Рената не выдержала и расхохоталась. Кругленький Николаша наверняка был отличным исполнителем этой роли любителя варенья и печенья.
Он не обиделся, а с удовольствием посмеялся вместе с ней.
– А Алексей Андреевич кого играл? – спросила Рената, насмеявшись.
Правда, она тут же вспомнила, что Иринин брат открестился от участия в домашнем театре.
– Кибальчиша, кого ж еще, – сказал Николаша.
Почему Алексей Андреевич не желает об этом вспоминать, Рената интересоваться не стала.
– Я и правда прилягу, если Ирина будет не против, – сказала она. – А ты потанцуй.
– Иринка-то? Конечно, не против будет, можно и не спрашивать.
Николаша отвел Ренату в Иринину спальню, которая была отделена от бальной залы узким коридорчиком. Ренатина усталость усиливалась так быстро, что она с трудом добрела до кушетки, даже не успев рассмотреть эту комнату. Да, впрочем, это ей все равно не удалось бы: свет здесь не был включен, только лежали на полу голубоватые полосы от фонарей за окном.
– Спасибо, Николаша… – пробормотала она, засыпая. – Что же это я вдруг… Иди, иди танцуй…
Музыка звучала у нее в ушах все тише, а потом и вовсе затихла – Рената вплыла в сон. Это был неглубокий, но какой-то очень ясный и счастливый сон, хотя ничего определенного ей не снилось, и даже почему-то не снился Винсент, а ведь ощущение ясности и счастья было связано в последнее время только с ним… А вот теперь его не было, но счастье было, и Рената плыла в нем, как в теплой реке, плыла, как колокольный звон плыл из-за этой реки к сосновому холму, и было ей ужасно хорошо…
Только холодно. Холод она чувствовала отчетливо, но избавиться от него было невозможно: ее словно заворожило – она не могла пошевелиться и тем более не могла встать, чтобы найти какое-нибудь одеяло.
«Как жаль, – думала во сне Рената. – Если бы не холод, я плыла бы так и плыла…»
И вдруг она почувствовала, что холод исчез. На нее опустилось что-то легкое, но очень теплое и накрыло ее всю. Так, наверное, сосновый холм был накрыт снежной шапкой. Потом кто-то коснулся ее щеки жестковатой, но теплой ладонью. Рената улыбнулась, не просыпаясь.
«Какой Николаша догадливый, – проплыло у нее в голове. – Понял, что я замерзла…»
И тут все, что можно было бы считать мыслями, исчезло из ее сознания совершенно, и сон ее стал глубоким.
Глава 15
Ренате показалось, что она проспала целую ночь, что Рождество давно кончилось и наступило утро. Она подумала об этом сразу, как только открыла глаза. Даже короткого привыкания к действительности не понадобилось, сознание сразу стало ясным.
Но за окном по-прежнему стояла тьма, разрываемая лишь узкими лучами фонарей, и танцевальная музыка за стенами звучала по-прежнему громко.
«Я что, совсем недолго спала? – удивленно подумала Рената. – А как отдохнула хорошо!»
И тут же выяснилось, что все это она не подумала, а произнесла вслух.
– Зимой здесь вообще хорошо спится, особенно почему-то на Рождество, – услышала она. – Да и летом тоже.
Охнув от неожиданности, Рената обернулась на голос. В углу комнаты, в кресле, темнела мужская фигура.
– Не пугайтесь, – спокойно произнес этот человек. – Вам вредно. Да и кого бояться? Черти-лешие здесь не водятся.
– Господи, Алексей, как же вы меня в самом деле напугали! – укоризненно сказала Рената.
Сначала она узнала его по голосу, точнее, по холодноватому тону, который трудно было спутать с чьим-то другим, а потом глаза привыкли, и темнота комнаты стала не темнотой уже, а всего лишь полумраком. В этом полумраке отчетливо обрисовывалась его высокая фигура, которую тоже трудно было не узнать.
– Извините, – сказал он. – Принести воды?
– Нет, спасибо, – отказалась Рената. – Не до обморока же я все-таки испугалась. А как там Тина? – спохватилась она.
– Ваша подопечная? Ничего – веселится, счастлива. Виталька приехал, тоже на седьмом небе от счастья. Не беспокойтесь.
– Спасибо, – улыбнулась в полумраке Рената.
– За что? – удивился Дежнев.
– За исчерпывающую информацию.
Рената села на кушетке и огляделась. Обстановка комнаты была очень простая, даже непримечательная, и многие предметы этой обстановки, как и говорил Николаша, были покрыты пестрыми деревенскими коврами, связанными из тряпочек. В углу стоял трельяж. Его зеркало поблескивало тайным глубоким блеском. Рената увидела в этом зеркале, в этой тайной глубине себя и Алексея. Она сидела на кушетке и смотрела на него снизу вверх, а он уже поднялся из кресла и теперь стоял напротив нее, чуть склонив голову, и разглядывал ее сверху вниз. Ей стало неловко под его внимательным взглядом.
«Растрепанная, наверное», – подумала Рената, машинально проводя ладонью по голове.
– Вы в самом деле из Петербурга приехали? – спросил Дежнев.
– Да, – кивнула она. – А что в этом удивительного? Вы так спрашиваете, будто я приехала с Марса.
– Да просто вы не похожи на тех петербуржцев, которые склонны перебираться в Москву.
– Какие же особые приметы есть у таких петербуржцев? – усмехнулась Рената.
– Они лишены этой вашей всеобщей петербургской заторможенности.
– Ну конечно, – сердито заметила она, – ваша лихорадочная московская спешка неизвестно куда гораздо приятнее.
– Я не сказал, что она приятнее. Но она, безусловно, эффективнее. Рабочий вопрос, который я в Москве могу решить за полчаса, в вашем Питере потребует трех бессмысленных дней, в течение которых аборигены будут бросать на тебя насмешливые взгляды и всячески демонстрировать тебе, что ты дикарь, который из-за своих непомерных амбиций неизвестно чего требует от цивилизованных и высокодуховных людей.
– Аборигены?! – возмутилась Рената.
Это слово показалось ей таким оскорбительным, что она даже покраснела. Хорошо, что это было незаметно в полумраке: не хотелось бы вызвать усмешку у этого неприятного человека.
– А что особенного в таком определении? – пожал плечами он. – Оно используется всего лишь для обозначения местных жителей. Принести словарь, чтобы вы убедились?
– Спасибо, обойдусь.
От возмущения Ренате стало жарко, и она сердито сбросила с себя одеяло.
– Ну-ну, – сказал Дежнев. – Не так резко. А то родите еще. Кто будет роды принимать?
– Да уж не вы, не волнуйтесь.
– Меня трудно взволновать.
– Это я уже заметила.
– Вы наблюдательны.
Неизвестно, чем закончилась бы эта словесная пикировка, если бы тишина на улице не взорвалась вдруг криками и громкими хлопками. И сразу небо за окном расцветилось огнями петард. Они взлетали то одна за другой, то целыми снопами сразу, их хлопки превратились в сплошную канонаду!
