Спокойная, почти детская улыбка расправила напряженные черты капитанского лица.
— Надо ей сказать.
— Погоди.
— Почему?
— Подумай, ты поселишь в ее сердце слишком большую надежду, а камня мы не добудем вдруг, а?
— Почему же не добудем?
— А вдруг его нет на месте?
— Да куда он оттуда денется?
— Уильям, до Мадагаскара еще нужно доплыть. А твой корабль для этого не годится.
— А что такое?
— Я внимательно обследовал его. Трюмные переборки изъедены табачным жуком, несильный шторм — и корпус треснет, как скорлупа, поверь мне. Лично мне не хочется пойти на дно, держа в руках алмаз «Посланец небес».
Было видно, что в голове Ливингстона происходит бурный мыслительный процесс. Он мгновенно строит какие-то планы, на ходу анализирует и решительно отвергает, если они кажутся ему неубедительными.
— Нам нужен другой корабль.
— Легко сказать, хороший корабль стоит не меньше пятнадцати тысяч фунтов.
— Да, Уильям, да. Кроме того, нам нужен не просто корабль, но корабль, находящийся под особым покровительством.
— Что это значит?
Ливингстон похлопал себя по щекам, потом по коленям, глубоко, осмысленно вздохнул.
— Видишь ли, если смотреть на вещи прямо, то мы должны признать, что камень этот принадлежит английской короне.
— И пусть принадлежит, мне он нужен только для того, чтобы оживить Камиллу.
— Правильно, правильно, мы только попользуемся им и тут же отдадим в казну.
Кидд кивнул:
— Меня такой план вполне устраивает.
— Меня тоже, но есть одна загвоздка.
— Какая?
— Понимаешь ли, чтобы взяться за это дело, без опасности оказаться в конце концов на виселице, нам нужно заручиться высокой поддержкой.
— Ты имеешь в виду сэра Белломонта?
— Думаю, нам понадобится кое-кто повыше.
Капитан вытаращил глаза:
— Его величество?
Ливингстон приложил руку к губам:
— Нам нужно сделать так, чтобы мы отправились в это путешествие на совершенно законном основании, с бумагами, гарантирующими наши полномочия. Если ты не против, я немедленно займусь этим делом!
— Я не против.
— У меня к тебе только одна просьба.
— Выполню любую.
— Держи язык за зубами, умоляю тебя. Одно неосторожное слово может нас погубить. Подумай, если хотя бы один негодяй из команды «Антигуа» узнает о нашем плане, мы не проживем после этого и часа. И Камилла протянет не дольше.
Кидд значительно кивнул:
— Уж если я молчал до сих пор, то помолчу и впредь.
«АНТИГУА»
(окончание)
Не прошло и недели, а капитан Кидд, резко изменив свои жизненные планы, направлялся в Лондон в компании своего друга Ливингстона и самого лорда Белломонта, пожелавшего принять самое активное участие в деле.
Кидд получил твердые заверения врача Джонсона, что миссис Джонсон-Кидд доживет до его возвращения. Сообщение, что любимый муж отправляется за чудодейственным лекарством, так благотворно подействовало на самочувствие капитанши, что она нашла в себе силы самолично проводить его в путешествие. Правда, из коляски она не выходила, а из прощальных ласк позволила мужу лишь поцелуй в щеку.
Он тем не менее был почти счастлив и полон уверенности, что в скором времени станет еще счастливее.
Накануне отплытия 16 октября 1695 года Кидд, Ливингстон и Белломонт скрепили своими подписями договор, которым основывалось предприятие по добыче из мадагаскарских джунглей алмаза «Посланец небес». Текст был составлен таким образом, что из него нельзя было непосвященному человеку понять, о каком, собственно, предмете идет речь. Это было необходимой предосторожностью. По официальной версии, они отправлялись в южные моря для того, чтобы бороться с незаконным каперством. Впрочем, ОНИ — неправильное обозначение. Плыть должен был один Кидд, потому что его партнеры большими мореходами себя не считали и рисковать жизнью не собирались, даже ради очень большого драгоценного камня. То, что Кидд в этом походе будет единоличным командиром, немного волновало лорда Белломонта.
— Вы боитесь, не сбежит ли он с ним, да? — спросил у него напрямик Ливингстон.
— Признаться, такие мысли приходят мне в голову.
— А я полностью ему доверяю. Вы плохо знаете этого человека, сэр.
— Я, может быть, плохо знаю этого человека, но я хорошо знаю людей. И еще ни разу не видел такого, который бы захотел добровольно поделиться тем, чем может распоряжаться единолично.
— Уильяма не интересует камень. Его заботит только здоровье его жены. Как только он его привезет, Камилла встанет на ноги, уж я об этом позабочусь, и камень перейдет к нам. Пятая часть стоимости его будет принадлежать мне, поскольку я внес пятую часть начального капитала, четыре пятых — вам и тем, с кем вы захотите поделиться в Лондоне.
Лорд ничего не сказал, ибо говорить было нечего. Ливингстон исчерпывающе точно изложил смысл заключенного между ними договора. Договор был хороший, единственное, что смущало милорда, — это сам капитан Кидд. Все-таки много в нем было странного и непонятного.
— Сказать по правде, Роберт, мне было бы спокойнее, потребуй он свою долю в этом деле.
Ливингстон улыбнулся:
— Если бы я знал Кидда так же, как вы, я бы мыслил на его счет похожим образом. Но я успел его изучить. Он именно таков, каким кажется. Никакого второго дна, никакого подвоха, все его слова значат то, что значат. Он, как это ни удивительно прозвучит, кристально честный человек.
— Вот это-то меня и пугает. Кристально честный человек — это человек, с которым невозможно договориться.
Ливингстон снова улыбнулся:
— Но мы-то договорились.
— Но оставим в стороне его человеческие качества, каков он в бою?
— Вы, наверное, слышали каков.
— Слышать-то я слышал, но никак не могу взять в толк, откуда в таком наивном субъекте такое воинское умение.
— Природа полна тайн.
Теперь пришла очередь Белломонта улыбаться.
— Когда человек начинает философствовать, он начинает умирать.
В Лондоне гости из Нью-Йорка поселились в доме у дяди лорда Белломонта, очень церемонного и молчаливого старичка. Встречались они только за обедом, их беседа состояла буквально из нескольких слов, после чего лорд Белломонт-стар-ший отправлялся к себе в кабинет, где погружался в писание своих бесконечных мемуаров. Он был свидетелем нескольких царствований и никак не мог решить, какое из них признать худшим. Как правило, наибольшее количество претензий обычно бывает к последнему по времени правителю, но в голове старика еще не совсем изгладились те гадости, что творил на престоле Яков со своей шайкой. Поэтому старик пребывал в сомнении, а непрерывное сомнение способно пробудить желчность даже в человеке, не склонном от природы смотреть на вещи с предубеждением.
