ждала, теребя пальцами лямку на платье. В случае с Рогозиным инициатива была наказуема! Он одобрял послушание, и любил раздевать её сам. Вот и сейчас подошёл, оттесняя к кровати, развернул и прижался спиной.
Таня вздрогнула, чувствуя скрытую брюками твёрдость. Ни отнять, от Рогозина всегда пахло приятно! Чем-то терпким и очень мужским. Аромат дорогого парфюма окутал её, расслабляя. Таня вскинула руки, чтобы он мог расстегнуть её платье. Длинная молния разошлась, и кусочек материи соскользнул, растекаясь у ног тёмной лужицей. Она закрыла глаза, когда сквозь тонкое кружево ощутила прикосновение его ладоней. Он погладил соски, прошёлся пальцами по животу до кромки трусиков. Но почему-то не стал их снимать.
— Нагнись, — попросил её шепотом.
Таня уперлась руками в матрас. Тело её тревожно дрожало от неизвестности. В этот момент в дверь постучали! И она подхватилась, желая прикрыться.
— Не вздумай! — сказал ей Рогозин и пошёл открывать.
Разговор за стеной прозвучал неразборчиво. Оба голоса были мужскими. Таня усиленно напрягала слух. Она вытянулась по струнке и прикрыла своё полуголое тело руками, когда в комнату, вслед за Рогозиным, вошёл ещё один человек. Он был совсем не брутальным на вид! Кучерявый очкарик двадцати с небольшим, которого Таня узнала. Они встречались за ужином. Где он, как и Таня, присутствовал в качестве «компаньона». Скорее всего, делового! Он доставал документы из папки и фиксировал что-то в блокнот. Сейчас у очкарика не было папки. Вместо этого он держал в руках… камеру.
— Познакомься, это Геннадий.
Рогозин прошёлся по комнате, оценивая ракурс.
— Ч-что происходит? — попыталась дознаться Таня.
Он не ответил.
— Вот, отсюда начни, — обратился к очкарику. Тот приблизился, и они вдвоём оценили «картинку».
Таня прикрылась.
— Да что происходит? — возмущённо спросила она.
— Не бойся, — успокоил Рогозин, — Гена будет вести себя тихо.
Очкарик поправил свои окуляры и принялся проверять аппарат. Ему, кажется, не было дела до Тани. Готовность видеокамеры волновала его куда больше её полуголых прелестей. Между тем, в груди у неё тревожно заныло.
— Постарайся не обращать на него внимания, — сказал Рогозин. Он обошёл её сзади и встал на «исходную».
— Нет, — промямлила Таня, отстраняясь.
Но крепкий захват не позволил ей сдвинуться с места.
— Ты можешь уйти, но тогда наш договор будет расторгнут, — прошептал ей на ухо Рогозин.
Что-то внутри неё вздрогнуло, порываясь сбежать. Покинуть этот театр абсурда! Но необратимость такого решения заставила Таню остаться.
— Пункта о видеосъемке не было в договоре, — осмелела она.
Рогозин хмыкнул, одобряя её деловитый подход.
— Это для личного архива. Даю тебе слово! — проговорил он, кладя руки ей на живот.
Таня съёжилась. Она никак не могла отвести взгляд от парня. Тот закончил с настройками и лампочка над объективом зажглась.
— Расслабься, — прошептал ей Рогозин. Он наклонился и поцеловал её в плечо.
— Я не могу… так, — Таня покачала головой.
Рогозин запустил руку ей в волосы, и принялся массировать нежно. Вторая накрыла лобок, как будто бы заслоняя его от операторской линзы. Несвойственность этих движений слегка удивила её! И дрожь начала потихоньку спадать. Таня следила за камерой, словно это была оса, которая может ужалить.
— Просто забудь о ней, — шептал ей на ухо Рогозин, — Здесь нет никого, кроме тебя и меня.
Камера двигалась медленно, то наползая, то отдаляясь. Теперь сам очкарик как будто исчез, и вместо него Таня видела объектив. Он смотрел на неё с любопытством, словно хотел подружиться. Стало чуть легче! Но стеснительность всё ещё не давала ей раскрепоститься. Рогозин нашёл её руки, их пальцы сплелись и от этой невиданной щедрости по спине пробежали мурашки. Таня вздрогнула, когда он опустил их, предъявляя на камеру нежное, прикрытое кружевом тело.
— Вот так, — голос его убаюкивал, а пальцы тихонько стянули вниз лямки бюстгальтера.
Таня закрыла глаза, ощущая, как груди её обнажились. Стоять перед камерой топлес было стыдно, но выносимо. Ведь многие девушки загорают на пляже без лифа! Однако когда он принялся снимать с неё трусики, Таня опять воспротивилась.
Рогозин схватил её волосы и чуть потянул на себя. В этот раз его жест был лишён всякой нежности!
— Ты хочешь, чтобы мы сняли фильм об изнасиловании? — прорычал он ей на ухо. И по голосу стало понятно, что это не шутка.
Она отрицательно замотала головой и выпустила зажатую в пальцах резинку. Трусы соскользнули к коленям, а после — упали на пол. Объектив оживился, изучая её ниже пояса. Таня закрыла глаза. Стыд переполнил её! Представить себе, куда движется камера, было нетрудно. Объектив снимал руки Рогозина. А те находились у неё между ног.
В целом то, что он делал, было приятно. Щёлка в ответ на ласку доверчиво увлажнилась. Он это почувствовал! Смазал кончики пальцев и продолжил ласкать её. Делал он это умело, знал, куда «нажимать»! Клитор призывно пульсировал, а нижние створки раскрылись. И Таня сама не заметила, как раздвинула бёдра, давая ему полный контроль над собой. Из груди её вырвался стон, когда он сменил тактику, сделав акцент на чувствительный бугорок. Смазки было так много, что пальцы скользили. Он подсушивал их, и трение становилось более ощутимым. Между ног было жарко! И казалось, вся кровь её тела теперь собралась внизу живота.
— Брать крупный план на лице, или на…, — раздался голос очкарика. Он замешкался, подбирая нужное слово. — На гениталиях?
Напряжение спало. Таня открыла глаза и «цунами» стыда поглотило её. Вся уродливость происходящего предстала перед её ошарашенным взглядом. В луче подсветки красовался её рыжеватый лобок. Объектив видеокамеры фиксировал действо. Он снимал её! Причём, в этот раз во всех смыслах слова.
Ощутив перемены, Рогозин прервал свои ласки.
— Твою мать, Гена! Я же просил вести себя тихо? — это звучало, как предупреждение.
— Простите, Пал Аркадич, — промямлил очкарик.
Рогозин вздохнул, как будто ситуация вынуждала его это сделать. И наклонил её голову вниз! Ногой он раздвинул ей бёдра. Оператор переместился и теперь, очевидно, снимал «задний план». Таня снова закрыла глаза, впиваясь ладонями в простынь. Рогозин играл с ней! Он вставлял в неё пальцы, проверяя вместимость. Сначала один, затем два. Таня мучительно застонала, когда внутрь неё полез третий. Он вытащил их! Но лишь затем, чтобы вставить в соседнюю дырку. Сначала один, затем два… Таня сжалась, препятствуя этому! Он отвесил ей звонкий шлепок.
— Снимай так, чтобы грудь было видно, — голос его звучал хрипловато.
Пальцами он продолжал трахать Танину попку, а второй рукой стал щипать за соски. Тянуть их книзу, как будто сцеживал молоко. Каждый новый щипок был сильней предыдущего. И когда терпеть стало невмоготу, Таня вскрикнула. Это было сигналом! Рогозин
