Впрочем, внутри чисто. Такое впечатление, что тут периодически подметают и моют.
Грязи Отшельник не любит…
И у стальной двери на втором этаже имеется аналогичный половик.
Я машинально вытер ноги еще раз и собрался постучать – насколько я помню, исправный и надежный замок здесь в наличии…
Стоп. А дверь-то открыта!
И даже не на защелке.
Приличный зазор между ней и стальным косяком легко рассмотреть даже в сумраке, окутывающем площадку второго этажа…
Я оцепенел, вслушиваясь.
В подъезде – абсолютная тишина. Только с улицы сквозь разбитое и наполовину заколоченное досками окно долетает знакомый визг пилы. Ребята продолжают работать в парке…
Смех.
Беззаботный детский смех.
Я вздохнул и дернул за ручку, распахивая дверь.
Прошел через темную прихожую и увидел озаренный утренним солнцем силуэт напротив кухонного окна.
– Здравствуй, Тень, – долетел негромкий низкий голос.
Отшельник меня не видел. Продолжал смотреть в окно.
Как он меня узнал?
По шагам?
Впрочем, общаясь с ним, я уже давно устал удивляться.
– Здравствуй… Отшельник.
Нелепая кличка. Только как мне иначе его звать?
Когда он еще был трикстером и наравне с другими ходил в Зону за товаром, братство дало ему имя Историк. Потому что он и впрямь был историком – в те почти легендарные времена, когда упыри еще до конца не ликвидировали Российскую академию наук.
Зона его приняла.
Он стал одним из нас – неплохим охотником за артефактами, честным товарищем, соблюдавшим все негласные заповеди. Пока однажды не выбрал иной путь. И с тех пор он утратил право на свое имя.
Теперь его нарекли Отшельником…
Я помялся в дверях.
Я ждал, что он обернется. Но он все так же смотрел вниз, в парк – туда, где напротив его окна среди разросшихся кустов белели руины церкви. Я знал, что он может смотреть на них бесконечно долго. И потому, не ожидая приглашения, скинул рюкзак и опустился на исцарапанный, потемневший от времени табурет.
– Почему ты шел так долго?
– Долго? – моргнул я.
– От дома, где ты ночевал, пятнадцать минут ходьбы. А ты топал почти час – наматывал круги по городу?
Я криво усмехнулся.
Да, не надо удивляться тому, что ОКАМ и полицаи не могут его отыскать уже три года.
– Мне казалось, что за мной «хвост»…
– Но «хвоста» не было.
– Все чисто, я проверял…
– Конечно, Глеб. Ведь боялся ты не ОКАМа… Себя боялся!
Он развернулся и глянул на меня пронзительным взглядом из-под густых бровей.
Не было во внешности Отшельника ничего загадочного – плотная фигура, округлое лицо, седая, чуть неряшливая борода и усы. И одет как бомж: затрапезная меховая жилетка, накинутая поверх штопаного свитера… Разве похож он на тех, чьи слова жадно ловят и отмеряют на вес золота?
Пусть детишки, которых он спас, зовут его Учителем. Я не зову!
Отчего ж таким холодом повеяло по спине? И собственный голос кажется чужим, будто древняя магнитофонная запись.
– Ты чего-то путаешь, Отшельник…
Он качнул головой.
– Боишься… Себя. И того пути, что сам выбрал. Тебе страшно не удержать эту ношу.
Откуда-то с улицы опять долетел смех.
Но здесь, в кухне, царило гулкое безмолвие.
Я расстегнул куртку – озноб отступил, и теперь мне по-настоящему стало жарко. А всходившее солнце все ярче заливало огнем комнату, даже не верилось, что за окном – снег.
Только фигура Отшельника оставалась темной. Нависала надо мной, как живое изваяние.
И взгляд казался бритвенно острым – словно он мог рассечь меня, заглянуть внутрь и прочитать, как раскрытую книгу.
Я отвел глаза.
Посмотрел на ржавую газовую плиту. На кухонный шкафчик с покосившейся дверцей. На ломоть ржаного хлеба.
Я смотрел очень долго, словно надеялся увидеть там что-то важное. И вслушивался в чириканье воробьев за стеклом – будто они могли заглушить голос памяти.
«…Великая ноша. Такая, что не каждому по плечу…»
Странная знахарка баба Валя меня предупредила. А Отшельник… зачем ему знать? Разве кто-то сумеет вместо меня пройти этот путь?
Все, что мне нужно, – конкретная помощь в конкретном деле.
Я потянулся к чайнику с ручкой из проволоки. Налил себе воды в алюминиевую кружку. Глотнул и хрипло выдавил:
– Мои личные проблемы обсудим позже…
Отшельник не ответил. Вместо него сказал другой:
– Ошибаешься! Это уже не только твои проблемы.
Я обернулся. Давно почувствовал – в квартире есть еще кто-то. Хотя не думал увидеть именно его.
– Локки… дружище! – Я вскочил с табурета. Все-таки почти месяц не виделись, и никто из нас не был уверен, что опять встретит другого живым.
Захотелось его обнять.
Но холодный взгляд побратима меня остановил.
Да, это был Локки. Длинные русые волосы собраны в косу на затылке – месяцами он не стрижется, «чтоб не спугнуть удачу». И на плечах у него – та самая видавшая виды куртка из коричневой замши. Я знаю – на левом ее боку пара аккуратно зашитых пулевых отверстий, а правый рукав прожгло углями, когда мы вместе ночевали у костра…
Мой старый товарищ почти не изменился за этот месяц. Только никогда прежде я не видел у него такого лица.
Я вздохнул:
– Ну, здравствуй! Тут какими судьбами?
Он не ответил.
Я протянул ему руку. Локки не стал ее пожимать.
Прошел мимо меня в угол, уселся на колченогий стул и процедил сквозь зубы:
– Вчера ОКАМ взял двоих наших. Меня тоже чуть не повязали. Знаешь, из-за чего? Из-за тебя!
Вот как?
Я скупо усмехнулся. Отшельник качнул головой:
– Волки нападают не оттого, что их кто-то зовет. А потому, что голодные…
Локки сморщился.
Наверное, ему дико хотелось выругаться. Но он знал, что Отшельник не терпит матерщину. И потому вслух он озвучил:
– Такие байки годятся для твоих детишек. Мне их не рассказывай! И ребятам, которым сейчас вышибают мозги в ОКАМе, они не помогут.
– А что поможет?
– Точно не болтовня. Ты сам знаешь правду – зверье идет туда, где кто-то оставил след. Кровавый след…
Я отвернулся, рассматривая треснувшую кафельную плитку в углу за шкафчиком. К горлу подкатил муторный комок. Вдруг захотелось встать и уйти.
На фига я сюда притащился? Почему не сдох еще в резиденции Цебеля? Не взорвался вместе с облаком, не утонул в реке?
Неужели – ради того, чтоб выслушивать это?
– …Я и Ракетчик всегда прикрывали его задницу. Но нельзя помогать сумасшедшему! Тень, знаешь, почему за мной пришли? Потому, что я был твоим другом…
Значит, «был»?
– …Мало того что связался с Подпольем, но ты еще и ухитрился стать личным врагом питерского клана. Скажи, какого лешего втравился в это дерьмо? Человек не может воевать с целым государством! Кем ты себя возомнил? Богом?
– Ну, извини… за то, что доставил тебе проблемы.
– Да засунь себе в зад свои извинения!
Я выдавил ухмылку:
– В следующий раз скажи им, что мы никогда не были друзьями. И это не я вытаскивал тебя из полыньи в Нижегородской Зоне…
– Чушь не мели!
– …Не я волок раненого до самой Ржавки. Глупость, правда? Если будешь такой же убедительный, как сейчас, – в ОКАМе тебе точно поверят. Кстати, можешь прямиком туда и топать!
Локки стиснул зубы. Несколько секунд мы смотрели друг на друга: я – почти равнодушно, а он – прищурившись от злости.
Все знают – дерется он редко. Любой из нижегородских трикстеров мог бы позавидовать его хладнокровию. Но в это мгновение я был уверен, что Локки вот-вот бросится на меня с кулаками.
Отшельник встал между нами.
– Поговорили, и хватит.
Почти приказным тоном добавил:
– А сейчас будем завтракать…
Он достал из шкафчика тарелки, ложки, нарезал ржаной хлеб. В три тарелки наложил гречки – еще теплой, дымящейся из-под крышки паром. Достал кастрюльку с тушенной в подливе мелко нарезанной свининой и положил в каждую тарелку по полчерпачка.
Локки, демонстративно игнорируя все эти приготовления, смотрел куда-то в пол. Кажется, изучал дырки на линолеуме.
А я зевал.
Отшельник перекрестился на икону в углу и сел за стол – между нами. Сердито дернул бровью:
– А вы что? Ждете особого приглашения?
Локки кашлянул и, не глядя на меня, вместе со своим колченогим «постаментом» придвинулся ближе:
– Спасибо… А ребята твои хоть ели?
– Ребята в отличие от крутых трикстеров не пьют по ночам и потому не дрыхнут без задних ног…
– Понятно, – буркнул Локки. Дальше, не касаясь скользкой темы, он налил себе большую кружку воды и жадно осушил в два глотка.
Но Отшельник так просто «с базара не съезжал»:
– У кого в голове порядок, у того и в жизни все ладится. Это тебе не артефакты за бабло таскать. Мои ребятки и позавтракать успели, и еще много чего успеют – будь уверен. У них сегодня – математика, физика и география.
