Сами британские офицеры жили в теплых домах; один из военачальников, лорд Кардиган, и вовсе ночевал на собственной яхте с паровым двигателем. Пока старшие чины наслаждались изысканными винами, простым солдатам приходилось пить воду из луж. Армейское командование поглощало сыры, ветчину, фрукты и шоколад, рядовые обходились солониной и черствым хлебом. В армии свирепствовали цинга и холера. От голода, холода и болезней умерло больше солдат, чем от ран, полученных в бою.
На примере трагической атаки легкой кавалерии Рассел показал всю бездарность британского командования. Лорд Реглан приказал кавалерийской бригаде штурмовать позиции русской артиллерии, забыв уточнить, какие именно позиции он имеет в виду. Получившие приказ офицеры, вместо того чтобы потребовать объяснений, заспорили между собой. В результате кавалерия пошла в атаку на хорошо укрепленную батарею противника и попала под ужасающий перекрестный огонь. Погибли или были ранены двести сорок пять бойцов, еще шестьдесят попали в плен, бригада потеряла триста сорок пять лошадей.
Благодаря телеграфу гневные разоблачения Рассела с рекордной скоростью добирались до британских читателей и вызывали немедленный отклик, а яркие, образные обороты речи лишь усиливали впечатление. В одном из своих репортажей он описал, как русская кавалерия мчалась к «тонкой красной полоске, ощетинившейся сталью»[17], и с тех пор выражение «тонкая красная линия» стало синонимом доблести британских солдат.
Эмили шагнула вперед и пожала руку Рассела:
– Для меня большая честь встретиться с вами, сэр. Вы сделали доброе дело, рассказав о том, как Флоренс Найтингейл старалась облегчить страдания раненых на войне.
– Боюсь, я сделал недостаточно, – ответил Рассел, отводя взгляд. – Новое правительство, несомненно, продолжит войну, но, надеюсь, у него хватит мудрости навести порядок в армии. Поскольку при нынешней организации и дисциплине мы обречены на поражение. Через несколько дней я отправляюсь обратно в Крым. Возможно, если я стану писать лучше, мои слова произведут больший эффект.
– Вы и так хорошо пишете, сэр.
Рассел кивком поблагодарил девушку и подошел к кровати.
Доктор Сноу отключил подачу хлороформа. Полковник Траск прикрыл глаза, но тело его ничуть не расслабилось.
– Он выглядит таким же измученным, каким был в Крыму, – заметил Рассел.
– Только теперь его мучают новые ужасы, – добавила Эмили.
– Так мне и объяснил ваш отец. Вероятно, обнаружив трупы своей невесты и ее родителей, полковник снова почувствовал себя на поле битвы.
– Мистер Рассел, вам приходилось во время войны сталкиваться с подобным параличом?
– Довольно часто. Те лишения, которые приходится выносить нашим солдатам, тот страх, что охватывает их в преддверии нового боя, – все это способно загнать в ступор даже самого храброго человека. Но я никак не ожидал такой реакции от полковника Траска. Его считали образцом для подражания.
Доктор Сноу отнял чашечку стетоскопа от груди полковника:
– Сердце продолжает биться с прежней бешеной частотой.
– Возможно, ему поможет лауданум, – предложил Де Квинси.
– Нет, отец! – воскликнула Эмили.
– Я согласен с вашей дочерью. Сочетание лауданума с хлороформом может убить его. В любом случае пусть кто-нибудь посидит с ним, – посоветовал доктор Сноу. – Я вернусь утром.
– Мистер Рассел, знакомое лицо может оказать именно ту поддержку, которая ему необходима. Не согласитесь ли вы подождать вместе со мной в соседней комнате, пока он проснется? – попросил Де Квинси.
– Для такого человека, как полковник, я сделаю все, что в моих силах.
– Прошу и вас тоже остаться, Джозеф, – сказала Эмили. – Мне нужно кое о чем вас спросить.
Беккер в равной степени удивился и самой просьбе, и дружескому обращению, которое привлекло внимание всех присутствующих, за исключением отца Эмили.
– Хорошо, – смущенно ответил сержант.
– Кричат оттуда! – определил Райан.
В свете покачивающихся в руках констеблей фонарей он двинулся вперед по затянутому туманом лабиринту Севен-Дайлс.
Крики сэра Уолтера становились все отчаянней.
Райан рванулся в переулок, настолько узкий, что инспектор задевал плечами стены. Он нагнул голову, чтобы не удариться о выступ, затем пролез под балку, что подпирала накренившуюся и грозившую вскоре рухнуть стену.
Крики затихли.
– В жизни не видал, чтоб сюда забралось сразу столько бобби.
Раздавшийся рядом голос заставил Райана вздрогнуть.
– Посмотрим, сколько их выберется назад живыми, – ответил из темноты другой голос. – Передний похож на того молодчика, что поймал меня в прошлом году.
– Пальтишко у него, видать, тепленькое.
Инспектор услышал вдали какой-то шорох.
– Здесь! – указал констебль.
Райан взбежал по ступенькам и пнул ногой дверь, настолько прогнившую, что она разлетелась в щепки от его удара. В темноте показалось, что лежащий на полу человек отбивается от стаи бешеных собак.
Но то были не собаки.
Райан бросился в схватку. Констебли заработали дубинками. Инспектор выхватил из клубка тел оборванного мужчину, затем обезумевшего от ярости мальчишку, следом за ним – бешено рычащую женщину.
Наконец полицейские фонари осветили сжавшегося от страха сэра Уолтера. Он остался без ботинок, сюртука и жилета; лицо было расцарапано до крови.
– Их там становится все больше! – предупредил констебль, стоявший у двери. – Мы можем выйти по этому переулку. Только поторопитесь!
Когда Райан подошел к сэру Уолтеру, тот всхлипнул, вероятно приняв инспектора за еще одного грабителя. Набалдашник лежавшей рядом трости был испачкан кровью, подтверждая, что ее владелец, по крайней мере, защищался.
«Задержите сэра Уолтера! Он пытался убить меня тростью!» – вспомнил Райан крик джентльмена, показавшегося на верхней площадке лестницы клуба.
«Где еще Камберленд мог использовать это орудие?» – подумал инспектор.
Он схватил сэра Уолтера за локоть и потащил к выходу, но тут же остановился, когда у него над головой в стену полетел булыжник.
Раздался грохот.
– Они выдернули подпорку, и стена рухнула! – крикнул констебль. – Переулок завалило обломками!
– Перебирайтесь через них! – приказал Райан.
Следующий камень угодил ему в плечо, но инспектор уже не обращал внимания ни на какую боль, хотя, преследуя сэра Уолтера, растревожил рану на животе. Райан вскарабкался на груду обломков рухнувшей стены; мерцающие полицейские фонари показывали ему дорогу.
– Быстрее! – крикнул Райан сэру Уолтеру, которого неудержимо трясло от страха.
В них полетели новые камни.
– Вы гоните нас отовсюду, – прошипел чей-то голос, – но здесь мы хозяева! Теперь мы прогоним вас!
– Отдавайте свои шиллинги и фунты!
– Отдавайте все, что у вас есть!
Таща за собой левой рукой сэра Уолтера, Райан крепко сжимал в правой трость, хотя ему больше хотелось прижать ладонь к ране на животе.
С оглушающим звоном за спиной упала балка, пролетев так близко, что инспектора обдало ветром. Преследователи взобрались на крыши и швыряли оттуда все, что попадалось под руку. Кирпичи, осколки черепицы и даже дохлые крысы сыпались сверху непрерывным потоком.
Райан разглядел в темноте небольшую нишу с дверью. Стиснув зубы от боли в животе, инспектор пнул ее ногой и с облегчением услышал лязг отлетевшего засова.
– Сюда! – крикнул он, заталкивая сэра Уолтера в открывшийся проход.
Констебли ринулись вслед за ними. Фонари осветили лица каких-то людей, настолько привыкших к темноте, что яркий свет ослепил их и они прикрыли глаза руками.
Райан потащил сэра Уолтера через загроможденную всяким хламом прихожую, чудом не провалился в отверстие в полу, затем высадил плечом другую дверь и выбрался в соседний переулок.
Проход между кучами мусора постепенно становился свободнее. Получив еще раз камнем в спину, инспектор проскочил в арку и выбежал на широкую улицу. Булыжники, кирпичи и куски черепицы теперь грохотали далеко позади.
Сэр Уолтер опустился на землю, прислонившись спиной к стене. Рядом с ним сел и сам Райан, все еще сжимая трость Камберленда.
Констебли тяжело дышали.
– Инспектор, у вас все пальто в крови, – сказал один из них.
Де Квинси, Рассел и швейцар вышли из спальни. Эмили поправила одеяло на полковнике Траске, пригасила лампу и села на стул. Глаза у нее сияли даже в полумраке.
Беккер, по ее просьбе оставшийся в комнате, нерешительно сел напротив Эмили.
– Джозеф, я хочу расспросить вас о Ньюгейтской тюрьме, – начала она.
– Неприятная тема для разговора.
– Разумеется. Просмотрев архивные документы, вы сообщили Шону, комиссару Мэйну и моему отцу, о чем там говорилось. Вы рассказали, как тринадцатилетняя сестра того мальчика задушила свою младшую сестренку и больную мать, а затем повесилась сама. Выражение вашего лица подсказало мне, что причина такого поступка была ужасающей. Пожалуйста, расскажите мне все уже известное остальным.
