шелудивый в струпьях. Струпья усохнут и отвалятся, а обиды как забыть?..
Нет, не по силам ему сейчас встреча. На людях легче…
Когда пристали к берегу в устье Оленьего Ручья, Василий подвел катер к барже и окликнул Алексея:
— Довезу тебя.
— Спасибо. Утром.
— Гляди. А то еще дотемна успеем.
К ручью полого сбегала зеленая лужайка. Все обрадовались свежей травке. А то, сколько шли вверх по Порожной, где ни сойдешь на берег, все только песок да камни.
Полянка была невелика. С трех сторон ее окружал густой, словно сеяный ельник. Невысокие, четырех-пяти-метровые деревца, каждое чуть потолще бильярдного кия, росли так часто и так тесно переплелись ветвями, что между ними нельзя было протиснуться ни человеку, ни зверю. Кое-где между елями в такой же тесноте тянулись вверх тощие березки, белые стволы которых резко выделялись на фоне темной, почти черной хвои. Между комлями лилово-коричневых стволов, среди зелени травы, светились огненные чашечки жарков. А над синевой реки и над темными вершинами елей громоздились ржаво-бурые скалы, подпирающие голубое безоблачное небо.
Конечно, развели неизбежный костер. Мужики разлеглись на траве и закурили, а Варька сновала, как челнок, между костром и кухней.
— Хороша полянка! — сказал Степан Корнеич. — Как раз угодила ко времю. Последний вечер мы сегодня вместях…
— На прощанье угощу вас вкусненьким, чтобы долго помнили, — подхватила Варька и снова побежала на баржу.
— До чего старательная девка! — похвалил Степан Корнеич. — Минуты не посидит без дела. И уважительная! Ты скажи, как о родных печется!
Алексей поймал себя на горькой усмешке. Он хорошо понимал, что Варька хлопотами крадет время у невеселых дум. И позавидовал ей… У него не было под руками работы, за которой можно укрыться…
Пироги с картошкой, которые Варька ухитрилась испечь на костре, пришлись всем по вкусу. Тем более что Алексей и сегодня разрешил Варьке выдавать без нормы. И сам выпил вместе со всеми.
Ровно в восемь часов утра Алексей был в приемной начальника строительства.
Секретарша Тоня обрадовалась ему, как родному.
— Наконец-то! Елисей Назарыч третий день вас ждет. Сейчас позвоню ему в котлован.
Кравчук еще с порога загрохотал:
— Явился, пропащая душа! Ну, проходи, докладывай! — и пропустил Алексея в кабинет впереди себя. — Все в целости?
— Нет.
Кравчук резко откинулся на стуле.
— Что случилось?
— Катер утопил на Малом Шайтане.
— А дизеля?
— Дизеля целы. Доставили.
— Чего же ты мне голову морочишь! — закричал Кравчук.
И тут же озабоченно спросил:
— Жертв нет?
— Все живы. Моторист Храмцов… пострадал… Тоже на Малом Шайтане.
— Что с ним?
— Ударился головой. Сейчас уже выздоравливает.
Кравчук пристально всмотрелся в Алексея. Заметил его ввалившиеся глаза.
— Вижу, нелегко досталось вам… Ну хорошо… Подробно потом расскажешь. Где караван?
— Пристали у Оленьего Ручья.
— Отлично! Там и устроим вам встречу… Сколько вас всего?
— Семеро… — ответил Алексей, потом поправился решительно: — Восемь человек.
Кравчук вызвал Тоню.
— Найдите начальника техснаба.
Потом сказал Алексею, чтобы тот ехал на караван, готовил документы и груз к сдаче. Принимать приедет начальник техснаба.
Когда Алексей был уже в дверях, спросил:
— Был дома?
— Не был.
— Тогда скажу техснабу, чтобы ехал позднее?
— Пусть едет сейчас, — ответил Алексей.
Все распоряжения можно было отдать по телефону, но Елисей Назарович поехал в столовую сам. Фиса работала там кладовщиком. С ней надо было поговорить самому.
Пока ехал, шевельнулось сомнение: надо ли путаться в чужое дело? Сами разберутся, без посторонней помощи… Но тут же возразил сам себе: очень часто не хватает самого малого толчка, одного слова, одного намека, чтобы случилось то, чему по всей справедливости следует случиться.
Елисей Назарович несколько раз встречал на улице Фису с сыном и не мог не заметить, с какой неосознанной надеждой всматривается мальчик в каждого встречного мужчину.
Свои дети у Елисея Назаровича давно уже выросли и жили своей взрослой жизнью, и, может быть потому, что возле не было детей (именно детей, а не взрослых, пусть и родных), его так волновала безотцовская судьба маленького сына Фисы…
Фиса очень удивилась, когда Елисей Назарович появился в ее тесном складе. Ему с трудом было протиснуться между стеллажами, уставленными ящиками, коробками и банками. В складе был всего один стул, и Фиса торопливо встала. На ней был синий мешковатый халат, и она как будто стеснялась своего неуклюжего вида.
Еще больше удивилась вопросу Кравчука:
— Уху умеешь варить, Анфиса Степановна?
Даже не успела ответить.
— Что за вопрос, верно? А дело вот какое. Есть просьба. Наверно, слышала: привел караван твой Алексей. Большое дело сделали. Можно сказать, подвиг! Встречает их сегодня стройка. Уху сварим прямо на берегу… Ты бы сварила! Встретила бы его!..
Как он произнес «твой Алексей», Фиса опустила глаза.
И только когда закончил, вскинула голову. Посмотрела Елисею Назаровичу в глаза прямо, вроде бы спокойно. Только пальцы не могли успокоиться, все теребили и теребили серую молескиновую скатерку, свисавшую со столика.
— Что не забыли меня, спасибо вам, Елисей Назарович. Только не поеду я на берег уху варить… Домой придет, встречу.
— Наверно, ты правильно рассудила, Анфиса Степановна, — сказал Кравчук. — Ну, извини, если невпопад. А уху мужики и сами сварят…
Варька и сама не поехала бы с Алексеем в поселок. Но то, что он даже не предложил ей поехать, задело ее до глубины души.
— Второй раз еду на эту Пустопорожную, да так и не доеду, — сказала она Роману. — Видно, не след мне сюда и ездить…
— В досаде можно и ошибиться… — ответил ей на это Роман.
— Нет, — возразила Варька, — я, когда ошибаюсь, нутром чую.
И занялась сборами в новую дорогу. Постирала чулки и разную другую мелочь. Стащила с Романа рубаху и тоже выстирала. Алексею старалась не попадаться на глаза. Тому, впрочем, и времени не было. Он сдавал груз работникам техснаба. Митрич, назубок помнивший, где что уложено, помогал ему.
Василий вместе с Сеней и Гришей перебирали мотор, притирали клапана. Обратный рейс предстоял нелегкий. Хоть и порожнем, но большую часть пути против воды. Степан Корнеич, сидя на корточках у порога машинного кубрика, давал последнее лоцманское напутствие мотористам. Сам он улетал на базу самолетом. Там его ждал следующий рейс.
Один Роман изнывал от безделья. Он уже пробовал вставать на ноги и ходить, но Варька сумела убедить его, что, терпеливо вылежав день, убавит срок болезни на неделю.
Под вечер приехал Кравчук.
Остановил свой «газик» на краю полянки, открыл багажник и достал мешок, из которого торчали два серповидных хвоста.
Взял в каждую руку по осетру и, потрясая ими, как палицами, крикнул зычно:
— Кто у
