— Знаете что, — сказал он значительно, — знаете что, Камилла, называйте меня просто Роберт.
— Зачем это? — спросила ничуть не польщенная вдова.
— Я всегда считал вас неглупой женщиной. Даже в те времена, когда вы были еще девушкой.
— Если вы считаете, что сказали мне комплимент, объясните, в чем его суть.
Ливингстон сел на место и склонил голову. Так низко, как только смог.
— Что это вы? — опасливо спросила вдова.
— Казните меня.
— Прекратите, как вас там, Роберт? Так вот, прекратите! Я не выношу театра!
— Это не театральное раскаяние, а искреннее!
— Вы в чем-то раскаиваетесь? Значит…
— Да. Я хотел выдать вас замуж за моего друга, капитана Кидда, но не в этом мое прегрешение.
— А по-моему — как раз в этом.
— Оставим эти мелкие препирательства, и я расскажу вам все. Все, что я собирался от вас скрыть.
Миссис Джонсон подобралась, она почувствовала, что сейчас действительно пойдет серьезный разговор. Кроме того, ей было приятно осознавать, что она не позволила себя использовать в качестве пешки в какой-то пока что неизвестной игре. Кстати, попытка Ливингстона использовать ее именно как вдовушку ничуть не задела.
— Итак, Роберт.
— Прикажите принести стаканчик джина.
— Мое общество перестало вас опьянять? — усмехнулась хозяйка.
Ливингстон скорчил некую рожу, мол, что тут разводить деликатности, вы ведь все понимаете, мадам.
Выпив джина, он сразу же приступил к делу:
— Моя вина перед вами состоит в том, что я не все вам рассказал о моем друге капитане Кидде.
— Слушаю, слушаю вас, Роберт.
— Узнав о страстной влюбленности моего друга и зная вас, прежде всего я надеялся, что вы сочтете его охотником за состояниями и, даже выйдя за него замуж, не доверите ему своих денег. В такой ситуации мне будет легко заманить его в экспедицию на Мадагаскар.
Миссис Джонсон заволновалась, почувствовав, что снова перестает понимать собеседника.
— Мадагаскар? При чем здесь Мадагаскар?!
— Дело в том, что где-то на Мадагаскаре зарыт огромный сундук с золотыми монетами, и только капитан Кидд знает, где именно. Понимаете меня?
— Сундук с монетами…
— По сравнению с содержимым сундука и ваше и мое состояние — мелочь, о которой смешно говорить.
Голова у вдовы шла кругом, и она изо всех сил пыталась этому сопротивляться.
— Почему же он бросил этот сундук там?
Ливингстон усмехнулся:
— Вы сами должны были понять, что Кидд — человек необычный, несмотря на то что вам он показался скучным. Я навел о нем подробнейшие справки, и все собранные сведения говорят, что он человек особого рода. Вспомните хотя бы историю с сэром Флетчером. Как он мог за сутки до прибытия гонца из Лондона знать, что все обернется именно так?!
Миссис Джонсон жевала закушенную губу.
— Но он же сам меня убеждал, что не имеет к этому никакого отношения!
— А что он должен был делать, раскрыть свои тайны?!
Ливингстон потребовал еще стаканчик джина и получил его.
Вдова выпила тоже.
— Но Флетчер — это одно, а вот сундук. Почему он оставил этот сундук на острове?
— Я тоже сначала не поверил в реальность такого события. Мне тоже показалось это странным. А потом я раскинул мозгами и понял, что все правильно. Такой человек, как Кидд, мог отказаться от золота.
— Но почему?!
— Потому что на нем слишком много крови. Оно было добыто с кровью, оно было с кровью погребено. Погибли многие и многие. И французы, и англичане, и дикари племени сакалава. По представлениям Кидда, я думаю, на этом золоте лежит проклятие. Ради себя он за ним никогда бы не отправился.
— И вы решили, что он отправится за ним из-за меня?! Я неплохо к себе отношусь, я могу внушать мужчинам кое-какие чувства, но все же не подобную жертвенность.
Ливингстон опять стал морщиться и махать руками:
— То, что вы говорите, и умно, и не очень умно. Вы забываете, что он влюблен. А влюбленность нельзя изобразить, как нельзя изобразить ум.
— Вы думаете?
— Тем более что влюблен не кто-нибудь, а капитан Кидд. Я вам уже в течение часа объясняю, что он человек необычный. Если влюбляется такой, как он, возможно все. Когда я это понял, каюсь, решил использовать его. Еще до истории с его влюбленностью в вас я пытался познакомить его с Флетчером. Я думал, что он не плывет на Мадагаскар из-за того, что у него мало сил, я думал, что, получив от Флетчера гарантии безопасности и помощь в виде одного-двух кораблей, Кидд станет смелей. Но, как я теперь думаю, дело тут не в трусости или смелости.
— В чем же?
— Не мое дело копаться в странностях человеческих натур, мое дело — использовать их в своих целях.
— По-моему, это не слишком…
— Слишком, слишком! — перебил хозяйку Ливингстон. — Теперь я уже близок к концу своего рассуждения. Я не смог свести его с Флетчером. Я не смог женить его на вас и сыграть на благородных струнах его души. Он бы не посмел жить на деньги вдовы.
— Выйдя замуж, я бы перестала быть вдовой.
— Он бы не посмел жить на деньги жены. Он бы помчался вместе со мной за этим золотым сундуком.
— На что же вы рассчитываете теперь?
Ливингстон вытащил из кармана платок и вытер последовательно лицо, шею, лысину под париком.
— На то, что вы сами выйдете за него замуж и уговорите его отправиться за этими денежками. Легко видеть, исходя из особенностей человеческой натуры, что этот способ самый верный. Любовь движет людьми увереннее, чем корысть и тщеславие.
Миссис Джонсон думала.
Гость потягивал крепкое.
— Что вас смущает? Через неделю после бракосочетания вы отправите его в плавание и заживете прежней своей жизнью. Будете принимать кого захотите, будете…
— Не зарывайтесь, Роберт. Моя жизнь — это моя жизнь, усвойте это.
— Но зато предприятие у нас теперь общее, — самодовольно и нагло ухмыльнулся Ливингстон.
«АНТИГУА»
(продолжение)
Свадьба была не слишком пышная, несмотря на желание счастливого жениха. Ему объяснили, что поскольку замуж выходит вдовица, то не принято очень уж веселиться. Зрелые люди сходятся тихо и чинно.
Гостей было соответственно немного, но зато уж отборные.
Никаких родственников.
Уильям думал послать приглашение отцу, но его отговорили, пусть уж лучше приезжает на крестины внука. Этот аргумент показался капитану убедительным, даром что ждать потомства от пятидесятилетней (возраст Камиллы был известен только Камилле) жены было трудно.
Не было и родственников невесты.
Родом она была из Бретани (слово это резануло слух жениха) и занималась в молодости промыслом, который ее родственники не одобряли.
Настолько не одобряли, что считали свою дочь и сестру умершей.
