— «Вискайя»… — начала Тори.
— Плевать на «Вискайю», — перебил ее Гейб.
— Значит, мы попытаемся прорваться? Такое ты принял решение? — спросил Боун.
Казалось, он готов расплакаться.
— У тебя есть другие предложения? — спросил Кевонн.
— Я не поплыву с вами, — сказал Боун.
Панг рассмеялся жутким смехом человека, теряющего власть над собой.
— Да, хороший план. Остаться здесь и умереть.
Боун закрыл лицо руками, запустил пальцы в густые светлые волосы и принялся раскачиваться из стороны в сторону.
— Перестань, — тихо сказала Тори. — У тебя есть только один шанс уцелеть, Боун. До темноты осталось всего несколько часов. После этого…
Серфингист кивнул, глубоко вздохнул и поднялся с песка. Вместе с Кевонном он начал перетаскивать ящики на берег, но оба вошли в воду с огромной опаской.
— Капитан, что будем делать с Боггзом? — спросил Панг, защищая рукой глаза от солнца.
Об этом Гейб еще не успел подумать.
— Попытаемся забрать его, когда будем проплывать мимо.
Казалось, ответ Гейба удовлетворил Панга, и он отправился помогать остальным таскать ящики и заряжать оружие. Они снова начали выполнять приказы капитана. В некотором смысле, так всем будет легче. Но ответственность тяжелым бременем легла на плечи Гейба. Их жизнь была в его руках. Если он совершит ошибку, все погибнут.
«Только не нужно тешить себя напрасными надеждами. Мы все почти наверняка мертвецы», — подумал он.
Тори подошла к капитану, когда остальные занялись работой, и Гейб искоса посмотрел на нее. Похоже, парни едва держались, но у него сложилось впечатление, что Тори справлялась гораздо лучше остальных.
— Как ты считаешь, откуда они взялись? — спросила она. — Кем бы они ни были?
Гейб подумал об океанских штормах, потрескавшихся стенах и гладком, как стекло, черном камне со странной надписью.
— Ты вспомнила о гроте, — сказал капитан.
Тори не отвела взгляда.
— А ты?
Он посмотрел на запад и увидел, что солнце опустилось ниже, чем он предполагал. Капитан поспешил к матросам, чтобы помочь им заряжать оружие. Он знал, что существа под водой будут ждать только до заката.
Гейб вновь подумал о Майе. Неужели все было бы настолько плохо, если бы он согласился дать ей ту жизнь, о которой она мечтала, — ребенок и муж, проводящий дома больше времени, чем в море? Сумел бы он примириться с такой судьбой? Вопрос остался без ответа — сейчас он не имел ни малейшего смысла, — все зависело от того, сумеет ли он вернуться в Майами.
44
Два месяца назад
Уличные огни полосовали ветровое стекло, когда Гейб вел свой подержанный «БМВ» по улицам Майами. По капоту проплывали сияющий неон и пастельные тона отраженной рекламы баров и ресторанов. Сумерки спустились пару часов назад, но даже вечером во вторник движение оставалось напряженным из-за множества машин, припаркованных у тротуара.
Охваченный противоречивыми чувствами, Гейб крепко сжимал рулевое колесо. Он выпил четыре бутылки чая со льдом в «Джеймиз риал лайф» — маленькой закусочной, где подавали морепродукты, находящейся в нескольких милях от его квартиры. В «Джеймиз» было выходящее на улицу патио, и автомобильные выхлопы смешивались с ароматами «мохито» и жареных хвостов омаров, что делало заведение столь популярным у местных жителей.
Гейб пообедал — мелко нарезанные креветки и жареная картошка, вполне подходящая еда, чтобы компенсировать действие алкоголя, — но сейчас чувствовал в желудке тяжесть. Он пытался уговорить себя, что дело в чае со льдом, но понимал, что это не так. Почти месяц миновал с того вечера, когда Майя поймала его в «Синко» и не пришла домой ночевать. С тех пор он постоянно находился на взводе, его переполняли гнев и отвращение, направленные не только на жену, но и на себя самого. Тогда на следующее утро ему пришлось пережить несколько трудных минут, когда она сказала, что переночевала у друзей, и ее глаза оставались жесткими, как кремень, а в голосе прозвучал вызов — пусть только попробует спросить ее о подробностях. Тогда Гейб промолчал. Ведь он изменил ей. Майя имела все основания сердиться, к тому же, даже если она зашла так далеко, что переспала с другим парнем из чувства мести, он не хотел ничего знать.
Во всяком случае, так он подумал.
В течение первых дней после его измены они почти не разговаривали, и воздух в их доме был пропитан горечью. Гейба то наполняла ярость, то он страдал от невыносимого чувства вины, и ревность сменялась презрением к самому себе. Наконец ночью перед тем, как отправиться в рейс для «Вискайи», Гейб попытался поговорить с Майей, но в результате обвинил ее в том, что она заставила его обмануть ее ожидания.
Впервые за последние дни Майя улыбнулась, но глаза ее остались холодными.
— О нет. Тебе не следует перекладывать всю вину на меня, Габриэль. Постарайся не забывать, что это ты изменил правила игры, папочка.
Сердце Гейба сжалось, и он попытался заставить Майю уточнить, что она имеет в виду. Почему он должен помнить? Что она сделала? Но Майя отказалась отвечать. Когда рано утром на следующий день он хотел поговорить с ней перед уходом на «Антуанетту» — судно отправлялось в короткое плавание перед долгим рейсом в Южную Америку, — Майя сделала вид, что спит. И даже после того, как он позвал ее, чтобы извиниться, не открыла глаза и продолжала ровно дышать.
Успевший довольно много выпить, Гейб направил «БМВ» в короткий переулок, ведущий к задней части дома. Несколько мгновений машина скользила вперед в полной темноте, потом попала в яркую полосу света уличного фонаря. Он притормозил у въезда в подземный гараж и постарался успокоить дыхание, изо всех сил сжимая руль.
«Ты не хочешь знать», — подумал он.
Но он должен был знать — желания не имели к этому ни малейшего отношения, — потому что правила снова изменились. За десять дней, в которые он отсутствовал, Майя стала другим человеком. Когда он вернулся домой, она легла спать на диване, и Гейб с трудом различал ее тихое дыхание. Тело Майи едва прикрывала тонкая простыня, а бронзовый изгиб обнажившейся икры заставил его сердце сжаться.
— Ты это сделала, — прошептал он в темноте. Новый ковер топорщился под его босыми ногами, настенные часы тикали громко и нетерпеливо. — Ты рассчитывала, что ради тебя я откажусь от всего.
Но Майя продолжала безмятежно спать. Если ей и снились сны, то они были приятными, и Гейб позавидовал ей. Когда он произнес эти слова вслух, в нем всколыхнулись противоречивые эмоции. Он винил Майю, проклятье, конечно винил. Но как он мог ее ненавидеть, когда она хотела лишь одного — чтобы он чаще бывал дома?
На следующий вечер, когда она во второй раз ушла на всю ночь, его колебания и чувство вины исчезли. Когда Майя вернулась — Гейбу показалось, что она недавно приняла душ, хотя на ней была та же одежда, в которой она уходила, — он дал волю своей ярости. Тем не менее она не стала устраивать скандал, извинилась, нежно улыбнулась и продолжила легко и уверенно лгать.
Гейб спал с другими женщинами. И теперь Майя либо изменяла ему, либо хотела, чтобы он так подумал. А у него в голове вертелась единственная мысль:
«Это ты все начала, сука!»
С тех пор она неизменно ночевала дома, но в течение дня, когда он находился в офисе «Вискайи», и даже после работы часто не отвечала на его звонки по сотовому телефону. Иногда он возвращался домой в шесть или семь вечера, но Майя еще где-то гуляла. Сначала Гейб задавал вопросы, но она улыбалась и все отрицала.
Гейб решил, что сегодня положит этому конец.
Он сказал Майе, что Фрэнк Эспер вызвал его в офис «Вискайи». Скорее всего, она не поверила. Он и прежде множество раз говорил, что у него деловые встречи, а сам отправлялся в «Синко». Мысль о клубе заставила Гейба вспомнить о Серафине, красотке, с которой он флиртовал, когда Майя поймала его месяц назад. Серафина была потрясающей женщиной, и Гейб всякий раз испытывал грусть, когда думал об этой упущенной возможности, вспоминал ее соблазнительную улыбку и изумительный аромат. Но сегодня он решил не ходить в «Синко».
Вечером в пятницу Гейб вернулся домой и застал жену в душе. Она что-то мурлыкала себе под нос, погрузившись в краткий миг блаженства. Постель была в жутком беспорядке. Майя вышла из душа и принялась вытирать волосы, продолжая напевать. Прошло больше двух месяцев с тех пор, как Гейб в последний раз видел жену обнаженной, и его захлестнула волна желания.
Майя повернулась, увидела, что он смотрит на нее, и на ее лице тотчас появилась та самая улыбка, которая вызывала у Гейба ярость. Впрочем, миг, прошедший между моментом, проведенным ею в одиночестве, и этой улыбкой, не остался для Гейба незамеченным. В ее глазах он прочитал совсем другое чувство. Испуг.
Тогда его подозрения превратились в уверенность. Прежде он еще мог поверить, что Майя лишь делает вид, будто у нее роман, чтобы помучить мужа и отомстить ему. Но страх во взгляде выдал ее. Гейб не стал спрашивать, зачем она так поздно принимает душ и почему постель в беспорядке. Она наверняка сочинила бы историю про головную боль, сказав, что неожиданно заснула. Он слышал эти сказки прежде.
