Я хотела, чтобы Илта умер, но не так.
Подавляя рвотный рефлекс, я осторожно вытерла рот, но мой желудок был уже пуст.
Я подняла глаза и увидела, как Каспар отбрасывал в сторону то, что раньше было Илтой: куски плоти, кости и обескровленные органы, разбросанные в темнеющей луже крови. Грудные клетки его сообщников были разорваны и валялись рядом. Вампиры столпились над трупом няни, в органах которой еще можно было найти драгоценную кровь, перед которой они преклонялись.
— Ты никогда не был достоин называться вампиром, Илта Кримсон!
Каспар, в окровавленной и порванной рубашке, поднял голову, его руки были испачканы кровью вампира, которому он только что сообщил, что он недостоин называться вампиром. Парализованная от ужаса, я выглянула через двойные двери особняка под названием Варнли, и наши взгляды с Каспаром встретились. Он убрал со лба испачканные кровью, спутанные волосы, его грудь быстро поднималась и опускалась, хотя он даже не вспотел. Тонкие черные струйки дыма поднялись в воздух, когда вампиры приступили к сжиганию останков четырех трупов.
Одинокая капля крови скатилась с клыка Каспара, и я почувствовала, что мне плохо. Я едва успела заметить беспокойство на его лице, прежде чем мои глаза закрылись. Я упала па пол, прямо в лужу собственной рвоты, мое сознание неторопливо покидало место преступления, которое напоминало об истинной злодейской натуре существ, которые называются вампирами.
— Виолетта!
«Вампиры не нежные и любящие существа. Не в их характере меняться, подстраиваться или принимать других. Их любовь отличается от человеческой, а похоть значит для них намного больше. Они стареют не так, как мы, скорее как камни: постепенно выветриваются, медленно умирая, так медленно, что это едва заметно. В любом случае камень является неотъемлемой частью вечности, как и они».
— Не подходи ко мне!
Мои слова разорвали тишину, и несколько пар глаз посмотрели в мою сторону. Я залезла на подоконник, чувствуя себя как на допросе, хотя это не я совершила преступление.
— Почему ты так себя ведешь?
Я громко выдохнула, не зная, смеяться или плакать.
— Это было отвратительное зрелище, и в моей памяти еще свежи события на Трафальгарской площади… Я просто не ожидала, что ты способен сделать то же самое с себе подобными. А теперь вы все ведете себя так, будто ничего не случилось… это неестественно.
— Да, Виолетта, мы пьем кровь себе подобных существ. Илта заслужил это. Хорошо, признаю, что мы немного увлеклись, сам не знаю почему. — Фабиан оглянулся через плечо на брата и сестру Варнов, которые, опустив руки, скептически смотрели на меня. Он направился ко мне, но я увидела холодный взгляд Лилы, и у меня перехватило дыхание.
Рядом с Лилой стоял Каспар и, ничего не понимая, переводил взгляд между нами троими.
Фабиан сделал еще один шаг в мою сторону, я закрыла глаза и от-вернулась, сдерживая жгучие слезы.
— Не подходи ко мне, Фабиан!
он, должно быть, остановился, потому что воздух вокруг меня остался теплым. Я сделала глубокий вдох.
— Держись от меня подальше!
— Что?
— Просто сделай, как я прошу,
Я закрыла лицо, отказываясь смотреть на него. Послышалось какое-то движение, и наступила тишина. Я осторожно подняла н много голову, вглядываясь сквозь завесу своих волос. Лила поло жила руку на плечо Фабиана и, утешая, бормотала что-то ему на ухо. На ее лице было написано беспокойство, она неодобрительно махнула головой в мою сторону, когда они направились к выходу Проходя мимо моей кровати, сестра Каспара оглянулась, на ее губах играла едва заметная самодовольная и удовлетворенная усмешка. Я быстро опустила голову, не желая, чтобы она видела, что я смотрю. Дверь захлопнулась, и маска вынужденного безразличия, которую я натянула, когда очнулась не более часа назад, сползла. Я упала на колени, свернувшись калачиком на холодном подоконнике.
— Почему? — прошептала я в тишину.
— Почему? Это ты мне скажи.
В удивлении я заметила напротив Каспара; прислонившись к стене, он сложил руки на груди, прикрывая расстегнутую рубашку. Его лицо перекосило от гнева, хотя глаза оставались добрыми.
— Тебя ведь совсем не напугало то, что мы сделали с Илтой? Скривившись, я покачала головой.
— Просто было противно, — продолжил он. Я кивнула. — Но ведь не из-за отвращения ты не позволила Фабиану подойти к тебе?
Я замерла, чувствуя опасность.
— Нет.
— Почему тебе так нравится мне врать, Виолетта? — вздохнул он и мотнул головой, убирая волосы с глаз.
Мне потребовалась минута, чтобы решить, что ответить, и уже не так вызывающе, как мне бы хотелось, я возразила:
— Я не вру.
В мгновение ока он очутился передо мной, убирая мои волось с левой щеки. Я попыталась увернуться, но он крепко взял меня за подбородок и медленно провел пальцем по почти затянувшейся царапине.
— Тогда как ты объяснишь это?
— Обычная царапина, ничего страшного
Каспар нахмурился, и на его лбу появились морщинки, когда он немного повернул в сторону свою голову. Потом он резко дернул меня за волосы, и моя шея напряглась, пока там что-то не щелкнуло.
— Ты сама мне расскажешь, откуда у тебя эта царапина, или мне использовать другие средства, чтобы узнать это?
Я молча поджала губы и опустила глаза. Мне не понравилось выражение «другие средства», но я не собиралась рассказывать ему о поцелуе с Фабианом или об угрозах Лилы.
Принц нежно провел пальцем по моим губам. Я мгновенно отпрянула от его холодного и необычайно нежного прикосновения.
— Тогда перейдем к другим средствам?
— Почему это для тебя так важно? — огрызнулась я, прижимаясь сильнее к влажному окну и стараясь отодвинуться от Каспара как можно дальше.
Он закатил глаза.
— Давай подумаем. Возможно, мне просто интересно, почему моя сестра, мой лучший друг и моя заложница ведут себя крайне странно?
Он сделал еще один шаг вперед и, прижав два пальца к моему виску, сначала нежно, а затем более решительно, закрыл глаза. А мои, наоборот, широко раскрылись, когда я поняла, что он собирается делать.
Я торопливо возвела барьеры вокруг моих мыслей, пытаясь скрыть сколько удастся, и сосредоточила свое внимание на прохладе окна, и на конденсате, и на звуке ветра, качающего ветки за окном. Потом подумала о его ровном дыхании, в то время как он пытался прорваться сквозь мои барьеры; и о его страдальческом выражении лица; о морщинках, которые появились у него на лбу от напряжения; и о темных пуговицах его рубашки, не полностью застегнутых и обнажающих гладкую грудь.
