лодку удержать не могу, сразу понял, не по-моему выходит. И тут сразу подумал: однако, каюк мне. Потому что рвать все равно стану! Не мог я иначе! Скажут: Лешка Ломов натрепался и сдрейфил… Нет! Я свое слово сдержу, а там как выйдет… живой или мертвый! Мертвому еще больше почета, погиб, выполняя задание!.. А уж потом, когда через страх переступил и помирать согласился, понял: зазря помирать — последнее дело. Что толку, если я с форсом концы отдам, а дизеля так и не дойдут!
— У меня по-глупому вышло, — сказал Роман с горечью. — Лежи теперь, как чурка.
— Варька тебя выходит. И на ноги поставит… Она и меня выходила…
— Она хорошая…
— А ты думал, шалава?
— Не думал.
— Правильно, если не думал.
Нет, разговаривать с Романом о Варьке ему было еще не по силам.
Достал гимнастерку и брюки, заботливо сложенные Варькой у изголовья, и оделся.
— Взглянуть, как у них там подается.
Варька и слышать не хотела, чтобы Алексею самому вести трактор.
— Зеркала нет поглядеться. Ты же весь зеленый!
Попробовал отшутиться:
— От воды отсвечивает.
— Отлежись хоть до утра!
— Взрывчатки не хватит весь порог подорвать.
Кинулась за подмогой к старику:
— Степан Корнеич, вы ему скажите! Нельзя же! Вас он послушает.
Степан Корнеич отвел Варьку в сторону и объяснил ей, что, куда ни кинь, везде клин… Конечно, надо бы Алексея поберечь, но больше некому. Василий с Семеном на катере, Алексей и Гриша на тракторах. А до утра ждать, может все прахом пойти, и весь труд и весь риск ни к чему.
— Последний испыток, — сказал он Варьке. — Ежели сейчас не проскочим, значит, все…
Много лет прошло, как Алексей последний раз сидел за рычагами трактора. После танка и особенно экскаватора в кабине трактора было несподручно.
Но руки рабочего человека памятливее головы. И понадобилось всего несколько минут, чтобы человек и машина поняли друг друга.
Алексей сперва тихо, потом быстрее послал трактор вперед, проверил задний ход, крутанул машину на месте, расшвыривая песок и гальку, и крикнул Грише:
— Заводись! Поехали!
И повел свой трактор по бечевнику, огибая крупные валуны и вминая гусеницами в песок мелкие камни. Гриша, следом за ним, вторым трактором вытягивал уложенный кольцами буксир.
Баржа, не удерживаемая чалками, медленно сплывала по течению. Катер приткнулся к ее борту и отжимал от берега, выводя на середину реки. Митрич и Варька стояли возле руля, ожидая команды Степана Корнеича.
Когда буксир натянулся, не касаясь провисом воды, Алексей крикнул:
— Припрягайся!
Гриша выпрыгнул из кабины и сцепил оба трактора коротким стальным тросом.
Катер отводил баржу все дальше и дальше, и угол, очерченный берегом и ниткой буксира, становился все круче.
«Стянет с берега, — подумал Алексей. — Длиннее надо было буксир!»
Он сразу предлагал приплести еще бухту, но Степан Корнеич запретил, сказав, что будет провисать и цепляться за камни.
Наконец Степан Корнеич вышел на нос баржи и махнул два раза белым флажком.
— Полный вперед! — закричал Алексей.
Моторы натужно взвыли. Гусеницы, пробуксовывая, заскрежетали по камню…
— Инерция!.. — пробормотал Алексей сквозь зубы, форсируя подачу газа. — Придумал Ньютон на нашу голову…
Но вот гусеницы вцепились в грунт, и, медленно перекатываясь по ним, трактора двинулись вперед.
Теперь главная помеха — валуны. Каждый надо объехать так, чтобы не зацепился буксир. То и дело приходилось спускаться ниже. Гусеницы шлепали, как пароходные плицы, разбрызгивая воду.
И еще тревожило: как там, на самой хребтине порога?.. Василий подымался на катере, несколько раз прошел взад-вперед. Но мог же остаться какой осколок незамеченный…
Степан Корнеич поднял флажок и держал его над головой. Это значило: баржа вышла на самую быстрину. Выжать из моторов все!.. Надсадный вой изнемогающего металла впивался в мозг. Не верилось, что когда-то была и когда-то снова наступит тишина… Время тащилось так же медленно, как проползающие мимо валуны…
Но все-таки оно шло своим чередом, и все-таки настала минута, когда, перекрывая гул моторов, донесся пронзительный звук сирены.
Отбой!..
Алексей перевел мотор на холостой ход и оглянулся.
Катер вел баржу на буксире по широкому плесу, направляясь к берегу. Варька бежала по палубе к носу баржи, махала руками и что-то кричала.
Изнуряющая усталость словно свинцом налила руки и ноги. Не хотелось ни шевелиться, ни говорить, ни даже думать. Собрав последние силы, Алексей спустился из кабины, сделал несколько неверных шагов и свалился ничком на прокаленный солнцем песок…
Вторую баржу вывели на плесо к полуночи.
Степан Корнеич, ни с кем не советуясь, объявил привал на ночевку. Впереди не было грозящих обмелением перекатов, а отдых все заработали трижды.
Алексей подошел к Варьке, кашеварившей у костра, и распорядился:
— Выдай всем… кому сколько надо, с устатку.
Варька повернула к нему лицо. Пламя костра отблескивало в ее смеющихся глазах.
— А тебе?
Он махнул рукой:
— Я без вина пьяный…
Глава двадцать четвертая
БОЛЬШЕ НЕ ПОВСТРЕЧАЕМСЯ…
Алексей проспал остаток ночи и большую часть следующего дня.
Не слышал, как счалили караван и отплыли. Не слышал, как Варька подсаживалась к лежащему рядом Роману и разговаривала с ним. Не проснулся даже, когда они громко заспорили между собой.
Роман решил сразу же ехать обратно на базу катером Василия. Варька настаивала, чтобы остался в Порожной, вылежался в больнице. Роман возражал, говорил, что чувствует себя хорошо, а не встает только потому, что все равно делать ему нечего, раз теперь он безлошадный.
— Одного тебя такого не отпущу, — сказала Варька. — Поеду с тобой.
— А он… отпустит? — усмехнулся Роман и кивнул на спящего Алексея.
— Невенчанная, — ответила Варька.
— Ты же любишь его, — сказал Роман.
— Никого я не люблю, кроме самой себя, — с сердцем ответила Варька и отвернулась.
Алексей проснулся и по солнцу, которое уже прикоснулось к вершинам тонкостволых елей, тесно растущих по самой кромке высокого обрывистого берега, догадался, что день клонится к вечеру.
Упрекнул Романа:
— Хоть бы разбудили!
— Спи на здоровье! Старик сказал, за тем мысом Олений Ручей. А там до стройки рукой подать.
— Да, — подтвердил Алексей, — от Оленьего километров тридцать, не больше.
Он вспомнил, что до устья Оленьего Ручья проложена дорога. Можно сегодня же добраться до стройки, если подвернется машина. К ночи можно успеть домой.
Алексей представил, как он поднимается на голубое крылечко, как постучит, как, раздвинув занавески, с терраски выглянет в окно Фиса, как обрадуется ему…
Обрадуется?.. То-то много ей радости было от него… Сможет ли простить? Не так, чтобы для виду, а всей душой простить… Не одна вина перед ней. Весь в винах, как
