Квентин сглотнул и встал.
— Пойду покормлю морских коньков.
— Хорошая мысль, — согласилась я и потянулась за стопкой папок. Я не собиралась его пугать — он и так во имя того, что считал правильным, совершил больше, чем на его месте сделало бы большинство чистокровок возрастом вдвое его старше, — но ему необходимо понять, что это не игра. Это реальность, и он уедет домой.
Корм для рыб лежал на полке под аквариумом. Бросив на меня еще один косой взгляд, Квентин открыл банку и вытряхнул в воду ячмень и кусочки сушеных водорослей. Крошечные коньки, позабыв о пугливости, бросились к еде и принялись ловить ее. Я мельком улыбнулась и открыла первую папку.
В Эй-Эль-Эйч любили все записывать: от списка предыдущих мест работы до происхождения и предпочтений в питании, как будто пытались воплотить на бумаге портреты своих сотрудников. Хоть это и оказалось полезно для расследования, я все равно не могла понять, зачем изначально было брать на себя такой труд.
В личном деле Колина на первой странице были перечислены члены его семьи. Я подумала, кому придется сообщать им, что он погиб, и с отвращением от этой мысли швырнула папку на стол, оттолкнув ее подальше.
— В этом нет никакого толку.
Квентин оторвался от кормежки морских коньков.
— В каком смысле?
— Они были нормальные. — Я показала на папку. — Все чистокровные, всем меньше трех сотен лет, все в течение какого-то времени жили в человеческом мире, не обрывая связей с Летними Землями — ничего необычного. Барбара местная, Юи — из Орегона, так что обе с западного побережья… только Колин из Ньюфаундленда, а у Питера последнее место жительства — Индиана.
— Так что же их объединяет? — спросил Квентин, ставя пакет с кормом обратно на полку.
Он явно ожидал хитроумного перла мудрости в стиле Шерлока Холмса, но, как ни жаль было его разочаровывать, никаких вариантов я не видела.
— Помимо Эй-Эль-Эйч, ничего.
Это-то меня и беспокоило. Если только наш убийца не основывает свои действия на каком-то факторе, которого я не вижу, то мы имеем дело с единственным мотивом выбора жертв — «здесь». Ничего хорошего это не сулит. Например, может оказаться важным признаком, что мы ищем сумасшедшего.
Безумие опасно. Все фейри, живущие в смертном мире, хотя бы чуточку чокнутые — это естественное следствие того, что мы из себя представляем. Мы вынуждены убеждать себя, что способны полноценно жить и работать там, где правит человеческая логика, совершенно отличающаяся от нашей собственной. Пока это удается, то что-то даже получается. Но проблема в том, что постепенно ложь перестает действовать, а к тому времени, как правило, бежать уже слишком поздно.
— Эх, — разочарованно протянул Квентин.
— Да уж, эх, — согласилась я.
За моей спиной в воздухе что-то щелкнуло. Не тратя времени на раздумья, я, сметая по пути папки со стола, вихрем развернулась, чтобы очутиться между Квентином и потенциальной угрозой. Очертания Эйприл замерцали, когда бумаги веером пролетели сквозь нее. Она невозмутимо посмотрела, как они падают на пол, и наконец спросила:
— С вами все в порядке?
— Больше так не делай! — сказала я, валясь на ватных ногах обратно на стул. На лице у Квентина был написан тот же шок, какой ощущала я. Хорошо. Меньше шансов, что он потом станет надо мной смеяться.
— Почему? — Она склонила голову набок, демонстрируя проблеск любопытства. Тот факт, что я только что швырнула несколько листов бумаги сквозь верхнюю половину ее тела, ее, похоже, нисколько не смутил. Дриады вообще странные, но Эйприл смогла бы взять гран-при.
— Потому что пугать людей невежливо.
— Понятно. — Эйприл взглянула на Квентина. — Она правильно говорит?
Тот, потеряв дар речи, только кивнул.
— Понятно, — повторила Эйприл и после секундного размышления спросила: — Вы против того, чтобы я материализовалась, или того, чтобы делала это за пределами вашего непосредственного поля зрения?
Мы с Квентином озадаченно на нее уставились, а она глядела на нас с вежливым любопытством в желтых глазах. На этот раз, видя ее с более близкого расстояния, я заметила, что радужки у нее как будто нарисованные и не имеют обычного перехода цветов.
Из-за отсутствия мелких деталей она все более и более казалась сотворенной, а не рожденной. Возможно, это многое в ней объясняло — хотя и не меняло того, что у меня пульс только что подскочил втрое, потому что она решила не пользоваться дверью, как все нормальные люди.
— Я против того, чтобы ты появлялась за моей спиной без предупреждения, — сказала я.
— И я, гм, тоже присоединяюсь, — кивнул Квентин.
Эйприл улыбнулась совершенно искусственной улыбкой.
— Принимается. Впредь я воздержусь от мгновенной материализации в непосредственной близости от вас без предварительного извещения о своем прибытии.
Мне понадобилась лишняя секунда, чтобы продраться сквозь фразу.
— Значит, ты не будешь неожиданно появляться? — уточнила я, не спеша делать выводы относительно той, кто считает такие мелочи, как законы физики, всего лишь данью удобству.
— Не буду.
— Вот и хорошо. — Я оглянулась на Квентина и увидела, что он тоже понемногу успокаивается. — Я тебе зачем-то нужна?
— Мама говорит, что вы намерены помочь нам.
— Мы намерены постараться.
— Мама говорит, что вы здесь по причине дисконнекта резидентов данной сети.
Я посмотрела на Квентина, но тот помотал головой и развел руки, показывая, что тоже не понимает.
— Что?
— Тех, которые ушли в оффлайн. Что вы определите, по какой причине они остаются вне сети.
Ох. Она говорит про убийства.
— Да. Мы намерены выяснить, почему здесь убивают людей.
Она озадаченно нахмурилась. Потом это выражение исчезло с ее лица, и она спросила:
— Зачем?
— Кто-то же должен это сделать, — пожала я плечами.
— Это не имеет смысла, — произнесла она, снова хмурясь.
— У меня всегда так. Одно из моих главных достоинств.
Квентин фыркнул, стараясь не рассмеяться.
— Гордан вам не доверяет, — сказала Эйприл.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});