Ленд-лиз в сознании вождя увязывался с личностью покойного «оппортуниста» и «оппозиционера» Троцкого по той простой причине, что это был второй подобный случай в истории социалистического государства, когда в тяжелейшее время золотой запас в огромных количествах перетекал в иностранные банки, а значит, в чужую экономику и чужое благосостояние. И ничего с этим нельзя было поделать. Впервые так произошло ещё во время Гражданской войны.
Весной двадцатого года, когда поляки захватили Киев, а Врангель выкарабкался из Крыма, Троцкий, как нарком путей сообщения (во время заключения Брестского мира побывал же он наркомом иностранных дел), приступил к работе по заказу тысячи паровозов в Швеции. Заводы шведской фирмы «Нидквист и Хольм», которым предстояло выполнить заказ, выпускали всего сорок машин в год.
Вместо того чтобы вложить деньги в восстановление своей промышленности, Троцкий в конце того же года заказал паровозы на Западе. К слову сказать, наш Путиловский завод до революции делал их за год двести пятьдесят. И своих голодных безработных около миллиона по стране болталось. Контракт не только пришлось растянуть на пять лет, но и модернизировать шведам производство. С этой целью дали и аванс в семь миллионов крон, и беспроцентный кредит в десять миллионов для создания производственных мощностей. И за всё про всё – двести миллионов рублей. Золотом. Примерно четверть тогдашнего золотого запаса. А если ещё знать, что занимались осуществлением контракта люди, которые крутились в орбите Института по изучению причин и последствий мировой войны, созданного ещё Парвусом, то и говорить ничего больше не нужно.
Красин как возил деньги и ценности до революции, так и продолжал их возить. Теперь в обратную сторону – из России в Швецию. И не чемоданами – вагонами… Где другие троцкисты золото принимали, складировали и передавали дальше по цепочке в надёжные буржуйские руки. Именно после этой «паровозной истории» Сталин впервые и обратил пристальное внимание на вопросы производства, внутреннего обращения и внешнюю реализацию отечественного золота. Чтобы со временем перевести эту многомерную деятельность в своё личное, монопольное ведение.
Крупнейшая политико-экономическая афера, осуществлённая под личным руководством Л.Д. Троцкого сразу после окончания Гражданской войны, дала ему истинное понимание троцкизма как явления. Он всё понял про его роль в партии, как понял, что Троцкий – это не имя. Это и не течение в марксизме-ленинизме. Троцкий – это политическая проказа, поражающая государственный организм как внутренне, так и внешне. В определение троцкизма он, если бы мог, добавил еще и то, что это течение, «предполагающее уничтожение национальных элит с последующим их замещением по хазарской модели государственного устройства». Но нельзя так сказать. Потому что уже тебя спросят: «А куда ты раньше смотрел, товарищ Сталин? Сам ты ни у кого денег не брал, но почему молчал, когда другие товарищи брали?» Из-за этих мутных денежных потоков никогда нельзя было сказать всю правду о русской революции. Даже малую часть сказать нельзя. Зато можно было понять, что ожидало бы страну под бдительным оком надсмотрщиков-троцкистов.
Расход людских ресурсов в войнах с соседями под лозунгом мировой революции и перекачка природных ресурсов в западном направлении – вот что ожидало. И самая большая и страшная тайна товарища Сталина – это то, что строить социализм в отдельно взятой стране ему пришлось не руководствуясь законами марксистско-ленинского учения, а в непримиримом споре с Троцким и троцкистами. С появлением в политико-экономическом обиходе государства понятия «ленд-лиз» точно сам Троцкий передал ненавистной ему стране и её народу привет с того света[1].
– Что у нас со сбором пожертвований? – успокоившись, спросил Сталин.
– Цифр точных не назову, – виновато ответил Зверев, – но собираем крохи. Почти всё золото у населения было изъято в середине тридцатых через Торгсин. Разве только православная церковь на этом фоне сейчас выделяется величиной пожертвований.
– Давайте обсудим новое, неожиданное, поступление золота, – то ли предложил, то ли распорядился хозяин кабинета.
Оба наркома заинтересованно остановили взгляды на Сталине.
– Это золото предназначалось для финансирования белогвардейского подполья. Но использовано не было. Его не больше тонны. Кто из вас его примет на хранение?
И Зверев, и Берия пытались понять, что может скрываться за этим вопросом главы государства. Им было не понятно, зачем вообще их спрашивают об этом? Поверить в то, что их мнением просто интересуются, они не могли. А ещё у них было разное восприятие только что озвученного факта. Если наркому финансов было решительно безразлично, кто стоял за хранением, а теперь и сдачей этого золота, то нарком внутренних дел чувствовал какой-то подвох в такой постановке вопроса. Не зря же Сталин сегодня спрашивал его об Орлове. Хотя внешне вопрос был не только прост, но и правомочен.
Добычей золота, как и его приёмкой и изъятием у населения с последующим его хранением, ведали оба наркомата. В системе наркомата финансов для этой цели существовало управление Главзолото. В системе НКВД было Дальзолото, названное так по географической привязке большинства золотодобывающих предприятий к системе лагерей, прежде всего Дальнего Востока.
Третьим субъектом, осуществлявшим хранение, был Госбанк СССР. Доставку золота в центр осуществляла специально созданная для этой цели фельдъегерская служба, с июля сорок первого года – это был шестой спецотдел НКВД. Такая схема сделала закрытой и сверхсекретной важнейшую отрасль советской экономики, контроль за которой единолично и монопольно осуществлял И.В. Сталин. Из-за этого стало почти невозможным узнать, что творилось в важнейшей сфере государственной деятельности в те годы. «Об этом не знает ни Госплан, ни другие органы… Наркомфин знает только, что это золото он должен отпускать наркому внешней торговли не спрашивая…
Сталин правильно понимал, что если бы Госплан знал о наличии такого резерва, то расходовал бы и мы остались бы без достаточного резерва», – писал о расходовании золотого запаса А.И. Микоян.
– Ладно, мы сами решим, кто будет принимать золото Колчака. А вы подумайте, как нам отметить людей, которые нам это золото передают. Это честные люди, и мы не должны оставить их поступок без внимания. И подумайте, как можно использовать это поступление с максимальной пользой. Оба подумайте. Идите, – окончил, прощаясь, эту странную беседу вождь.
Как часто бывало, Берия напряжённо стал думать, что скрывается за словами «отметить людей, которые нам это золото передают». Скрываться могло всё что угодно. И поощрение, и, наоборот, наказание – арест и расстрел «этих людей». И за то и другое можно было потом получить нагоняй, если не угадаешь истинную волю вождя. Но сейчас нужно было поговорить со Зверевым. И потому, выйдя из кабинета в приёмную, он сразу обратился к наркому:
– Арсений Григорьевич, подожди, дорогой. Спросить хочу. При хозяине не стал говорить.
– Слушаю вас, Лаврентий Павлович.
– Давай в гостиной присядем, поговорим.
Зверев позволил Берии увлечь себя в гостиную. Он тоже думал о словах Сталина. В отличие от Берии Зверев не испытывал затруднений с тем, как наградить людей, причастных к сохранению золота Колчака. В этом случае можно было выписать премию, размер которой устанавливался в зависимости от величины пожертвования. Прошли в просторную гостиную, присели рядом на диван. Молчание опять нарушил глава чекистского ведомства:
– Скажи, дорогой, можно определить, где золото царское, а где советское?
– Можно. Если в руках есть образцы того и другого, то лабораторным путём это очень просто установить. Слитки каждой выплавленной партии имеют свои особенности, – ответил Зверев.
– Если за границей получат слиток, они поймут, какой он? Старый или новый?
– Думаю, что да.
– Это хорошо. И вот что ещё хочу спросить… Как получается так, что Евробанк в Париже работает при Гитлере, как работал до войны?
– А почему вас именно Евробанк заинтересовал?
– Там белогвардейцы хранили свой золотой запас.
– Это долго объяснять, Лаврентий Павлович. Но это из ряда тех причин, по которым Гитлер никогда не полезет в Швейцарию, чтобы захватить золото из швейцарских банков. Да может и так статься, что золото хранится вовсе не там, а совсем в другом месте.
– Как так?
– Очень просто, Лаврентий Павлович. Любая война – это перенаправление и перераспределение финансовых потоков, но никогда это не остановка движения денежных средств. Наоборот, – это оживление финансовой деятельности.
– Война войной, а обед по расписанию?
– Вроде того…
– А как отследить денежные потоки?
– Я бы вот что вам посоветовал. Обратить внимание на личности банкиров. Вы поинтересуйтесь, где находятся и чем сейчас занимаются банкиры, покинувшие Россию после революции. Особенно те, кто имел отношение к нашей революции. А потом мы с вами сядем рядком да поговорим ладком. И мне и вам будет и полезно, и интересно.
