Эти двое пропали, а на их месте появился Вилл Сэдлер. Он оживленно беседовал с человеком, которого я сперва не смог разглядеть, так как студент заслонял его собой, стоя, кажется, в плохо освещенной комнате. Затем Вилл слегка отодвинулся, и я узнал бычий силуэт доктора Ральфа Бодкина. Ну и в этом не было ничего сверхъестественного, ведь Бодкин был когда-то наставником Сэдлера и они до сих пор поддерживали приятельские отношения.
Затем вышла странная пара. Я видел их вместе лишь однажды, и то был не самый счастливый случай. Теперь я вновь наблюдал Анжелику Рут вместе с возчиком по имени… как же его звали?… Хобби… Нет, Хоби. Джон Хоби. Тот, что так опрометчиво переехал ее на Хедингтон-хилл и на которого она насылала проклятия. Но ведь теперь они оба были мертвы, не так ли? Я сам обнаружил труп госпожи Рут: она лежала на кровати в своем доме на Кэтс-стрит, и глаза ее вылезли из орбит, как смородины из пирога. А Хоби – он утонул в Исиде. Если оба они ушли из этой жизни, то я мог поручиться, что их вражда перешла и в мир иной, ибо кормилица Рут по-прежнему поносила злосчастного возчика. Мне казалось, она вот-вот вынет сушеную рыбу из-под своих объемных юбок и примется колотить его по башке. Он же стоял съежившись и понурив голову, и огромный нарост, свисавший с его шеи, производил особенно нелепое впечатление.
Потом вся эта сцена растворилась, и ее место заняла гораздо более зловещая картина.
Я снова был в переулке между высокими стенами колледжей. Две тени – не то монахи, не то птицы – пронеслись мимо меня как ведьмы, их плащи хлопали их по лодыжкам. Один из них снял свой капюшон. Это был Кит Кайт. Он поймал мой взгляд, остановился, хихикнул и хлопнул себя по голове, как будто говоря: «Да, это я». Но лицо другого по-прежнему скрывалось под маской. Сначала, я считал этого неизвестного сообщником Кайта, но все было совсем наоборот. Тот, что в маске, был главным, а Кайт всего лишь исполнителем. Затем обе фигуры унеслись из поля моего мысленного зрения.
Я моментально проснулся. Точнее, перед моими глазами встало мое настоящее окружение. Комната на первом этаже богатого дома на Гроув-стрит в городе Оксфорде. Впрочем, без сомнения, я все еще грезил, ибо при свете качавшегося фонаря я различил те самые тени: они больше не парили в воздухе, но ступали по твердой земле. Оба облачились в свои защитные костюмы: капюшоны с клювами, плащи, светлые трости. Один из них держал фонарь: лучи света, проникая сквозь мои прикрытые ресницы, казались золотыми нитями.
– Вот он.
Говорил Кайт – его голос, хоть и заглушённый, все же был узнаваем.
Они подошли к кушетке, на которой я лежал. Моя голова была слегка повернута в их сторону, зубы обнажены, глаза неподвижно уставились в какую-то точку во мраке. Двое остановились, как будто меня окружала невидимая стена.
– На нем чумные знаки, – сказал другой.
– Посмотри на его руку, – сказал Кайт.
– Подожди… не подходи слишком близко.
Головной убор еще больше искажал его голос, чем у Кайта, но все же и в нем было что-то неуловимо знакомое.
Один из них – Кайт, кажется – поставил фонарь на пол, протянул свою белую трость и ткнул меня ею в бок. Ткнул на пробу, почти почтительно. Слава богу, у меня есть кое-какой опыт изображения мертвеца. Однажды – когда меня закололи в самом начале сцены битвы – мне пришлось лежать на краю сцены «Глобуса» прямо перед зрителями. Казалось, это продолжалось часы, да еще и дождь моросил, и при этом на моем лице не должно было отражаться большего неудобства, чем то, которое испытывает человек, умерший насильственной смертью на поле сражения. Вся штука в том, чтобы полностью расслабить мышцы, дышать неглубоко и думать о чем-нибудь более приятном. Чем я и пытался заниматься сейчас, когда лежал на кушетке и получил пару тычков в бок. Потом второй голос сказал: «Довольно».
Я благодарил Господа, что они не подошли слишком близко. Обстоятельства благоволили хитроумию Абеля и его умению обращаться с гримом – эта пара поверила в мою смерть. Тонкий жезл позволял своему владельцу держаться на расстоянии от заразы, так что Кайт, наверно, стоял в нескольких футах от меня. К тому же свет шел с пола, а фальшивые могильщики носили капюшоны, которые ограничивали их зрение. Толстые линзы поблескивали в полумраке. Позже я подумал, что именно так должен чувствовать себя умирающий ягненок высоко в горах, когда он лежит, окруженный уродливыми птицами – собирателями мертвечины, огромными черными воронами и стервятниками.
Играть покойника не так сложно, когда речь идет о пьесе. Изображать его гораздо труднее, когда это буквально вопрос жизни и смерти. Это было сродни кошмару, где ты не в силах пошевелиться, не в силах издать звук. Только что в кошмаре ты в конце концов просыпаешься. Я уже бодрствовал; бодрствовал, но превратился в камень.
Как я и предсказывал Абелю, пришедших куда больше интересовало богатство этого дома. Наверно, они опасались, что в любой момент на пороге появится орава других могильщиков и перехватит добычу. Фонарь убрали с пола, и оба злоумышленника переключили свое внимание на другие части комнаты. Я был лишь предлогом для их присутствия, труп, не стоивший и ломаного гроша. Я снова задышал медленно и неглубоко, только теперь поняв, что все это время удерживал дыхание.
Именно в этот момент мне и надо было позвать Абеля и Джека, но что-то помешало мне. Легко было говорить о криках и призывах на помощь, но осуществить это на самом деле оказалось весьма затруднительно. Не знаю почему. Может, потому, что, закричав, я сбросил бы маску, защищавшую меня до сих пор.
Вместо этого я ждал, что мои друзья ворвутся в спальню и спасут меня. Конечно, они должны были услышать, когда злодеи вломились в дом. Но я-то их не слышал, правда? Я осознал их присутствие только тогда, когда они уже стояли в этой самой комнате. Может, они даже и не вламывались в дом, а раздобыли ключ каким-нибудь окольным путем, как и Джек Вилсон. А может, Джек не сумел как следует запереть входную дверь. Какое это имело значение? Они были внутри, а где мои друзья?
Могильщики бесшумно двигались по темной комнате. Я молился, чтобы кто-нибудь из них с грохотом уронил серебряный подсвечник или споткнулся в полумраке. Они ничего не уронили и не споткнулись. Скорее, они даже как-то привычно передвигались по комнате, перешептываясь время от времени, наводя луч фонаря на определенные предметы. Последние, насколько я мог заметить краем глаза, откладывались в сторону.
Спустя несколько минут, которые показались часами, я понял, что должен что-то сделать. Абель и Джек не собирались врываться в спальню и спасать меня. Я был предоставлен самому себе. И единственным моим шансом было действовать немедленно. Вскочить, ужаснув их внезапным исцелением, закричать и завопить, застать их врасплох. Парадную дверь, вероятно, оставили незапертой, так как, считал я, воры планировали быстренько исчезнуть, как только загрузят свою телегу. Я не желал становиться частью их груза. Если мне удастся ошеломить их, я, возможно, сумею выскочить на улицу и позвать на помощь.
Очень медленно я повернул голову. Фонарь стоял в дальнем углу комнаты на буфете. Рядом с ним было несколько поблескивавших предметов. Меня охватило негодование от имени Эдмунда Коупа, находившегося в Питерборо, в милях отсюда. Все это была его собственность! На моих глазах один из закутанных воров принес, обхватив руками, большую чашу или кувшин и добавил ее к общей куче. Это был Кит Кайт. Я уже мог немного отличать их друг от друга. Сначала я удивлялся, почему они не снимают свои капюшоны, но потом вспомнил, что для них этот дом был заражен. Интересно, где второй? Этого я не мог узнать, не сев и не оглядевшись.
Хватит думать, хватит задаваться вопросами.
Если я не двинусь с места сейчас, мне конец.
Я резко поднялся со своего смертного ложа.
Человек у буфета тотчас же повернулся. Должно быть, он уловил движение краем своей линзы. Для него я восстал из мертвых. Он что-то сказал – ругательство, возглас – и уронил свой большой кувшин. Тот ударился о голые доски и зазвенел, как самый настоящий колокол. Я был уже на полпути к двери.
Затем я выскочил в дверь и побежал по коридору.
Там было темно, но я интуитивно нашел дверь, ведущую на улицу. Конечно, она была закрыта. Я стал лихорадочно нащупывать ручку, одним ухом прислушиваясь к звукам погони. Потом осознал, что ничего не слышно. Возможно, Кайт грохнулся замертво от ужаса. Где второй?
К счастью, дверь не заперли. Она открывалась внутрь.
Я почти вывалился через нее на Гроув-стрит.
Первой неожиданностью стало то, что было еще светло, почти светло. Кругом были люди. Обманщики не стали терять времени и поспешили в дом Коупа, положившись на свои черные одежды. Их повозка стояла возле двери. Между оглоблями ждала пегая кляча.
Я щурился, как человек, вышедший из пещеры.
Трое или четверо прохожих наблюдали за мной, пока я решал, что делать дальше.
