом и пытается выведать их профессиональные секреты… Вот в этом месте деревянная планка давно уже отвалилась, надо же, так и не прибили…
Настя расправила плечи и подняла голову. Никакая она не воровка и не шпионка. Она – обыкновенный свидетель по делу, который идет к сотруднику уголовного розыска рассказать все, что ей известно. Новая роль, непривычная, но это ничего. Все законно. Она свернула вправо и уверенно толкнула знакомую дверь.
Сергей показался ей осунувшимся и каким-то посеревшим. На девственно чистом столе перед ним стояла высокая офисная чашка с логотипом какой-то торговой фирмы, в чашке тосковал наполовину выпитый чай, уже давно холодный, если судить по тому, что пар от него не поднимался. Как же Серегу скрутило, подумала Настя, если он даже чай не допил, хотя обычно Зарубин свой любимый напиток выпивал почти залпом в очень горячем виде, чем вызывал неизменное восхищение коллег и друзей.
– Устал? – сочувственно спросила она. – Вид у тебя совершенно замученный, а ведь еще только утро. Что же к вечеру-то будет?
– К вечеру будет полный кошмар, – усмехнулся Зарубин. – Если я до него доживу. Полночи со своей собачился, остальные полночи думал, то ли уйти на работу и больше не возвращаться, то ли после работы все-таки вернуться и снова мириться. Не спал, короче. Ладно, не обращай внимания, невыспавшийся сыщик – это норма жизни. Кто начнет? Ты или я?
– Давай ты начинай, про мои успехи я тебе и так каждый день докладываю.
– У меня, как в домино: «пусто – пусто», – констатировал Сергей. – Нигде ничего, ни у кого мотива нет. Нашего терпилу Богомолова просто не любили за дешевое понтярство, но это же не повод для убийства, правда?
– Не повод, – согласилась Настя. – А в чем выражается это, как ты говоришь, дешевое понтярство?
Зарубин еще раз повторил то, что она уже знала: материальное положение Льва Алексеевича Богомолова было весьма скромным, то есть денег хватало на хорошую одежду и аксессуары, однако жилье у него бедное и убогое, «двушка» в панельной многоэтажке. Надо же, а Настя почему-то думала, что главный режиссер театра обязательно должен быть человеком более чем обеспеченным. Выходит, она ошибалась.
– Он поэтому никого к себе никогда не приглашал, – рассказывал Зарубин. – И никто из театра у него дома не был, кроме секретарши, которая однажды, когда он болел, привозила срочные документы на подпись и потом всем растрепала, в каком убожестве живет их такой изысканный худрук. Причем заметь, Настя Пална, он довольно часто пользовался услугами кого-нибудь, чтобы довезли до дома, в нетрезвом состоянии за руль никогда не садился, а на такси тратиться – жаба душила, поэтому после всяческих «собирушек» всегда искал, кто бы его подвез. Так вот, никто, как выяснилось, не знал точно его адреса, потому что там, рядом с его панелькой, стоит элитный дом, роскошный такой, Богомолов всегда просил остановиться возле него, вот все и думали, что он там живет. Представляешь?
– Наверное, поэтому он и в ночь покушения до дома на машине не доехал, – предположила Настя.
– Вот именно, – кивнул Сергей. – По деньгам, которые могли быть у Богомолова с собой, тоже ничего не проклюнулось. Теперь по твоим фигурантам: Кирилла Малащенко пока не нашли, но ребята работают. Хахаля Богомоловской дочки тоже пока пасут, пытаются выяснить, не появлялись ли у него в последнее время неожиданные денежки. Кто там у тебя еще был?
– Костюмерша Гункина с братом.
– Пока ничего не могу сказать, я ребят озадачил, но они молчат. Будем надеяться, что какое-то движение все-таки есть.
– Но ты бы спросил, а? – умоляюще проговорила Настя. – Может, они уже все сделали, просто у них руки не доходят тебе отчитаться.
– Спрошу, – пообещал Сергей, не очень, впрочем, уверенно, – только не сейчас. И так мозги набекрень.
– А завпост Скирда с его кастингами?
– Вот его как раз нашли и проверили, там тоже пусто. Живет себе в Архангельской области, руководит постановочным цехом в каком-то заштатном театре, в общем, мужик при деле. И алиби у него железное.
– А его связи по московским делам отработали?
– Ну, это ты зарываешься, Настя Пална, – укоризненно покачал головой Зарубин. – У нас тут не конвейер, у нас работа тонкая. И что самое главное – ее много. А людей мало. Так что придется подождать.
– Да что ты передо мной-то оправдываешься! – Настя примирительно погладила Сергея по руке. – Я тебе не начальник. И вообще, дело Богомолова – это твое дело, а не мое. По мне, так хоть три года с ним ковыряйся. Ты, по-моему, так и не научился руководить людьми и организовывать их на работу.
– Можно подумать, ты научилась, – огрызнулся Зарубин.
– Я – нет, не научилась, – призналась она. – Поэтому и пришлось уйти в отставку, иначе я бы совсем другую карьеру сделала. Но я – женщина, мне простительно. А ты – мужик, тебе надо учиться, а то попрут тебя не сегодня завтра, чтобы ты место молодым уступил. Ладно, извини, я лезу не в свое дело. Кстати, о молодых: что ты мне можешь рассказать об Антоне?
– Об Антоне? – удивился Сергей. – А что тебя интересует? Его личная жизнь? Сексуальные пристрастия? Или кулинарные вкусы? Парень как парень. Я его мало знаю, он недавно совсем пришел.
– Ну, ты мне-то не рассказывай, – рассмеялась Настя. – Никогда не поверю, чтобы ты сведения о новом сотруднике не собрал по его прежнему месту работы. Ведь собрал?
– Ну, – неохотно кивнул Зарубин.
– Вот и поделись со старшим товарищем. Давай-давай, не жмись, мне же с Антоном работать, должна я понимать, с кем дело имею. А то я в нем никак не разберусь, крученый он какой-то.
– Это есть, – согласился оперативник.
Как поведал Сергей, по его сведениям, на территории, где Антон работал до прихода на Петровку, ребята его уважали, потому что он умел правильно строить отношения с людьми. Как профессионал Антон Сташис ничем особенно не выделялся, никаких феерических талантов и успехов не демонстрировал, но его любили, с одной стороны, за отсутствие панибратства, а с другой – за уважение к людям без оглядки на должности и звания. Начальству на это, конечно, было наплевать, а вот те, кто по должности и званию стоял ниже Сташиса, очень это его качество ценили. При раскрытии преступлений Антон часто обращался к тем сотрудникам, которые больше всего контактируют с населением, то есть к участковым и патрульно-постовой службе, давал им задания и всегда внимательно выслушивал их сообщения, а потом, когда подбивали бабки и заполняли карточки на раскрытие, всегда обязательно указывал, что преступление раскрыто с помощью этих сотрудников. Ни разу Антон Сташис не был замечен в попытках присвоить себе чужие лавры, более того, иногда и свои отдавал и при любой возможности, порой даже с натяжкой, отмечал значительную роль тех или иных сотрудников в раскрытии преступления. А участковым и ребятам из ППС импонировало то, что Антон, давая им задания и получая потом от них информацию, всегда подчеркивал, что делает это не для галочки и отчетности, дескать, привлекал «другие службы», а потому, что ему совершенно необходимы их глаза и уши, их знание территории и людей, их коммуникабельность и наблюдательность, внимание и терпение. Он давал им ощущение реальной причастности к раскрытию преступлений, а это ох как немаловажно! И еще Антон Сташис активно использовал в своей работе ветеранов розыска, их опыт, их источники информации, их готовность помочь. Его считали чудаковатым, потому что, во-первых, на столе у него нет-нет да и появлялась какая-нибудь специальная литература, обзоры судебной практики, учебники, а иногда и вовсе совершенно посторонние книги, а во-вторых, у него были принципы.
