Катя так и представила, как Ромка после этого поморщился. Она-то видела, как его родители содержат. Холодильник пустой, да и ботинки у Ромки далеко не новые. И куртка не сходится в плечах, потому что те раздались. А родительское пособие, очевидно, нет. И Катя еще жаловалась Ромке на свои несчастья. А тех несчастий по сравнению с его проблемами кот наплакал.
— Ты уже это говорил, — равнодушно напомнил Ромка. — А я честно предлагал выслать твою дотацию обратно. Но мы как будто договорились делать вид, что я очень в ней нуждаюсь, а ты не можешь оставить меня без поддержки? Чтобы мама не расстраивалась?
Ответ последовал не сразу: вероятно, Денис Денисович его обдумывал.
— Не хватало еще, чтобы Давыдов по интернетам всяким зарабатывал! — буркнул он. — Мне такого позора не надо! Увижу где-нибудь в этих ваших Тиктоках — мигом вся твоя эпопея с самостоятельностью закончится! Квартиру сдам, и выкручивайся потом, как сумеешь!
Как будто без квартиры Ромка перестанет быть Давыдовым. Катя покачала головой, поражаясь бредовости подобного высказывания и запрещая себе поддаваться жалости. Нельзя, нельзя жалеть Ромку, нельзя обижать его этой слабостью! Он справляется, не падает духом, не выклянчивает себе место получше, а добивается его, значит, заслуживает только восхищения. И Катя давно им восхищалась. И совершенно напрасно об этом не говорила.
— Ладно, пап, все это мы тоже уже проходили, — непривычно устало проговорил Ромка, и Катя вопреки всем своим установкам занялась жалостью. Ну как же так? Ну почему старший Давыдов вбил себе в голову, что сын должен пойти по его стопам, и не хочет принять его выбор? Ромка вон в математике разбирается не хуже Строева и с программированием на «ты» — зачем ему армия? Да пусть бы он даже актером стал или вообще в ПТУ подался — что же, за это любить его меньше? Гнобить за непокорность? Попрекать куском хлеба? Ух, Катя высказала бы этому напыщенному индюку все, что о нем думает! Кажется, никто ее еще так не бесил! И никогда ей еще не было так обидно. Не за себя — за Ромку.
— Убедился, что я жив-здоров, галочку поставил — и чудно! — продолжал между тем младший Давыдов. — Дай мне Лизку, она в прошлый раз обещала кое в чем помочь. И да — я слышу, что она уже вернулась из садика.
В ответ послышалось язвительное замечание о том, что хоть кто-то из их детей выполняет обещания, а после — быстрый, звонкий, радостный лепет. Лизой звали младшую Ромкину сестру. Слов ее было почти не разобрать, зато у Кати появилась возможность оценить обстановку и придумать, как отвести от себя подозрения в подслушивании. Невольном, конечно, но вряд ли Роме будет от того проще. Он так откровенно не хотел говорить о своих отношениях с отцом, что переводил разговор на другую тему всякий раз, как только та хоть косвенно касалась его семьи. И Катя не имела права не только осуждать его за это, но и вмешиваться в то, что ее не касалось. А Ромкина жизнь ее не касалась. Ведь не касалась же?
В посторонних мыслях никак не хватало места для нужных, а потому о возникшей проблеме Катя вспомнила только тогда, когда Рома тяжело отодвинул кресло. Значит, через несколько секунд будет на кухне. В мгновение ока загнанный в ловушку мозг выдал решение, и Катя, подцепив пальцем лежащие в боковом кармашке рюкзака наушники, вставила их в уши. Засунуть штекер в телефон она уже не успела, лишь придвинула трубку и провод к себе поближе и сделала вид, что с головой ушла в музыку.
И даже весьма правдоподобно вздрогнула, когда Рома плюхнулся на соседнюю табуретку и в упор посмотрел на Катю. Потом демонстративно вынула наушники и улыбнулась.
— Я не заметила, как ты вернулся.
Ромка, не отвечая, взял один наушник и поднес его к уху. Катя покраснела. Ромка вздохнул.
— В чем Лиза обещала тебе помочь? — не нашла ничего лучшего для вопроса она. Но хоть не сразу в лоб про отца. Пусть Ромка немного выдохнет.
Он посмотрел на нее и кивнул в сторону спальни.
— Пойдем, это не секрет.
Сгорая от нетерпения — хотя что там могло интересовать трехлетнюю девочку? — Катя потрусила за ним и увидела на черном экране восьмиэтажную блок-схему с кучей непонятных слов. Вскинула брови, недоуменно воззрившись на Ромку, но тот только невесело усмехнулся и прожал какие-то кнопки, меняя картину.
Теперь на экране появились яркие сочные цвета. Зеленое поле, синее небо, желтое солнце. Грядки с морковкой и капустой, деревья с созревшими яблоками и грушами, ограда с веселым домиком за ней. У домика была красная крыша, круглые окна и дымящая труба. Катя заулыбалась, ощутив в душе теплые детские переливы.
— Делаешь для сестры игру? — догадалась она. Ромка многозначительно поморщился.
— Не только для нее, но она у меня первый испытатель, — пояснил он и снова защелкал клавиатурой. — И вот это ей совершенно не нравится.
Средь полей и грядок возникли столь же яркие домашние животные: пятнистая корова, кудрявая овечка, чумазый поросенок. Все они приветливо улыбались, но при этом казались словно бы чужеродными, и Катя быстро поняла причину. Животные были слишком взрослыми, слишком естественными, словно бы в мультфильм вставили раскрашенные кадры из настоящей деревни. Им категорически не хватало сказочности и озорства, и Катя, несмотря на всю свою симпатию к Ромке, отлично понимала недовольство его сестренки.
— Они немного… — замялась она, подбирая слово помягче, но Ромка не стал ждать.
— Никакие, я в курсе, — без тени обиды согласился он и признался: — Я не умею рисовать.
Идея в критической ситуации снова явилась незамедлительно, и Катя даже подпрыгнула от нетерпения. Наконец-то она хоть как-то сумеет отплатить Ромке за доброту!
— Я умею! — радостно сообщила она и схватила его за руку, чтобы он не надумал ей перечить. — Пожалуйста, Ром, можно я попробую? Я детстве очень милых овечек рисовала, правда! Даже в конкурсе однажды победила! Ром, ну не отказывайся!
К ее удовольствию, он и не подумал набивать себе цену, согласившись сразу же
