— Нет, — покачал головой Врон. — Я считал, что я сделал доброе дело и спас всех людей.
— Ты и вправду совершил доброе дело, — сказал привратник. — Только о нем никто никогда не узнает. И причина одна: не будет демонов, не будет и монастыря. Никто не станет привозить охотникам продовольствие, и законы Риса больше не будут нас защищать. А благородные, собрав всех своих воинов, нападут на монастырь.
— Почему? — спросил Врон.
— Здесь живут полукровки, — сказал старик. — Это главная причина того, что у монастыря не очень хорошая репутация среди людей. Обычные люди нас боятся, а благородные ненавидят за то, что мы обладаем силой и способны им противостоять. А сила — это политика: тот, кто обладает силой, способен влиять на все, что происходит на наших землях. Сейчас нас осталось мало, и любой благородный сочтет за честь уничтожить нас, и, поверь мне, его поддержат многие. Пока они ждут нового нашествия демонов-воинов и надеются на то, что те нападут на нас, а не на них, нас никто не тронет. Но как только они узнают, что угрозы со стороны демонов больше нет, то тогда их уже ничто не остановит.
— Да, — вздохнул Врон. — Выходит, я сделал то, что убьет всех нас?
— Если бы ты не договорился с троками, то нас бы убили демоны, — сказал старик. — А так нас убьют люди…
— Неужели благородные нас так ненавидят? — недоуменно спросил Врон.
— Когда мы здесь сражались с демонами, — заметил привратник, — в городах стражи по приказу благородных закрыли ворота и спокойно ждали, чем это закончится. Ни один отряд не вышел за стены, чтобы помочь нам. И поверь мне, если бы все охотники погибли, никто не стал бы скорбеть об этом. Для того чтобы нас уничтожить, благородные готовы забыть свои обычные распри и объединиться. Они соберут всех, кто способен нести копье или меч, и нападут на нас. Но главное даже не это. Сейчас охотники знают, что они защищают людей от демонов. А что будет, когда они узнают, что защищать никого больше не нужно? И что они теперь вне закона? Что произойдет тогда? Врон пожал плечами.
— Я не знаю…
— Поэтому ты должен молчать о твоем соглашении с троками, это даст нам время, чтобы разобраться постепенно и с этой ситуацией…
— Я никому ничего не скажу, — пообещал Врон. — Но когда-нибудь люди все равно узнают об этом.
— Может быть, и не узнают, — возразил привратник. — Поживем — увидим.
— Я доверяю твоей мудрости, — сказал Врон.
— Вот и хорошо, — отозвался старик. — А сейчас идем, я выдам тебе балахон охотника, а потом отведу тебя к Ласке. По закону ты должен ей представиться, так как теперь входишь в ее тройку.
— Почему ты сделал так, что я оказался в ее тройке? — спросил Врон.
— Потому что она тебе нравится, и я подумал, что у вас может что-то и получиться, — улыбнулся привратник. — Мне всегда было интересно, можем ли мы иметь детей, а если да, то какими они будут. Может быть, они возьмут от нас нашу силу и бессмертие, и тогда появится новое поколение людей, которое будет лучше нас.
— Это она мне нравится, а не я ей, — вздохнул Врон. — Она не принимает меня всерьез…
— Вот и побудешь в ее тройке, — сказал привратник, похлопывая его по плечу. — Узнав тебя получше, она, вероятно, изменит свое мнение о тебе.
Черный балахон, который носили все охотники, Врону мешал, он уже отвык от одежды, но идти против воли патриархов он не решился, тем более что привратник предупредил его, что отныне он никоим образом не должен отличаться от других.
— Все, кому было известно, что ты необычен, умерли, — объяснил он. — Новые патриархи знают о тебе только то, что я им рассказал, а я им сообщил совсем немного. Так что сейчас самое время создать себе другую репутацию.
— Ласка знает, да и Амия тоже, что я убил демона голыми руками, — возразил Врон.
— Я постараюсь убедить всех в том, что демон умер сам от болезни, а ты просто решил похвастаться, приписав его убийство себе.
Врон удивленно захлопал ресницами:
— Но я же на самом деле его убил…
— С тебя будет достаточно того демона, которого ты поразил мечом. Или, может быть, ты мечтаешь о лаврах героя? Хочешь, чтобы я рассказал о том, что ты убил десяток демонов-воинов? Только сначала подумай, как к тебе после этого будут относиться охотники. Ведь в этом бою погибло более шестидесяти полукровок, а нападающих было всего шестнадцать, и половину из них убили мы с тобой. Надеюсь, что в суматохе боя этого никто не заметил…
— А что, если люди найдут тела тех демонов, что мы с тобой убили перед монастырем? Ты скажешь, что ты их сам убил?
— Нет, даже я не могу позволить охотникам думать, что я на это способен, — покачал головой привратник. — Я уже позаботился об этом и в прошлую ночь закопал тела демонов. Так ты все еще хочешь, чтобы я рассказал о том, какой ты замечательный воин?
— Уже нет, — грустно ответил Врон. — Ты мудр, и ты знаешь, что нужно делать и что нужно говорить. Просто я не умею врать, и мне кажется, что по моему лицу любой догадается, когда я говорю неправду.
— Не догадаются, — улыбнулся старик. — Те, кто мог прочитать все, что у тебя написано на лице, умерли. А те, кто остался в живых, неопытны и поверят мне, так что об этом не беспокойся. И вот еще что: с этого момента я буду относиться к тебе так же, как ко всем другим охотникам, поэтому будь со мной почтителен и вежлив…
— Конечно, — сказал Врон, низко поклонившись. — Я буду почтителен с тобой, хранитель врат, и мне это будет не трудно. Я очень уважаю тебя за твою силу и мудрость.
— Только не перестарайся, — усмехнулся старик. — Охотники не считают меня кем-то важным, для них я всего лишь привратник…
Ласка лежала в маленькой келье, лицо ее было бледным и осунувшимся. Рана у нее на спине заживала плохо и сочилась гноем, несмотря на все усилия старика лекаря.
— Она не умрет, этого мы не допустим, — ответил старик на вопросительный взгляд Врона. — Но раны у нее не заживают, потому что до сих пор в своем бреду она сражается с демонами. В конце концов, она девушка и по-другому переживает все, что происходит вокруг нас. Мы, мужчины, устроены намного проще. Поговори с ней, она слышит все, хоть и не совсем в сознании. Может быть, тебе удастся вытащить ее из этого бреда, и тогда я, наверно, сумею ее вылечить.
Лекарь поднял усталый взгляд на Врона и покачал головой:
— А ты необычен, в тебе есть странность, ты устроен не так, как другие, тебя я не возьмусь лечить, поэтому лучше не попадай под коготь…
Сгорбленный старик печально усмехнулся и вышел, плотно закрыв за собой дверь. Врон присел на край кровати и стал смотреть на усталое, бесконечно далекое лицо Ласки. Он не знал, что ему нужно ей сказать, чтобы она очнулась, он только чувствовал, что без нее этот мир ему совсем не нравится. Что-то исчезло в нем, что-то теплое, радостное, желанное… Девушка тихо простонала и судорожно дернулась. Врон погладил ее по плечу и тихо заговорил:
— Ласка, очнись, пожалуйста. Ты очень нужна мне. Патриархи сказали, что я теперь буду в твоей тройке и ты теперь мой командир. А какой ты командир, если ты лежишь здесь и умираешь? Кто теперь будет меня учить сражаться?
Дверь кельи со скрипом отворилась, и в комнату вошла Амия. Она прихрамывала и выглядела очень бледной и усталой.
— Кто же так разговаривает с девушкой? — спросила она сердито. — Ей плохо, она страдает и к тому же без сознания, а ты думаешь, что это самое радостное известие, которое может поднять ее на ноги?
— Такова воля патриархов, — ответил Врон. — Я обязан был ей сообщить об этом.
— Да уж, — фыркнула Амия. — Это как раз то, о чем она мечтала услышать в бреду — что она должна научить еще одного идиота сражаться. У тебя что, никогда не было девушки? Почему ты говоришь с ней так, как будто перед тобой лежит раненый воин?
— Девушки у меня действительно никогда не было, — грустно признался Врон. — Никто мне раньше не нравился по-настоящему, да и у меня всегда было много забот — нужно было охотиться, чтобы не умереть с голода, работать в поле…
— Я просто так спросила, — звонко рассмеялась Амия. — Это и так ясно, что ты настоящий кретин. Любой девушке одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять, что перед ней сосунок, еще не оторвавшийся от груди матери. Девушкам нравятся настоящие мужчины, способные защитить, приласкать, да и просто сказать что-то приятное.
— Тут ты права, — вздохнул Врон, — вряд ли я похож на такого мужчину. Он встал.
— Ты куда это собрался? — удивленно спросила Амия.
— Я должен был сказать Ласке, что теперь я в ее тройке, — заметил он и грустно пожал плечами. — Я это сделал. Амия села на кровать к Ласке и погладила ее по руке:
— Скажи, подруга, не кретин ли он? Неужели все мужчины такие?
Ласка неожиданно что-то в ответ прошептала запекшимися губами. Амия наклонилась к ней и звонко рассмеялась, схватившись при этом с болезненным стоном за свою грудь.
