— Я еще нужна?
Лекарь стал быстро объяснять, что случилось, а та отвечала, как поступить. Они выбирали раскладушку, и я осталась в стороне. Одна, среди десятков людей.
Ветер давно стих, поэтому и в госпитале царило относительное спокойствие. Теплый свет освещал центр комнаты, по сторонам было темно. Так пострадавшие могли спать. Мимо меня туда-сюда ходили медицинские работники. Глаза у всех стеклянные. Они будто ничего не видели, как я, когда была на том поле…
Стыдясь своего желания, я пыталась рассмотреть среди всех Эбена. Но его здесь не было. Может лекари еще не приехали?
Конечно, до Сильвы долго добираться. Если только утром.
Я подумала верно. К утру Мита отправила меня отдыхать. В этот раз перерыв длился пять часов. А с рассветом послышалось приближение тяжелой машины.
Выйти и посмотреть, кто приехал, не удалось. Мы, как и военные, были подчинены строгому распорядку и должны были соблюдать дисциплину. Шатания по территории запрещены. Капитаны отрядов должны знать кто где находится. Это безопасность.
Я считала, что Мита строга с нами, но на смену уставшей девушке вышел мужчина. Молодой сержант лет двадцати шести. Увидев невысокого, щуплого парня, я подумала, что он не справится с женским отрядом добровольцев. Но внешность обманчива. Сержант Гросс оказался сдержан и очень строг. Под его руководством нас ждали целый сутки работы.
Общего подъема не было. У каждой смены свой режим. Для меня время выхода на поле подошло к девяти утра. Мы с девушками успели немного поесть и умыться. Одежда с ночи почти полностью просохла. Это радовало. Не хотелось снова мокнуть. Из-за тканевых штор двери было видно, что снаружи стало светлее. Но дождь не прекратился. Редкие капли все еще стучали по тенту палатки.
Как и в прошлые разы, мы выстроились в ряд. Сержант пересчитал нас, проверил устройства связи и отправил на улицу. Снаружи все еще стоял туман, а вот народу прибавилось. Лагерь ожил. На площадках выстроили военные. Велась подготовка. Стояло несколько тяжелых машин с правой стороны от палаток и у них разбивали еще один навес с синими вывесками. Такие я видела в госпиталях Диалона. Прибыли лекари!
У меня не было времени разглядеть, есть ли там Эбен. Гросс отправил нас в поля. В этот раз смена составила пять часов. За это время мы помогли не только тем, кому потребовалась срочная перевязка и возвращение на поле сражения, но также поспособствовали укладке троп для военных. Этим занимался отряд добровольцев мужчин. Рабочие притаскивали деревянные настилы, прокладывали их там, где земля стала кашей. Так наладили поставку продовольствия к окопам, ведь тяжелую технику к охране Бреши пока не подключили.
Тишина ночь давно сменилась на залпы оружия, но напряжение не ушло. Я слышала, как люди говорили о том, что это люди черного леса ведут себя странно. Они всегда терроризировали границы Пустоши, но использовали для этого зверей планеты Андарион. Сами в полном составе не атаковали, ведь у безымянного народа за годы жизни в изгнании были свои поселения и жизнь. Пусть и сложная. Теперь они собираются вместе, выступая против военных системы. Они используют оружие, глушат связь и угрожают.
За изгнанных боролся Итан, используя ненависть, накопленную десятилетиями. За них вставала и я. Повстанцев в Пустоши и в Андарионе много. Система десятилетиями настраивала против себя сотни людей, при этом пытаясь удержать их натиск посредством насилия. Чаша терпения Пустоши давно переполнилась. Вспоминая прошлое, я знала — бояться нужно не людей леса. Опасность исходит от пустыни. Об этом шептались рабочие, об этом говорили девушки и сам Гросс, когда я вернулась в лагерь, после смены.
В этом напряжении и бесконечных сменах прошел день. За ним второй. Адама я больше не видела. Он не возвращался с горячей точки боя, оставаясь со своей армией. Я пыталась найти Эбена, но его не оказалось среди прибывших к Бреши военных лекарей. Я не знала жив ли он вообще?
Как могла, я гнала дурные мысли прочь. Заставляла себя оставаться в моменте и решать проблемы по мере поступления. Работала на поле, помогала раненным в госпитале, когда просили помочь и спала. Есть забывала, причесываться тоже. Словила себя на мысли, что за все три дня ни разу не смотрелась в зеркало и не думала о том, чтобы принять душ. Я слилась с происходящим, забыв о времени.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Только в ночь четвертого дня гонка остановилась. Дождь стих, уступив место прохладе. Тяжелые облака рассеялись, а вместе с ними прекратились взрывы, терроризировавшие Пустошь все это время. Никого из отряда добровольцев не отправили на поле. Нам дали общий отбой. По утру должны были вернутся военные. Сезон дождей отступил, а значит огневая поддержка затормозит лесных монстров, если изгнанники попытаются прорваться.
Перед отбоем я получила сообщение от Адама. Он связался со мной прямо с окопов, чтобы успокоить. Прорыдавшись от счастья, я уснула как младенец. Но наутро меня разбудил не звук общего подъема, а ужасная тошнота. Я едва успела добежать до туалетной комнаты. И это не на шутку напугало…
— Нет, только не это… Я не готова к этому.
За первой волной, пришла вторая. Я осела на пол, обняв себя руками. И думать было страшно о причинах тошноты. Но пока все не станет очевидно, я решила не говорить об этом никому. Даже Адаму. Иначе рискую оказаться спрятанной в каком-нибудь крохотном городке Пустоши. Еще хуже — в Андарионе.
За первой волной, пришла вторая. Я осела на пол, обняв себя руками. И думать было страшно о причинах тошноты. Но пока все не станет очевидно, я решила не говорить об этом никому. Даже Адаму. Иначе рискую оказаться спрятанной в каком-нибудь крохотном городке Пустоши. Еще хуже — в Андарионе.
Примерно в восемь стало шумно. В палатку вошла Мита и громко захлопала, пробуждая спящих девушек. Я все это время не спала. На лбу проступил пот, а к горлу все еще поступала неприятная тошнота. С завтраком все усугубилось. Хватило запахов, чтобы немедленно выйти на улицу. На меня особо никто не обратил внимания, кроме Даны. Девушка вышла следом. Сегодня она собрала волосы под платок и выглядела посвежевшей. Подруга обратила внимание на то, что мне не здоровится.
— Может тебе сходить в госпиталь? Они проверят, что не так. От сырости и холода ты могла простудится.
— Да нет, — отмахнулась я, вежливо улыбнувшись, — Все в порядке. У меня так случается. К обеду все нормализуется.
— К вечеру нас отправят в Сильву.
— Думаешь?
Дана пожала плечами, грустно выдохнув.
— Супруг вчера связывался со мной. Успели словить сигнал. Говорит, что Андарион объявил военное положение. Теперь я его точно не увижу.
Девушка не смотрела на меня. Ее глаза покраснели, а тело била мелкая дрожь. Снаружи стало светлее. Первое нормальное утро после сезона дождей. Из-за освещения лагеря, темный горизонт впереди не просматривался. Огней не было, залпов тоже. Затишье.
— Мой муж командующий, — прошептала я, — Он сказал началась война. Нам всем нужно готовится к худшему, но верить в лучшее.
— Да, ты права.
— Ты живешь в Сильве?
— Вообще в Диалоне. Супруг получил распределение в Сильву. Однако успела уехать только я. Ты слышала, что место строительства госпиталя сравняли с землей?
Внутри все сжалось, будто от холода. Еще и Эбен не приехал с военными лекарями. Я не переживу, если с ним что-то случилось…
— Ты в порядке?
Дина коснулась рукой моего плеча, с тревогой посмотрев в глаза. Я отрицательно замотала головой.
— Просто, замерзла, наверное. Я пойду внутрь. Мита будет недовольна.
— У нас пока нет поручений на сборы.
— Прости, я пойду, — улыбнувшись, я проявила сочувствие и вежливость. Все, на которые была способна сейчас, — Надеюсь твой муж скоро вернется в Сильву, и вы будете вместе.
— И я, — согласилась Дана, — Спасибо.
Внутри кипели сборы. Мита воодушевляла девушек, благодарила за работу. Она не обращала на меня внимания, ничего не требовала и ни о чем не просила. Вот так просто я слилась с толпой. В тот момент, когда больше всего на свете хотела быть невидимкой.
