Де Квинси наконец покинул комнату.
Когда полковник закрыл за ним дверь, Де Квинси посмотрел на Эмили, вытирающую кровь с раны Райана, а затем подошел к швейцару:
– У вас есть ключ от двери в спальню?
– Есть. Вот здесь, на связке.
– Заприте ее.
– Запереть?
– А мы тем временем позовем констеблей.
– Вы хотите арестовать полковника? – изумленно спросил швейцар.
– Я не могу доказать, что он и есть тот ирландский мальчик, который пятнадцать лет назад просил помощи у королевы. Но по крайней мере, я помешаю ему сейчас убить ее величество.
– Вы сами не понимаете, что говорите, – проворчал швейцар.
– Лорд Палмерстон частенько придерживался такого же мнения. Прошу вас, заприте дверь.
– Полковник Траск – мой друг и работодатель. Я не могу так поступить.
Из-за двери послышался тихий скрежет. Они одновременно оглянулись. Ошибиться было невозможно: кто-то осторожно задвинул засов.
Де Квинси подбежал к двери:
– Полковник Траск, с вами все в порядке?
Ответа не последовало.
Де Квинси постучал в дверь:
– Полковник Траск!
– Взломайте дверь! – распорядился Райан, пытаясь сесть.
– Шон, лежите смирно! – запротестовала Эмили.
Беккер подошел к двери и навалился на нее плечом. Однако крепкая дубовая створка лишь чуть прогнулась.
– Давайте оставим его в покое, раз он так хочет, – предложил Беккер. – Он же никуда оттуда не денется.
– Возможно, он попытается покончить с собой, – объяснил Де Квинси.
– С какой стати полковник должен покончить с собой? – возмутился швейцар.
– Я слышал ваши обвинения, – вмешался Уильям Рассел. – С журналистской точки зрения они основаны на простом совпадении.
– Мистер Рассел, вам приходилось видеть картины, на которых появляется одно изображение, если взглянуть на них слева, и совсем другое – если посмотреть справа?
– На выставке в Хрустальном дворце. Когда я стоял с одной стороны от картины, там была улыбающаяся женщина, а когда встал с другой, на картине появился хмурый мужчина.
– Кто из них был настоящим? – спросил Де Квинси.
– Оба. В зависимости от того, откуда смотреть.
– Иммануил Кант одобрил бы ваше заключение. А теперь прошу вас вернуться к событиям Крымской войны, о которых вы мне так любезно рассказали. Армейское командование выяснило, что вы тайно посылаете в «Таймс» репортажи о войне. Офицерам запретили разговаривать с вами, а кораблям – принимать от вас корреспонденцию для отправки на турецкий берег, откуда она могла попасть по телеграфу в Англию.
– Так все и было, – согласился Рассел.
– Полковник Траск предложил переправлять ваши репортажи на своем личном судне, которое – и это произвело на вас особенно благоприятное впечатление – привозило обратно продукты, одежду и палатки для наших солдат.
– Он проявил удивительную щедрость.
– Затем он обеспечил вас удобным и безопасным местом, откуда вы наблюдали за ходом сражений, где он показал себя героем.
– К чему вы клоните?
– Я пока не знаю, как тот ирландский мальчик превратился через пятнадцать лет в человека, находящегося сейчас за дверью. Но я понимаю, как ему удалось войти в близкое окружение королевы. По прибытии в Крым лже-Траск сразу же разыскал вас. Он превратил вас в своего союзника. Позаботился, чтобы вы стали свидетелем его подвигов, включая спасение кузена королевы. Без вас ни единая душа в Англии не узнала бы о его храбрости. Без ваших репортажей его никогда не посвятили бы в рыцари и не пригласили на прием к королеве. Без той информации, которую он вам предоставил, британское правительство не подало бы в отставку.
– Но вы не сможете доказать ничего из сказанного!
– Тогда, в церкви, эффектное появление полковника отвлекло внимание всех прихожан, и никто не заметил, как тело леди Косгроув разместили в ее молельне. Вчера вечером полковник планировал еще один обман. Отправившись в Уотфорд, чтобы встретиться с женой, он хотел добиться лишь одного: чтобы никто – и в первую очередь сама Кэтрин – не заподозрил его в причастности к кровавой расправе, учиненной над ее родителями членами «Молодой Англии» – тайного общества, которое он же и организовал. Вот почему убийство Кэтрин вышло таким грубым. Люди, которых он послал в дом Грантвудов, не ожидали встретить ее там. Они не знали, как поступить, но не могли оставить свидетеля в живых, поэтому погнались за ней по лестнице, настигли и били до тех пор, пока она не перестала кричать.
– Отец, – с упреком произнесла Эмили.
– Прости, дорогая. После содеянного с Кэтрин приспешники полковника слишком разволновались и не смогли расположить тела ее родителей правильным образом. Записки с названиями «Молодой Англии» и «Молодой Ирландии», а также с именем Уильяма Гамильтона – четвертого из тех, кто стрелял в королеву, – торопливо засунули в карманы, вместо того чтобы разместить их с нужным эффектом. Убийцы сработали так неуклюже, потому что сценарий поменялся. Вернее, для такого поворота сценария и вовсе не было, и убийцы сбежали с места преступления со всех ног. – Де Квинси повернулся к двери. – Скажите, полковник, вы действительно любили Кэтрин Грантвуд? Или женились на ней лишь с целью отомстить ее родителям и даже ребенка зачали, чтобы показать, какую власть вы над ней приобрели?
За дверью по-прежнему было тихо.
– Возможно, он все же покончил с собой. В конторе найдется топор? – обратился Де Квинси к швейцару. – Сержант Беккер, полагаю, вам следует взломать дверь.
Беккер вспотел, размахивая топором. От дверного косяка во все стороны разлетались щепки.
– Проще обрубить доски вокруг петель, чем пробивать насквозь, – решил он.
Топор зазвенел, ударившись о металл.
– Вот она, петля! Я ее вижу!
– Разрешите мне попробовать, – попросил швейцар.
Он вставил в щель стамеску и надавил. Дерево треснуло, освободив петлю. Вдвоем с Беккером они снова навалились на дверь, и та, не выдержав, рухнула на пол, увлекая за собой сержанта и швейцара.
– Осторожнее! – предупредил Беккер.
Они поднялись на ноги и осмотрели комнату.
– Что там? – спросил из кабинета Де Квинси.
– Ничего.
– Как?
– Комната пуста.
Де Квинси протиснулся мимо них:
– Но ведь не мог же он исчезнуть?
Беккер посмотрел в углу за столом и стульями, заглянул под кровать.
Де Квинси подошел к окну и поднял створку. Из-за маленького роста ему пришлось встать на носки, чтобы выглянуть наружу. Холодный утренний ветер обдувал лицо. Де Квинси оглядел переулок, ведущий к Темзе:
– Отвесная стена. Не представляю, как он мог спуститься.
– Но ведь как-то же он сбежал? – не унимался Беккер. – Может быть, через потайной ход?
Сержант вместе со швейцаром приподнял ковер, но не обнаружил там ничего похожего на люк. Затем они простучали стены, пытаясь по звуку определить пустоту, и ощупали в поисках потайной двери все швы между деревянными панелями, которыми были обшиты стены.
– А как насчет потолка? – подсказал Уильям Рассел.
Все посмотрели наверх.
– Даже если там есть люк, как он забрался бы туда? – усомнился швейцар.
– Он мог подставить стул и влезть на платяной шкаф, – предположил Беккер.
– Шкаф, – повторил за ним Де Квинси.
– Точно! – воскликнул Беккер, внезапно догадавшись, что тот имел в виду.
Сержант отодвинул шкаф, и за ним действительно оказалась потайная дверь. Однако она была заперта.
Беккер со швейцаром взялись за новое препятствие. С помощью топора и стамески они опять ослабили петли, затем вдвоем толкнули дверь, и она с грохотом упала на пол.
– Осторожно, там яма! – крикнул Беккер, хватая швейцара за локоть.
Они вгляделись в темноту под ногами.
Рассел принес лампу и осветил крутую лестницу.
– Я о ней понятия не имел, – оправдывался швейцар.
Беккер медленно начал спускаться. Ступеньки скрипели у него под ногами, лампа покачивалась в темноте, и все невольно почувствовали неуверенность.
Раздался треск, ступенька надломилась, и Беккер вскрикнул. Швейцар ухватил его за руку и удержал. Сломанная доска, ударившись о стену, с плеском упала в воду далеко внизу.
– Поднесите лампу ближе к ступеньке, – попросил Беккер Рассела дрогнувшим голосом.
Тот присел и показал остальным на место слома. Ступенька была подпилена.
– Спускайтесь по одному, вдоль стены, – распорядился Беккер. – Держите друг друга за руки, на случай, если кто-нибудь упадет.
– Где-то капает вода, – заметил репортер.
– Мы неподалеку от Темзы, – напомнил ему швейцар. – Но я слышу еще что-то.
– Крысы, – определил Де Квинси.
Он почувствовал головокружение, словно спускался в пропасти и темные бездны из своих опиумных кошмаров.
