будто расстегнули молнию, и вода хлынула со всей силой. В амбаре пахло странно. Нина не могла точно определить запах, это была какая-то смесь свежести, скота и соломы, которая, как ковер, покрывала деревянный пол. Никита прислонился к стене и посмотрел на часы.
– К которому часу дождь просто обязан прекратить лить? – спросила Нина, остановившись около него.
– Двадцать три сорок пять.
Нина нахмурила брови:
– Погоди… время моего рождения? – она вспомнила, как пару дней назад он спросил у нее, когда точно она появилась на свет.
– Ой, я родилась почти на следующий день, еще пятнадцать бы минут – и все… – ответила она тогда.
– А что, разве принципиально: день позже или раньше? – спросил он.
– Ну как… Вот как-то я ради интереса ходила к астрологу. И она сказала мне, что я родилась под очень счастливыми звездами. Там, знаешь, каждые четыре минуты имеют значение. Так что, может быть, родилась бы на следующий день – и была бы совсем другим человеком. Может быть, даже тебя бы не встретила.
– Я не верю в астрологию, – улыбнулся Никита.
– А в судьбу веришь?
Он пожал плечами:
– Да не знаю… хочется, конечно, верить, что я бы встретил тебя, даже если бы родители не умерли и я бы остался жить в Осетии… Не знаю. Но все равно все получается так, как надо. Жизнь ведь штука неглупая… Если мы встретились, значит, так нам обоим нужно. Не встретились бы… Значит, нам и не нужно было. Значит, ничего бы не потеряли.
– А так, получается, должны что-то приобрести?
– Получается, должны. Или научиться чему-то, – сказал он.
Дождь мерно барабанил по крыше амбара, а Никита и Нина целовались.
– У меня уже губы болят… – сказала Нина с улыбкой. – Дорвались, называется. Так что за подарок?
Никита медленно покачал головой.
– Кажется, затихает… – сказал он, прислушавшись.
Капли становились все реже и реже. И наконец стало так тихо, что было слышно их глубокое дыхание.
– Так, ты постой здесь, а мне нужно проверить, разошлись ли тучи, – сказал он и поднялся по ветхой лестнице, которую Нина сразу и не заметила.
Без Никиты амбар сразу превратился в холодное и унылое место, в котором ходил ветер и скрипели все доски. Когда стало уже совсем жутко и Нина даже успела припомнить одну сцену из «Астрала», Никита появился на верхних ступенях:
– Идем, небо прояснилось. Слушай, а ты реально удачливая…
– Я же говорила, счастливые звезды, каждые четыре минуты… – сказала Нина, опираясь на его руку. Слишком хлипкие были ступеньки, она боялась провалиться.
Оказавшись на втором этаже, Нина замерла. Здесь пахло гораздо приятнее, чем на первом. Соломой, дождем и свежестью. А на потолке было огромное круглое окно, под которым стоял небольшой столик, накрытый белой скатертью. На столике Нина разглядела торт, чайные кружки и термос, который совсем не сочетался с утонченностью белой скатерки, но который, по непонятной Нине причине, только добавлял атмосфере уюта.
Никита отодвинул для Нины стул (как-то она говорила ему, что ей было бы очень приятно, если бы он так делал). Она села.
– Посмотри наверх, – шепнул он ей на ухо, и кожа ее покрылась мурашками от тепла его дыхания.
Нина подняла голову. Огромное звездное небо заглядывало в окно и подмигивало.
– Господи, какие яркие звезды…
– Это потому, что город далеко, – сказал Никита.
А Нина подумала: «Нет, потому что ты рядом».
– Что это за место? Такое окно…
– Не знаю, нашел, когда с парнями лазил по заброшкам в детстве, – его голос доносился откуда-то сзади. – Наверно, кто-то хотел себе сделать что-то вроде мастерской… ну, я имею в виду, здесь, на втором этаже. Первый-то точно для животных.
Вдруг полилась тихая музыка, в которой иногда слышались шумы. Нина повернулась.
– Боже мой, ты и проигрыватель для винила притащил!
– Бабушка любила слушать. Я подумал, что музыка с телефона как-то… не в твоем вкусе.
– Что это у меня за вкус такой? Что комната моя мне подходит, винил подходит, альбом а-ля СССР подходит – это про Тусин подарок вспомнила, – а современные технологии не подходят.
Никита улыбнулся, достал из кармана зажигалку и поднес к свече, стоящей на столике. Тут же возник небольшой прыгающий островок света. Луны, подглядывающей в окно на потолке, ярких звезд и этой свечи было вполне достаточно, чтобы все отчетливо видеть. Никита разлил чай из термоса. Нина тут же почувствовала запах мелиссы и мяты. Потом разрезал торт.
– У нас есть еще минута, – приглушенно сказал он, достал из кармана свечку и вставил в торт, а потом поднес зажигалку. – Так… – посмотрел на часы, – ровно сорок пять минут. Поздравляю, теперь ты официально родилась. Загадывай желание.
Нина смотрела на Никиту, одна часть лица которого была освещена свечой, а другая была немного в тени; слушала какой-то приятный советский джаз, и сердце ее от счастья било крыльями в груди. Какое загадывать желание, когда все уже сбылось? Нина закрыла глаза и с тихим счастьем в сердце, ни о чем не думая, просто задула свечку.
Они сидели под этим звездным окном, наверное, несколько часов. Много говорили, иногда танцевали, иногда молча смотрели наверх, на звезды. Чай уже давно остыл даже в термосе, а уходить из этого амбара – кто бы мог подумать! – Нине совсем не хотелось. Когда Никитины часы показали, что время близится к рассвету, он молча подав руку, пригласил Нину на последний на сегодня танец. Но они не танцевали. Так и замерли, целуясь. Все как в тумане.
Легко, тепло, громко бились сердца…
Небо уже стало голубеть, когда Нина прокралась в свою комнату, распрощавшись с Никитой. Все-таки нет ничего лучше тихого счастья! Что эти бабочки в животе, что это волнение… Самое сладкое – уверенность в самых сильных, самых спокойных чувствах. Одинокая настольная лампа так и горела, как они ее оставили перед уходом. Нина подошла выключить, когда взгляд ее упал на снимок мамы и ее первой любви. Задумавшись, Нина перевернула его и еще раз прочитала надпись: «2005 год. Мой Димочка! Не забывай обо мне в армии. Я тебя очень
