я ничего не могла с собой поделать. Мое сердце жаждало его, даже если мой мозг говорил мне поскорее одуматься. Я изо всех сил старалась прислушиваться к совету Пейдж, но мое сердце было слишком упрямым. Сердца некоторых людей бьются так быстро, что мозг за ними не поспевает.
Мы не прекращали сыпать колкостями в адрес друг друга. Мы по-прежнему обменивались оскорблениями, но теперь они казались такими беззаботными, такими кокетливыми и веселыми.
Иногда он улыбался мне, и я весь день улыбалась от одной этой мысли.
Я записывала мысли о нем в свой блокнот. Еще до начала пари я заполняла страницы заметками о Лэндоне. Я начала делать это в ночь похорон его дяди. После того случая я не могла выкинуть его из головы и время от времени дополняла свои мысли о том, каким человеком был Лэндон. Вначале записи были не слишком лестными. Я писала о нем с ненавистью и раздражением. В своих заметках я выражала всю свою ненависть и гнев. И даже после начала пари мои мысли о нем балансировали на тонкой грани. Но в последнее время все изменилось. История парня, которого я когда-то ненавидела, менялась всякий раз, когда он показывал мне ту часть себя, которую он тщательно скрывал от остального мира. Он был одним из самых сложных персонажей, встретившихся на моем пути, и я знала: если наша история продолжится, то мое сердце рискует оказаться разбитым – мое, а не его.
Кроме того, Лэндон стал отдушиной в моей домашней драме. Напряжение в моей семье нарастало, и ссоры между мамой и Мимой стали обычным явлением. Они никогда не ссорились, когда папа был за решеткой. Они любили друг друга, когда его не было рядом. Я ненавидела то, что своим присутствием он рушил крепкую связь, существовавшую между мамой и бабушкой.
Когда мне требовался перерыв, я шла к Лэндону и растворялась в нем, в нас – кем бы мы ни были. Он всегда меня принимал. Он всегда говорил мне приходить к нему – даже когда я обращалась к нему в последнюю минуту. Я была благодарна за его готовность меня впустить.
Я говорила, что это всего лишь дополнительные репетиции. Думаю, он знал, что это нечто большее. Думаю, он научился читать меня так же, как я читала его. Он никогда не расспрашивал меня о подробностях. Лэндон как никто другой знал, как важно иногда убежать от своей жизни.
Та суббота ничем не отличалась. Он был рядом, когда я нуждалась в нем.
– Нам действительно нужно репетировать. – Хихикнула я в коротком перерыве между поцелуями.
Я наконец-то осмелилась войти в его дом, чтобы вместе отработать наши реплики, – при этом я все еще запрещала себе заходить в его спальню и гардеробную. Шкафы в доме Лэндона навевали на меня непростые воспоминания.
– Мы репетируем, – пробормотал он, подложив руки под мои ягодицы и притянув меня к себе на колени.
Я обняла его и покачала головой, нежно посасывая его нижнюю губу.
– Я имею в виду, что мы должны репетировать наши реплики.
– Это и есть наши реплики, – пробормотал он, проникая языком в мой рот и заставляя меня стонать от одной мысли о напряженном члене, скрытом под его спортивными штанами.
Мне точно не стоило сидеть на коленях у Лэндона, потому что с каждой последующей секундой желание тереться о его промежность становилось все более и более нестерпимым.
Я слезла и пересела на левую сторону дивана, чувствуя себя немного смущенной. Это был не первый раз, когда я чувствовала возбужденный член Лэндона, – с тех пор как мы начали целоваться, это происходило регулярно, но все равно вгоняло меня в краску. Я подтянула ко рту край рубашки и начала жевать воротник, пытаясь скрыть свое смущение.
– Знаешь, ты часто так делаешь – жуешь что попало, когда нервничаешь, – сказал он, проводя рукой по моим волосам.
– Ты часто так делаешь. – Я кивнула в его сторону. – Гладишь мои волосы, когда ты возбужден.
– Ты все еще меня заводишь.
Он ухмыльнулся, схватил меня и снова притянул к себе на колени. Слегка приподняв бедра, он прижался затвердевшим членом к моим джинсам. Я почувствовала, как мои ноги начинают дрожать, а сердцебиение набирает немыслимые темпы. Черт возьми, он трахал меня через одежду… по крайней мере, мне так казалось. Раньше я никогда таким не занималась – с Эриком мы с трудом добрались до фазы поцелуев.
– Тебя так легко возбудить, – сдавленно прошептала я, чувствуя нарастающее головокружение.
Интересно, похожи ли эти ощущения на те, которые вызывают наркотики? Ошеломление, фанатизм, безумие.
Когда он обхватил мои бедра и еще крепче прижал меня к себе, с моих губ сорвался приглушенный стон. Затем он начал тереться о мои джинсы, и я прислонилась к нему лбом, закрыв глаза от блаженства.
– Да… – прошептала я, заставляя его прижаться еще сильнее. Я сжала пальцами его плечи, впившись в них ногтями, когда он начал слегка посасывать мою шею. – Да… – пробормотала я еще раз, все больше и больше наслаждаясь каждым его движением.
Он тихо застонал, касаясь моей кожи, – его голос стал глубоким и низким.
– Дай мне тебя попробовать, – умолял он, обжигая дыханием мою шею.
Мой разум был затуманен, мне едва удавалось дышать – боже, разве это может быть настолько хорошо?
– Я… я никогда…
У меня никогда не было секса, и, хотя в ту минуту я хотела этого больше всего на свете, меня не отпускал звучащий в глубине моего сознания голос Элеоноры. Это всего лишь уловка… это часть игры.
– Нет, – поспешно сказала я, слезая с его колен. – Нет, нет, нет.
Я встала и взмахнула затекшими руками.
Он выпрямился и приподнял бровь – стоит заметить, что это была не единственная приподнятая часть его тела. Его член изо всех сил пытался вырваться из плена спортивных штанов.
Пора на законодательном уровне запретить парням носить спортивные штаны рядом с нами, девочками. Это лишает нас возможности здраво мыслить.
– В чем дело? – спросил он.
Я начала нервно ходить из стороны в сторону.
– Это часть пари. Я слишком увлеклась, но это просто наш спор.
Он рассмеялся, качая головой.
– Шей, это не пари. Это мы, прямо сейчас.
– Что такое «мы»?
– Я не знаю, мы – это просто мы. Ты слишком переживаешь.
– Нет. То есть да, но я не знаю, как от этого избавиться. Если бы меня не преследовала мысль о пари, я была бы вольна поступать как угодно, но мы с тобой поспорили – нравится мне это