Неожиданное ощущение холода в затылке было ему знакомо. Впервые он ощутил подобное в 1916 году в Берлине. Потом испытал в Стокгольме в то же время. Несколько раз это ощущение посещало его в Петербурге в 1917 году. Генерал Степанов в своё время утверждал, что это просто Божий дар для контрразведчика. Он почувствовал за собой слежку. Именно почувствовал, а не увидел и не заметил.
Голову от подобных вещей он не терял и раньше. Никто в его поведении не отметил бы и десятой доли того, что сейчас происходило внутри него. Он был готов ко всему – от созерцательного простодушия, которое сейчас демонстрировал, до смертельной жесточайшей схватки, в которой нашлось бы место не только страшному кавказскому кинжалу, но и беззащитным, казалось бы, пальцам рук. Не говоря о надёжном нагане в кобуре.
Зашел в подвернувшуюся по пути армейскую лавку. Купил нашейную владимирскую ленту к ордену Святого Владимира. За отдельную плату его Георгиевский крест прикрепили к колодке с лентой ордена. Кроме генеральских кавалерийских погон купил погоны капитана. «Мало ли что? Генеральские погоны – слишком отличительный знак в его положении. Кому надо – можно предъявить и удостоверение», – подумал про себя. Ещё приобрёл всякие мелочи: носовые платки, одеколон и нитки. В английскую, отличной выделки кожаную полевую офицерскую сумку, купленную здесь же, не торопясь сложил и покупки, и содержимое из карманов: кусочек мыла, бритву и оставшиеся деньги. Осталось что-то около тридцати тысяч рублей. В брючном кармане оставил завёрнутые в тряпицу два десятка патронов к нагану. «Не дай бог, понадобятся!»
Филёра, который его «вёл», он «расшифровал» походя. Едва коснувшись шпика взглядом. «Какой-то переодетый усатый унтер-офицер», – сразу подумалось ему. Лишь отметил: «Сильный физически. Близко такого подпускать нельзя. Вряд ли он способен долго передвигаться бегом». Отправился в противоположную сторону той, откуда пришёл. «Это ещё что?» Он ясно видел ещё двух филёров. До них было идти несколько шагов… «Эти могут бегать быстро», – видел и понимал он.
Два молодых человека в одинаковых тёмных парах, но с офицерской выправкой, явно пропускали его мимо. «Чертовщина какая-то», – ничего не мог понять Суровцев. Когда понял, то разрешил себе улыбнуться, что играло на его образ растерянного от вида мирной жизни фронтовика. «Два офицера в гражданских костюмах “ведут”» и меня, и такого же, как они сами, ряженого унтера», – понял он. Слышанные им нелестные отзывы о контрразведке в Крыму находили своё зримое подтверждение. Неуклюжую, бросившуюся в глаза слежку он воспринял как предел не только профессиональной несостоятельности, но и предел человеческой глупости. Оскорбляло ещё и то, что первый филёр не замечал, что и за ним неумело, даже неряшливо, следят другие. «Хоть бы усы сбрили! Болваны», – уже ничего не понимал он. У офицеров были типичные офицерские усики. Унтер имел усы унтерские – пышные, с закрученными вверх кончиками. «А-ля Будённый», – саркастично подумал Сергей Георгиевич.
Он хотел сегодня же отправиться к генералу Батюшину. «Нельзя», – сказал он себе. Теперь приходилось решать, что делать с этой идиотической слежкой. Скрываться от неё? Меньше всего ему хотелось повторить здесь, в Крыму, кровавый томский сюжет, если вдруг вздумают преследовать открыто. Ещё оставалось гадать, что послужило основанием для слежки? Вынужденная служба у красных? А может быть, его причастность к золоту? Да и кто конкретно за ним следит?
Часть третья
Глава 1
Уважаемый товарищ Сталин
1942 год. Март. Москва. Ближняя дачаСталин по обыкновению выстроил разговор в несколько этапов. Два наркома, испытывавшие друг к другу плохо скрываемую неприязнь, были вызваны им на Ближнюю дачу и записаны на приём с интервалом в пятнадцать минут.
В приёмной ждал своей очереди нарком финансов Арсений Григорьевич Зверев. В кабинете вождя народный комиссар внутренних дел Лаврентий Павлович Берия заканчивал свою часть доклада в рамках дела, которое ещё предстояло обсуждать совместно.
– Орлов ни одного нашего агента не выдал, – делал вывод из своего доклада Берия, – агентура работает.
– То, что работает, – это хорошо, – согласился Сталин, – вопрос другой: можно ли верить агентам, которых вербовал Орлов? Тут не скажешь: поживём – увидим. Надо сейчас знать.
– Коба, как я могу это знать?
– А кто тогда может знать? Вы, шпионы, особые люди. У кого мне ещё спросить? Сколько денег Орлов своровал?
– Шестьдесят тысяч долларов, – без запинки доложил Берия.
– Много, – хмуро объявил вождь.
Берия не смог скрыть улыбку. По его разумению, Сталин продемонстрировал просто неприличную для руководителя государства скупость. Резидент советской разведки в Австрии, во Франции, в Италии и Испании Александр Орлов обеспечил переправку в Советский Союз трех четвертей золотого запаса республиканской Испании, составлявших миллионы долларов. Он же спланировал и организовал эту насколько рискованную, настолько успешную операцию. Было это ещё при наркоме Ежове. Заподозрив, что его отзывают на родину, чтобы арестовать, Орлов прихватил казённые деньги и скрылся в неизвестном направлении. Ещё и письмо отправил с угрозой, что если его будут преследовать или репрессируют его родственников, то он сдаст иностранным разведкам всю созданную им агентурную сеть. Да и без того Лев Лазаревич Фельдбин, таковы настоящие имя, отчество и фамилия Орлова, знал много такого, о чём мы до сих пор не знаем и можем только догадываться.
– Пригласи Зверева, – то ли приказал, то ли попросил Сталин.
Берия неохотно отправился к дверям кабинета. Открыл их, молча постоял, глядя в приёмную. Не проронив ни слова, вернулся обратно. Почти сразу в кабинет вошёл нарком финансов. Глядя на этого человека, можно было в очередной раз поразиться парадоксальному подходу Сталина в вопросе подбора и расстановки кадров.
Арсений Григорьевич Зверев был абсолютно не похож на финансиста или бухгалтера. Одетый в полувоенную форму, выше среднего роста, широкоплечий, сильный, уверенный в себе, сорокадвухлетний мужчина обладал немалым чувством внутреннего достоинства. Что прочитывалось окружающими с первых минут знакомства. Никакого подслеповатого взгляда конторского работника. Проницательные, ясные и пронзительные глаза военного или чекиста. Впрочем, нарком всегда гордился своим кавалерийским прошлым. Во время Гражданской войны он командовал конным взводом. Должность не ахти какая, но немалая физическая сила, решительность и опыт рукопашных схваток подразумеваются при таком послужном списке сами собой.
– Здравствуйте, товарищ Зверев, – как-то вкрадчиво поздоровался Сталин. – Проходите.
– Здравствуйте, товарищ Сталин, – точно не заметив присутствия Берии, приветствовал вождя Зверев.
– Мы тут вспоминаем с товарищем Берией испанские события. К нам тогда поступило пятьсот тонн испанского золота.
– Пятьсот десять тонн, – не согласился нарком финансов.
– Пятьсот десять, – кивнул вождь, – вы правильно уточнили. Это самое большое поступление за всё послереволюционное время.
– Если бы чехи вернули то, что вывезли из Сибири, то было бы больше, – заметил Зверев.
В тысяча девятьсот тридцать шестом году Советское правительство обратилось к президенту Чехии Бенешу с требованием вернуть золото, вывезенное чехословацкими легионерами из Сибири. На что получило отказ. О чём все трое хорошо знали.
– Если бы мы были капиталисты, а не большевики-ленинцы, мы могли бы жить за счёт того, что устраивали бы революции и развязывали гражданские войны. Или, как Гитлер, хватали бы то, что плохо лежит у соседей. Чешское и австрийское золото вместе с золотом польским и французским теперь у Гитлера. Но не это сейчас главное. Товарищ Берия, расскажите наркому финансов, зачем к нам приезжал господин Ачессон.
– Нарком Зверев лучше меня сам это знает, – стал уходить от прямого ответа Берия.
– Это правда, товарищ Зверев? – обратился вождь к наркому финансов.
– Большой тайны господин Ачессон и сам из своего визита к нам не делал, – без всякого затруднения ответил нарком. – Представитель государственного департамента интересовался, насколько мы платёжеспособны. И если американский президент сразу после этого визита подписал разрешение на следующий кредит в миллиард долларов, то мы как торговые партнёры американцев устраиваем.
– Товарищ Берия любопытные вещи рассказывает, – попыхивая трубкой, заметил Сталин, – американский госдепартамент, говорит, принял билль о ленд-лизе в марте сорок первого. За три месяца до немецкого нападения. Что вы об этом скажете?
Не желая комментировать этот странный факт, нарком финансов предпочёл оставаться в привычной и ясной для него финансовой сфере:
– Умно придумано, товарищ Сталин. Наши рядовые работники даже что-то вроде считалочки о ленд-лизе придумали, чтоб понимать что к чему.
