Таким образом была организована утечка преддуэльных писем Пушкина, среди которых находилось и письмо от 26 января 1837 года к Геккерну.
Следует помнить, что подлинника письма к Геккерну у исследователей нет. Барон забрал его, покидая Россию. В архиве потомков Геккерна оно не обнаружено. Таким образом, сличить тексты возможности нет. Это давало Третьему отделению свободу маневра, позволяющего внести в текст копии нужные изменения. Но эти изменения должны были быть написаны почерком Пушкина!
В распоряжении тайной полиции имелась служба, которая занималась фальшивыми ассигнациями, монетами, штемпелями и документами. А это значит, что в состав её должны были входить мастера по подделке документов и почерков.
Образцы почерка Пушкина у Третьего отделения имелись в изобилии. Только графу Бенкендорфу он написал 58 писем.
И ещё один момент. Не мог ли П.И. Миллер сочетать любовь к Пушкину с сознательным участием в акции Третьего отделения против него? Конечно, ответить сейчас на этот вопрос не представляется возможным. Можно только предположить сценарий вовлечения Миллера в оперативную разработку Пушкина. Перед поступлением на службу Третье отделение должно было собрать все сведения, касающиеся жизни и интересов П.И. Миллера1. При этом не могло быть не замечено, что кандидат поддерживает близкие дружественные отношения с поднадзорным А.С. Пушкиным. А мы знаем, что тайная полиция почти двадцать лет вела за поэтом наблюдение. Большое количество секретных сотрудников, находившихся в окружении поэта и даже в его доме, позволяло перепроверять и анализировать их данные.
Контакты Миллера с Пушкиным после поступления Павла Ивановича на службу в Третье отделение продолжались и, конечно, были замечены секретными агентами. Бенкендорф не мог не воспользоваться таким случаем. После "потери" копии письма Пушкина к жене должна была быть проведена служебная проверка по факту исчезновения секретного документа. Проверка могла выявить роль в похищении секретных документов П.И. Миллера.
Следующий ход: запугать молодого человека и принудить выполнять поручения Бенкендорфа. Совесть легко можно было усыпить рассуждениями о том, что ему ничего нового делать не придется. Он, как и раньше, будет изымать пушкинские документы. Миллер передавал документы П.А. Вяземскому, а агентура должна была установить, как эти документы распространяются. Конечно, придется докладывать о своих контактах с Пушкиным начальству, но знать об этом никто не будет, ибо докладывать придется самому Бенкендорфу, а он очень ценит Пушкина и обязан охранять его от дурного влияния "революционной партии".
Именно Третье отделение после смерти А.С. Пушкина активно распространяло слухи о том, что покойный поэт являлся вождем революционной партии.
Эти слухи нашли отражение даже в письме барона Геккерна своему министру иностранных дел Верстолку от 02(14) февраля 1837 года.
"Смерть Пушкина, - писал Геккерн, - открыла, по крайней мере, власти существование целой партии, главой которой он был, может быть, исключительно благодаря своему таланту, в высшей степени народному. Эту партию можно назвать реформаторской: этим названием пользуются сами её члены. Если вспомнить, что Пушкин был замешан в событиях, предшествовавших 1825 году, то можно заключить, что такое предположение не лишено оснований".
Было бы неосторожно отрицать полностью наличие в России оппозиции николаевскому режиму. Конечно, организационно оппозиция вряд ли могла быть оформлена в партию, но наличие определенной целенаправленной работы по созданию такой партии подтверждается фактами.
В 1906 году журнал "Всемирный вестник" опубликовал в бесплатном приложении архивные материалы Третьего отделения. Среди них под № 104 по делам I экспедиции проходила "безыменная записка" поступившая в Третье отделение в марте 1848 года1.
Автор записки, скрывшийся под псевдонимом "Истый Русский", фактически угрожает правительству и императору революцией. Интересно, что получателем записки автор определил начальника Третьего отделения князя А.Ф. Орлова, который обязательно должен был доложить о ней императору. Вот что пишет автор записки: "Орлов! Ты хвалишься дружбою к Николаю! Скажи ему, что ежели не хочет он, чтобы Царствование его заключилось позором, - пусть предупредит у нас ужасную грозу, которая поучительно поднялась с Запада Европы, - пусть вникнет в действия своих обаятелей, кромешников, подлых министров - пусть преклонит слух свой к воплю обиженных, угнетенных и, следовательно, раздраженных противу властей..."
Автор уверен, что конец монархии в России неизбежен, а любые советы, которые он дает в начале записки, просто риторика. "Начинается борьба, заключает он, - страшная, великая: но давно и глубоко обдуманная..."
Последняя фраза настораживает. Если "борьба" давно и глубоко обдумана, то сделать это могла лишь некая организация.
Мог ли Пушкин принадлежать к числу её членов? Скорей всего, что нет. Вопрос должен ставиться иначе: могли ли члены тайной организации использовать творчество Пушкина в своих революционных целях? Конечно! Не только могли, но и реально использовали. Идеологизация творчества Пушкина, особенно его ранних произведений, продолжалась вплоть до распада СССР.
Любые выводы будут предположительными, пока мы не убедимся, что данная копия написана рукою А.С. Пушкина. Пришлось обратиться к ученым. В середине сентября 2001 года я переступил порог Института судебной экспертизы имени Н.С. Бокариуса.
Если бы только знать заранее, что меня ожидало за этим порогом!
Для сравнения я предложил факсимиле писем А.С. Пушкина, опубликованные в различных академических изданиях.
Почерковедческую экспертизу проводила эксперт Татьяна Викторовна Сохранич. Меня интересовал только один вопрос: написано ли письмо, находящееся у меня, рукою Пушкина?
Ждать пришлось долго. Десятки раз входил я в скромный подъезд, где между окошком канцелярии и дежурным милиционером уютно расположился бронзовый бюст основателя института Николая Сергеевича Бокариуса.
Мир тем временем рушился. Уже рухнули, заживо похоронив тысячи людей, небоскребы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Уже раскололся мир человека, подтверждая пророчество Нострадамуса. А я продолжаю заниматься Александром Сергеевичем Пушкиным.
Из разговора с сотрудниками института я узнал, что автографы Пушкина уже находились здесь на экспертизе. Однажды мне показали картонную папку с маленьким клочком бумаги в углу, на котором с сокращениями было написано: "Карт № 33. Фотокопия письма А.С. Пушкина (1810 г.). Тема № 1 КЦП НИР. Задание 3, 4, 6, русск. яз. устар. ф. степ. выраб. - высокая, истор. ценн. Зак. № 82 за 1978 г."
Не могу понять - это наказание или благодарность? Что мне дальше делать? Ошибиться в этом случае нельзя!!
Вспомнил слова одной знакомой: "Он хочет, чтоб вы это написали".
Почему именно в Харькове оказались письма Пушкина? В моем распоряжении оказалось самое раннее из известных писем Пушкина (фотокопия) и самое последнее из писем, написанных А.С. Пушкиным в жизни (пускай даже это копия, что пока не доказано).
Следовало посмотреть внимательно на харьковские связи Пушкина. Здесь, в уездном городе Изюме, жили его лицейские товарищи Иван Васильевич Малиновский и Владимир Дмитриевич Вольховский. В самом Харькове проживала в это время семья Карла Карловича Данзаса, который приходился родным братом Константину Карловичу Данзасу.
Между братьями Данзас должна была существовать переписка. Возможно, её ещё можно найти, но необходимо больше узнать о семье и самом Карле Карловиче Данзасе.
Он был младшим сыном французского эмигранта Карла Данзаса. Единственным источником о харьковских Данзасах стала книга диакона Василия (ЧСВ) "Леонид Федоров. Жизнь и деятельность". Мне досталась ксерокопия этой редкой книги, вышедшей впервые в Риме.
История харьковских Данзасов дана вкратце, но одна представительница этого рода, Юлия Николаевна Данзас, стала одним из главных действующих лиц этой книги.
Диакон Василий пишет о Данзасах следующее: "Юлия Николаевна Данзас родилась 9 мая 1879 г. в Афинах, где её отец, Николай Карлович, был поверенным в делах русского правительства. Николай Карлович был внук французского эмигранта, Карла Данзаса, второй сын которого, Константин, был товарищем Пушкина по лицею и впоследствии его секундантом. Третий сын, Карл, харьковский губернатор, через брак с Ю.В. Зарудной стал богатым помещиком Харьковской губернии; его единственным сыном был Николай, отец Юлии Николаевны".
Следует сделать небольшое уточнение. Карл Карлович Данзас служил не губернатором Харькова, а вице-губернатором с 1843 по 1855 год.
"Мать Юлии Николаевны, Ефросинья Эммануиловна, урожденная Аргиропуло, была из византийского рода, происходившего по прямой линии от императора Романа Аргира (ХI в.), - продолжает диакон Василий, - женившегося на последней представительнице Македонской династии - императрице Зое. После объявления независимости Греции одна ветвь этого рода приняла греческое подданство, другая - русское; из последней происходила мать Юлии Николаевны. Она была строго воспитанная светская дама, ничем особенным не отличалась, жила исключительно для мужа и семьи, но влияния на детей почти не имела.
