её отпустил. Звук расстёгивающейся ширинки прозвучал так отчётливо. Или, может быть, звук этот въелся в «подкорку»?
Таня зажмурилась, ощущая, как половых губ касается твёрдый конец. Он сунул головку, чуть продвинулся глубже, сделал пару коротких движений и вышел. Угол входа был странным, и Таня поняла, что он делает это на камеру. Что в этот самый момент объектив берёт крупный план…
Первый всхлип вырвался из груди совершенно случайно. За ним последовал второй, ещё более громкий. А дальше процесс вышел из-под контроля! Она прикусила губу, подавляя рыдания. Но те полились изнутри толчками, в унисон его фрикциям.
— Это что ещё? — спросил с недовольством Рогозин.
Ей в лицо «уставился» объектив.
— А мне кажется, так драматичнее даже, — заметил очкарик.
Таня шмыгнула носом и отвернулась.
— Выйди! — бросил Рогозин.
Парнишка, без лишних вопросов, выключил съемочный агрегат и покинул «площадку». Когда он ушёл, в комнате стало тихо.
Поток нескончаемых слёз никак не желал прекращаться, и на простыне образовалась мокрая лужица. Таня присела на край постели. Рогозин стоял к ней спиной. Взгляд его был устремлён за окно, и казалось, что вот сейчас он скажет ей что-нибудь важное.
— Пошла вон! — услышала Таня.
— Ч-что? — переспросила она.
— И чтобы я тебя больше не видел! — бросил он через плечо.
Воцарилось молчание. Тяжёлое и оглушительное. Поборов свой испуг, Таня встала с постели. Она наклонилась, взяла с пола вещи. Самообладание вернулось к ней вместе с одеждой.
— Извините, я больше не буду, — произнесла она.
Он обернулся:
— Как? Ты ещё здесь?
— Простите! — всхлипнула Таня.
— За что? — бросил Рогозин с усмешкой.
Она виновато опустила глаза:
— За то, что испортила ваше кино.
Он молчал. Вероятно, размышляя над тем, стоят ли её извинения права быть зачтёнными. Таня тоже молчала. Она понимала, что в этот момент он решает её судьбу. Вот сейчас он прогонит её. Им с Леськой придётся вернуться обратно. Что будет с ними под боком у отчима? А мама? Что будет с ней? Осознав это, Таня почти перестала дышать. Она готова была извиняться, просить, умолять на коленях! Только бы он не прогнал…
— Я настолько противен тебе? — этот вопрос прозвучал неожиданно.
Таня опешила:
— Н-нет!
— Тогда в чём дело? — Рогозин смотрел на неё в ожидании.
— Я… не знаю, — тихо сказала она.
Он вернулся к окну, распахнул вертикальную форточку. Взял с подоконника сигареты и закурил. Снаружи внутрь комнаты, принося с собой уличную суету, ворвался ночной ветерок.
— Подойди, — коротко бросил Рогозин.
Таня бесшумно приблизилась. Он схватил её за руку и потянул на себя. Прямо в раскрытую форточку! В какой-то момент ей показалось, что это конец. Она даже увидела себя лежащей на земле, с размазанным по тротуару лицом. Вокруг собралась толпа жаждущих крови зевак. Кто-то плакал, а кто-то вздыхал. Таня подумала с облегчением, что на ней есть бельё. Не хотелось лежать на асфальте голой…
Вместо того чтобы столкнуть, Рогозин заставил её наклониться. Таня легла животом на подоконник. Голова её свесилась «за борт». С высоты десятого этажа мир казался таким необъятным! Там, на земле двигались ленты светящихся точек. А над крышами близлежащих домов стояла большая Луна.
В этот раз он имел её долго и жестко! Безо всяких прелюдий и предварительных ласк. Как будто наказывал, каждым новым проникновением пытаясь сделать больнее.
Глава 36
Из носа нещадно текло. Голова существовала как будто отдельно от тела. Таня рыскала по квартире, разбрасывая бациллы. Впервые за долгое время ей хотелось, чтобы Олеська была дома. Обычно сестра доставала её! Сначала она обиделась, что в квартиру нельзя пригласить её школьных подруг. На этой теме Таня сразу поставила жирный крест. В отместку сестра растрепала всё матери! Дознаться что именно, было непросто. Олеська божилась, что фраза звучала примерно вот так:
— Танька съехала, а я у неё поживу.
К приходу Татьяны, мать успела придумать себе остальное. И устроила ей разнос!
— Ты что же это, сожительствуешь с кем-то? — возмущалась она.
Но Таня стояла на своём.
— Мне друг дал квартиру пожить! — говорила она.
— Это сколько ж твой друг получает? — выдвигала мать контраргумент.
— Я не спрашивала! — отвечала Таня, переходя в оборону.
— И за какие ж такие заслуги он тебе её дал? — ехидно спрашивала мама.
Тут в Тане просыпался дух бунтарства. Она вспоминала, что «уже взрослая», что «имеет полное право решать», и что «в советчиках не нуждается».
Мать обречённо кивала, как будто услышала подтверждение своих слов.
— Вот она, — её указательный палец нервно трясся, — Вот она отцовская кровь выползает!
— Что? Мам! — Таня морщилась, точно её окатили помоями. Почему-то в моменты негативных сравнений мать всегда вспоминала отца.
— И ты Олеську в этот притон приволокла? Чтобы сестра любовалась твоей срамотенью? — напирала мама.
Шкала её пульса на мониторе тревожно подпрыгивала. И Таня понимала, что лучше сдаться. «Срамотень — это жить с твоим мужем», — думала она про себя, а вслух говорила:
— К нам никто не приходит! У Олеськи спроси.
Мама теряла запал, оседала. И так каждый раз.
Сестрёнку хотелось убить. Но Таня держалась! Они «друг на друга» молчали. И в этом были свои преимущества. По крайней мере, так она могла отдохнуть от вечной болтовни и вопросов. На их общей жилплощади отныне царили: покой, тишина и горы немытой посуды…
Таня обшарила ящики. И какой же сильной была её радость, когда в одном из них обнаружилась аптечка. Радость сменилась разочарованием! Внутри не было ничего, кроме бинта и дыхательной маски. Чай с мёдом уже не спасал, и горло саднило так сильно, что каждый глотательный спазм сопровождался болезненным стоном. Она помнила, что за углом есть аптека. Ходила туда пару раз, за таблетками «от беременности». Наряжаться Таня не стала! Натянула поверх пижамы спортивки, и отправилась в «дальний поход».
На самом деле аптека была в двух шагах. Из-за угла выглядывал красный крест. Но путь туда и обратно обессилил её окончательно! Таня чувствовала себя так, будто шла в гору. За то в рюкзаке у неё лежали лекарства. По словам фармацевта она подцепила ангину. Нужно было встать на ноги к приезду Рогозина! Она планировала провести это время с пользой: записалась в спортзал и в бассейн. Кто знал, что его командировка превратится для Тани в больничный?
Поднимаясь на лифте, она избегала смотреть на своё отражение. Чего там хорошего? Растрёпанный вид, красный нос и круги под глазами. Хотелось скорей доползти до кровати и рухнуть! Лифт открылся. И Таня тяжёлой походкой направилась в сторону двери, на ходу доставая ключи. Болезнь притупила инстинкты,
