чтобы попрощаться с умирающей подругой. О Пэт Барроу, бегущей от своих печалей. О двадцати членах экипажа, которым надо выплачивать ипотеку и кормить детей. Нужда, необходимость – понятия относительные.
– А зачем вы тогда оказались в самолете?
По салону проносится громкий возглас изумления, когда все поворачиваются, выискивая глазами задавшего этот вопрос.
– Дуг, не надо! – Джинни вцепляется в жениха, жестикулирующего с задором пьяницы в субботней вечерней комедии положений.
– Изобретатель электрической лампочки работал при свечах, – отвечает Миссури, явно приятно удивленная, нежели раздраженная подобным дерзким выпадом. – Создатель автомобиля передвигался верхом или в конной повозке. Те из нас, кто трудится во имя лучшего будущего, должны использовать имеющийся в нашем распоряжении инструментарий, чтобы открыть новые технологии.
– Почему мы еще не разбились? Вот что мне хочется знать! – раздается истерический голос из кресла с противоположной стороны салона, и каждое новое слово выкрикивается визгливее предыдущего: – Если мы все погибнем, так давайте уж поскорее! Я не вынесу этого, не вынесу!
– Кто-нибудь, заткните ей рот, – произносит Дерек Треспасс. – Вы ее услышали – если мы подчинимся, никто не пострадает.
– У нее же бомба!
По салону прокатывается очередная волна страха. Я гляжу на похожую на куколку Замбези и замечаю играющую в уголках ее губ улыбку. Она наслаждается происходящим.
Миссури поднимает руку, и все мы умолкаем.
– Мы подготовили заявление, которое через несколько минут должно появиться в соцсетях. Помимо прочего, мы просим правительство поставить своей главной целью к 2030 году сократить до нуля углеродосодержащие выбросы и установить штрафы для авиакомпаний, не способных приложить целенаправленные усилия к использованию возобновляемых источников энергии.
Пассажир в кресле 2D, длинноногий мужчина, что подбадривал меня, подается вперед, положив руки на колени. В отличие от других пассажиров с перекошенными от ужаса лицами он спокойно слушает Миссури. Я толкаю Франческу локтем и резко киваю в его сторону, пока она не проследила за моим взглядом.
Амазонка, Миссури, Замбези, а теперь вот и мужчина в кресле 2D. Сейчас их четверо. Сколько же их еще? Есть ли они в хвостовой части самолета, в экономклассе? Внезапная мысль бьет меня, точно обухом по голове: а есть ли они среди членов экипажа?
– Мы берем в заложники всего несколько сотен людей, – продолжает Миссури. – В руках наших политиков будущее всего мира.
В другой части салона Эрик сделал несколько движений. Когда я последний раз смотрела в его сторону, он стоял рядом с Кармелой, но теперь Эрик на несколько рядов ближе к кухне, чем раньше. Замбези поглощена речью Миссури, а Эрик, в свою очередь, не спускает глаз с Замбези. Я вижу, как он снова движется – вперед одну ногу, затем другую, так медленно, что можно и не заметить. Я стараюсь не дышать.
– Мы продолжим оставаться в воздухе, пока правительство не согласится на наши требования, или… – делает паузу Миссури. – Пока у нас не закончится горючее.
Следует недолгое молчание, пока наше коллективное воображение в полной степени представляет ужас подобной угрозы. Прежде чем кто-либо успевает раскрыть рот, Миссури произносит:
– Я ничуть не сомневаюсь, что мы достигнем своей цели. Умышленно приговорить к смерти сотни граждан своей страны равносильно политическому краху, как вам кажется? – Ответа на вопрос она, похоже, и не ждет. – Тем временем вам остается лишь подчиняться нашим требованиям.
Эрик снова движется. Медленно, очень медленно. Он что – пятый? Я вспоминаю, как Эрик задернул штору около своей койки во время отдыха, отказавшись посплетничать и немного поиграть с коллегами. Сказал, что хочет спать. Вдруг ему было что скрывать?
– А если мы не подчинимся? – раздается голос Дерека Треспасса.
Миссури поднимает руку, и рукав ее джемпера опускается до локтя. Провода и служат ему ответом. Жена Джейми Кроуфорда принимается плакать, и от ее громких причитаний все нервно глядят то на нее, то на Миссури. А если этот взрыв эмоций спровоцирует угонщиков на конкретные действия? Я замечаю внезапное движение в сторону кухни. Это Эрик несется вперед и хватает Замбези, резко заворачивая ей руку за спину. Салон оглашается воплями и визгом, Кармела бежит вперед, голос ее звенит, перекрывая шум:
– Эрик, нет, из-за тебя мы погибнем!
Все вскакивают с мест, орут, кричат и разбегаются в разные стороны. Миссури несется сквозь кухню и появляется за спиной Замбези, сцепившись с Эриком. Кармела тянет его за руку, у нее уже истерика, и над всем этим слышится оглушительный плач младенца Лахлана. Я мчусь по салону самым коротким путем, карабкаясь по спинкам кресел, не соображая, что стану делать, добравшись туда; не понимая, кто где и куда все разбегаются. Сознаю лишь одно – кто-нибудь пострадает, если они…
Столько крови я никогда в жизни не видела.
Она бьет фонтаном, описывая широкую дугу над креслами и оставляя алую полосу на стене. Кто-то визжит, не переставая и не переводя дыхание. Мужчина с ухоженной бородой и в забрызганных кровью очках кричит:
– Помогите мне уложить ее на пол!
Его серая спортивная фуфайка буквально пропитана кровью, руки сдавливают рану, которая не закроется, как бы он ни старался ее зажать. И отовсюду вопли. Дикие вопли.
Кармела. Двадцать два года. Голова, полная мыслей о стенах и диванах с розовой бархатной обивкой, об отелях с широко раскинувшимися пляжами и о бойфренде, который работает в Сити. На высоте девять с половиной тысяч метров кровь толчками выплескивается из нее между пальцами совершенно незнакомого человека, а в ее шею по самую рукоятку вогнан штопор.
Глава тридцатая
Пассажир 1G
Вы должны уяснить одну простую вещь – я никогда не хотел никому причинять вреда. Но, как говорится, нельзя приготовить омлет, не разбив яиц. Порой насилие – единственный понятный людям язык.
Штопор являлся своего рода подстраховкой: требовалось подручное оружие, более оперативное и целенаправленное, чем угроза взрыва бомбы. Я сунул его в карман, когда прогулялся по салону, чтобы полюбоваться баром. У меня не было конкретной идеи, как я его использую, и я обрадовался, что штопор оказался кстати, когда заметил попытки экипажа сорвать мой план. Металл проткнул горло девушки с хлюпаньем, доставившим мне некое странное удовольствие. Первая взятая мною человеческая жизнь. Кровь на моих руках.
Ее смерть стала прискорбным событием, как и любая смерть, но из всех летевших тем самолетом, более всего, конечно, виноваты члены экипажа. Вообразите, какой вселенский фурор произведет заявление о том, что пилоты и бортпроводники отказываются летать? Если они потребуют снижения выбросов вредных веществ и использования возобновляемых источников энергии?
Индейки ведь не голосуют за празднование Дня благодарения, верно?
Девушка стала жертвой, как и мужчина, занимавший кресло 1J, который погиб для того, чтобы Майна осознала важность и серьезность наших требований. Он
