не мог видеть его лица, но был уверен, что в этот момент Юра лукаво улыбался.
«Только за Гердой, — ответил. — Но, знаешь, она ведь и за мной ухаживает тоже: заставляет бегать по утрам, перестирывать верхнюю одежду чаще, чем нужно, ну, ты понимаешь…»
«Уф, спасибо, развеселил. Классная у тебя собака. Вообще вы с ней оба классные».
«И ты, Юр», — написал было Володя, но удалил, так и не отправив.
Ненадолго замолчали. Володе позвонил Брагинский, предупредил, что скоро зайдёт. Но ни работать, ни тем более прощаться с Юрой не хотелось. Володя тянул до последнего.
Написал:
«Что сейчас делаешь? Какие планы на день?»
«Сижу на кухне, пью кофе. В девять пойду работать. В смысле, в девять по моему времени. А ты? Чем ты будешь заниматься?»
«Мне нужно отрабатывать отгулы и сдавать долги».
«Долги? Ты же начальник! Кому это ты должен?»
«Как раз из-за того, что начальник, я должен всем».
Пусть этот разговор и походил на бессмысленный трёп, пусть и не в Володином стиле было чатиться, но эту переписку он не считал пустой тратой времени. Наоборот, сейчас для Володи не существовало ничего важнее неё. Потому что — подумать только! — в эту самую минуту Юра, самый дорогой человек его прошлого, делал то же, что и Володя: думал о собеседнике и набирал текст. Володя представил, как он сидит на кухне с чашкой кофе, задумчиво хмурится, а затем улыбается, тут же набирая сообщение. Юра думает о нём прямо сейчас. Между ними почти две тысячи километров, но он будто совсем рядом.
Юра ответил ему смайликом — жёлтый колобок печально вздохнул. Володя поймал себя на мысли, что его начинает раздражать Юрина привычка вместо слов отвечать смайлами. С другой стороны, стало ясно, что разговор заходит в тупик, и это заставило Володю взять инициативу в свои руки.
Он напомнил:
«Юр, ты писал вчера, что расскажешь, почему сообщаешь такое точное время».
«Да всё просто: я живу по режиму. Работаю дома, сам себе начальник, но работа у меня творческая, а лень — сильная. И ещё я очень люблю откладывать всё на потом. Но в моей профессии не сделал — не заработал, не заработал — не поел».
Володя приятно удивился, но в ответе немного преувеличил восторг — ему захотелось похвалить Юру:
«Должно быть, это очень трудно — жить по режиму. Это ж какую силу воли надо иметь. Вот ты молодец!»
Юра набирал сообщение долго.
«Это правда тяжело. Отступать от него нельзя ни при каких обстоятельствах. Чтобы писалось хорошо, надо заниматься не меньше семи часов в день. Во всяком случае, так надо мне, у других может быть по-другому».
«Ты сам составил этот график или перенял у кого-то?»
«Конечно сам. Года два составлял и привыкал потом ещё месяцев восемь».
«И вообще не отступаешь от него?»
«Вообще. За последние три года ни разу не нарушил».
«Вау…» — только и смог ответить Володя.
Задумался, что ещё написать, как выразить свой теперь уже неподдельный восторг, но размышления прервал вошедший в кабинет Брагинский. Протянул Володе руку, здороваясь, положил на стол толстую пачку бумаг.
— Они нам, конечно, красивый отчёт по трудозатратам нарисовали. Так с виду и не скажешь, что пытаются нас нае… — Брагинский осёкся — в кабинет зашла Лера, поставила кофе на столик и удалилась, — обмануть.
Володя поднял руку в успокаивающем жесте.
— Ничего, найдём к чему… — он обернулся, заметив, что Лера вернулась с сахарницей, — докопаться. Садись.
Пока Брагинский, пыхтя, устраивался на диване, Володя набрал сообщение Юре, но не успел отправить — тот написал сам:
«Так. У меня по моему шикарному графику… — смайлик в тёмных очках —…работа до часу дня по Киеву. Потом обед. Могу написать в 13:20. Тебе будет удобно?»
«Конечно! Пиши! Буду ждать!»
Володя обедал не так рано, но пока Юрин режим был для него приемлемым.
Юра прислал в ответ смайлик «Окей», и Володя опомнился, быстро набрал:
«Скажи, где можно купить твою музыку?» — затаил дыхание в ожидании ответа, но его не последовало — Юра вышел из сети.
Володя вздохнул. Он черкнул в ежедневнике «Узнать график Ю», отпил кофе, взял в руку карандаш и открыл отчёт.
Работа кипела, задачи падали нескончаемым потоком, каждые двадцать минут в кабинет кто-то стучался. Володя сидел вымотанный. От каждого скрипа двери, письма или звонка внутренне восклицал: «Оставьте меня в покое!» Но, как назло, дел только прибавлялось и прибавлялось. Всё было не так — он даже сидеть уже не мог: спина от ключиц до ягодиц ныла, напоминая об Игоре и том вечере с ним. Хотелось лечь. А мысли вертелись вокруг одного: скорее бы дожить до обеда.
В час с небольшим Володя выгнал всех из кабинета. Заказал еды прямо в офис, стал ждать сообщений. Прилёг на диван, задумался.
Охвативший его психоз не прошёл окончательно, но Володя чувствовал себя спокойнее. Стыд и чувство вины тлели глубоко внутри, но не рвались наружу так отчаянно и бесконтрольно, как на прошлой неделе. А на душе всё равно скребли кошки. Володю мучали новые вопросы и новые тревоги, новые сладкие воспоминания, новый Юра.
Что между ними будет дальше и есть ли вообще у них будущее? Володя не знал. Единственное, в чём он был точно уверен: Юру отпускать нельзя. Конечно, он изменился, а насколько сильно — ещё предстояло выяснить. Но дело было даже не в том, насколько нынешний Юра отличался от подростка, которого когда-то любил Володя. Теперь вопрос в другом: нужен ли ему взрослый Юра? А наоборот? Безусловно, с годами они изменились, возможно, их уже ничего не связывало, но после той ночи к Юре потянуло так сильно… Его изящные движения, пальцы на обнажённой спине, чудесный запах, жёсткие волосы, тёмно-карие, глубокие глаза, голос, речь, акцент, мягкие «ф» и «х» — всё такое знакомое, но совершенно другое, необычное, притягательное. За проведённое вместе время Володя заметил в Юре кое-что новое, чего никак не ожидал обнаружить в оболтусе Коневе, — жеманность. Но она
