третьем часу ночи. Я в это время сижу на кухне и изучаю недвижимость. В руках пятая кружка кофе. Уже даже и не жду хозяина дома, когда хлопает входная дверь, а вскоре в поле моего зрения появляется и виновник этого звука.
Весь помятый, с развязанным галстуком и расстегнутыми верхними пуговицами на белоснежной рубашке. Дневное раздражение, которое, как мне казалось, утихомирилось, вспыхивает во мне с новой силой. Особенно, когда улавливаю исходящие от него запахи алкоголя, табака и, что хуже всего, женского приторного парфюма. Все это вперемешку создает ядовитый коктейль смрада какого-нибудь ночного клуба.
В груди растекается знакомый холод, который жжет внутренности хлеще любого огня. Пальцы, удерживающие кружку, почти сводит, настолько сильно я их сжимаю, стоит только представить, где и как он провел эти часы.
Игнат же в это время с абсолютным равнодушием сбрасывает с себя верхнюю одежду, проходит на кухню и тоже собирается пить кофе. Мой. Забирает из рук. Делает сразу два больших глотка.
– Слишком сладкий, – отпускает комментарием, сосредотачиваясь на том, что светится на экране ноутбука, а злосчастную кружку ставит на стол.
Я слежу за ней взглядом, раздумывая над тем, как было бы здорово вылить остатки ее содержимого прямо в лицо обнаглевшего мужика. А после еще и самой кружкой добавить. Глядишь, хоть немного полегчает.
– Ты же вроде не хотела новый дом выбирать, этот расширить собиралась. Передумала?
Перевожу взгляд с кружки на Игната, еле сдерживая желание послать его куда подальше и просто свалить. Не только из кухни, а вообще из этого дома. От него.
– Нет, – отвечаю, вопреки мыслям. – Решила, что тебе нужен еще один. Отдельный от нас. Где ты будешь ночевать вместе со своими шлюхами, – показательно морщусь, одаривая его брезгливым взглядом.
Кружку я все-таки не трогаю, но со стула поднимаюсь, собираясь, и правда, уйти от него. Не тут-то было. Игнат перехватывает за локоть и тянет на себя.
– Если бы я нашел себе на ночь шлюху, с ней бы и остался.
Не отпускает. Сдавливает хватку лишь сильней.
Ну да, на ночь не нашел, зато на пару часов – вполне. От просто рядом стоящей бабы парфюмом одежда так не пропитается.
– Да, тут ты и правда что-то прогадал, – усмехаюсь и дергаю руку на себя. – Отпусти! – требую.
– Чтобы ты пошла и накрутила себя еще больше? – вопросительно выгибает бровь Игнат, даже не думая подчиняться.
– Да было бы из-за чего себя накручивать, – фыркаю со всевозможным в данной ситуации безразличием. – Этим ты у нас любишь заниматься, если уж на то пошло, – припоминаю его выходку с ветеринаром.
Синий взор темнеет. Хватка на моем локте становится болезненной.
– Сказала «А», «Б» тоже говори, – прищуривается Орлов. – Давай, выкладывай уже все свои претензии целиком и полностью, глядишь, тогда не разорвет в истеричном припадке.
И вот если до этого момента у меня получалось хоть как-то сохранять невозмутимость и спокойствие, то после сказанного им и правда едва ли не на части разносит сознание.
– То есть носы у нас ломаешь ты ни за что ни про что, а истеричка – я, да? – уточняю на повышенных тонах.
На секунду в глазах напротив мелькает недоумение. Но оно угасает вместе с пришедшим пониманием.
– У очкарика того была, – констатирует факт. – Опять.
– Артем. Его зовут Артем, – поправляю его с язвительной усмешкой. – И да, была. Опять. И еще пойду.
Да, меня несет. И сильно. Но мне уже плевать. Не тогда, когда он и сам непонятно где и с кем пропадает целыми ночами.
– Неправильный ответ. Его никак не зовут. И звать не будут. Особенно, ты. Особенно, в моем присутствии, – мрачно отзывается Игнат. – А если вдруг еще раз захочется другого мужика себе найти прямо перед глазами сына, то лучше сразу учти, этот твой очкарик легко отделался. На первый раз. С другими я так церемониться не стану, – склоняется ниже, а в голосе отчетливо прослеживается угроза. – И да, дочь прокурора, это мое первое и последнее тебе предупреждение на сей счет. Уяснила?
Все еще не отпускает. Встряхивает, вместе со словами. Помимо злости во мне планомерно начинает разрастаться еще и обида за несправедливые обвинения.
– Отлично, впредь буду это делать не на глазах сына, а как ты, по ночам, вне дома, пока тот спит! – выдаю на волне новой эмоции.
Мрачность на лице Игната вмиг преображается в ярость. И да, моя рука свободна. Но не шея. Обхватывает за горло, одним толчком прижимает собой к кухонной стойке. И мне стоит огромного труда не поморщиться от боли в спине.
– Что за херню ты несешь? Мы разве вчера это не прояснили? – чеканит ледяным тоном, исполненным все той же яростью. – Да, блядь, я был не в самых лучших местах этого города. Но это еще не является поводом попрекать меня в чем-либо, – ладонь с моего горла соскальзывает к затылку, запрокидывая голову выше. – Я с тебя отчета о том, где ты сегодня весь день шлялась, не спрашивал, чтоб ты с меня требовала того же, разве нет? – выплевывает с ядовитой ухмылкой, а расходящаяся ярость в его глазах вспыхивает с новой силой.
Конечно, не требовал, ему ведь и так докладывают о каждом моем шаге его же надзиратели.
Впрочем, о том я думаю совсем недолго. Последующее заявление быстро выветривает все прежние мысли из моей головы:
– Но, видимо, с этого дня, впредь именно так и будет. Ни хера за порог даже не перешагнешь, пока у меня разрешение не возьмешь.
Что?!
– А больше тебе ничего не надо? Может мне еще паранджу надеть, чтоб порадовать твое блудливое величественное эго? – больше не скрываю своего негодования.
И не я одна.
Кружка с остатками кофе все-таки не выживает. Разлетается на осколки, ударившись об пол. Ее Игнат со злости сметает со стола. Как и все остальное, что ему под руку попадается. Включая мой ноутбук. Пальцы на моем затылке сжимаются крепче, натягивая волосы до боли. Но я снова не показываю ему свою слабость. Напоказывалась уже вчера, хватит! К тому же:
– Если захочу, наденешь. Или вообще одеваться не
