Все это так отличалось от ее дома.
– Я никогда не думала о том, чтобы сюда переехать.
– Теперь я это понимаю.
Отец был разочарован, печален, и это разрывало Эмме сердце, поскольку она могла лишь догадываться, какую боль причинила ему эта мысль и осознание того, что он еще не скоро сможет начать работать.
– Пап, а ты не думал продать клинику?
Доктор Синклер ничего не ответил, и у Эммы упало сердце.
– Я могла бы проследить за тем, чтобы ты получил за нее хорошие деньги, – заверила отца Эмма. – И сможешь всю оставшуюся жизнь удить рыбу или делать все, что захочется.
– Я знаю. Послушай, Эмма. Все в порядке. Не волнуйся насчет этого. Я все улажу.
– Не хочу тебя торопить, но как ты это сделаешь? Как все уладишь?
– Я пока не знаю.
– Это только что пришло тебе в голову? Нужно планировать свою жизнь, папа.
– Нет, – очень мягко возразил доктор Синклер. – Это ты любишь все планировать, ты любишь, когда все разложено по полочкам.
– Совершенно верно. Но скажи, ты ожидаешь, что я останусь здесь, пока не примешь какое-нибудь решение?
Доктор Синклер отвернулся от дочери, подтвердив тем самым ее опасения.
– Конечно, нет. – Он убрал руки в карманы и наблюдал за мерцающими в озере лучами солнца. – Ты уже не раз повторяла, что у тебя своя жизнь. И я не хочу удерживать насильно. Так что давай просто закончим этот разговор.
– Папа.
Он повернулся к Эмме, и она заметила, что он впервые за все время ее пребывания здесь выглядел на свой возраст. Даже хуже. Доктор Синклер выглядел расстроенным, и это убивало Эмму.
– Я поступил неправильно, выманив тебя сюда обманом. Но еще более неправильно я поступил, пытаясь удержать здесь. Просто я думал, что на этот раз все будет иначе. – Он улыбнулся, хотя улыбка получилась натянутой. – Все будет хорошо, Эмма. Можешь не смотреть на меня так. Я ценю то, что ты сделала. Для меня очень много значит твое решение приехать сюда и помогать мне. Но теперь нужно взглянуть правде в лицо. Я понимаю. Пришла пора продать клинику. – Он подошел к костру и положил на него решетку.
Эмма смотрела на отца, терзаемая сомнениями. Она получила свободу. И все же… И все же не спешила паковать чемоданы.
– Ты действительно не возражаешь? Насчет того, чтобы продать?
– Я думаю, так будет лучше.
– Позволь хотя бы помочь тебе найти покупателя.
Доктор Синклер поворошил угли палкой, и в воздух взметнулся сноп искр.
– Ты не заглядывала во вторую папку? В ту, что лежала под медицинской картой?
Эмма открыла папку и ошеломленно посмотрела на отца.
– Столько желающих приобрести клинику?
– Стервятники начали слетаться, едва только просочилась информация о том, что я на некоторое время отошел от дел. Знаю, тебе трудно это представить, но есть врачи, готовые продать душу, лишь бы только работать здесь. Я приму одно из этих предложений. И ты поедешь домой.
Эмма получила свободу. Наконец-то. Она должна была прыгать от радости, но вместо этого отложила папку и присела на корточки рядом с отцом.
– Я не бегу отсюда. И никуда не уеду, пока ты не решишь вопрос с клиникой.
– На это потребуется всего несколько дней.
– Папа, я хочу, чтобы ты прошел полный медицинский осмотр.
– Тогда тебе будет легче уехать?
– Неужели так странно, что я за тебя волнуюсь?
Улыбка доктора Синклера потеплела, и он пожал руку дочери.
– То же самое можно сказать и обо мне.
– Так ты согласен?
– Если я соглашусь, ты со мной пообедаешь?
Эмма улыбнулась.
– Мы никогда не обедали вместе.
– Мы много чего не делали вместе. И в этом виноват я. Но, похоже, старый пес может обучиться новым трюкам. Вопрос только в том… – в глазах пожилого доктора вспыхнул вызов, – сможет ли молодой пес принять их и дать что-то в ответ?
Эмма шумно выдохнула.
– Люди постоянно говорят, что я с трудом принимаю что-то новое.
Доктор Синклер вскинул бровь.
– Я задел за живое.
– Похоже на то. – Эмма посмотрела на рыбу, и ее желудок заурчал. – Ты в самом деле умеешь готовить?
– Конечно. А ты?
Эмма не выдержала и рассмеялась.
– Совсем не умею.
– А… – протянул отец, и в его глазах заплясали веселые искорки. – Что ж, возможно, старый пес все же сможет чему-нибудь тебя научить.
Последующие два дня Стоун работал не покладая рук. Сначала он сопровождал группу альпинистов, а вечером того же дня отправился в поход с другой группой по тропе, которая не без основания носила название «Перелом Бедра». На следующий день он обучал местных детей катанию на вейкборде, а потом поехал в город посмотреть выставленный на продажу дом. Его окна были заколочены досками, и Стоун подцепил немало заноз. Это ужасно раздражало еще и потому, что цена на дом оказалась настолько завышенной, что он даже не собирался всерьез рассматривать перспективу его приобретения. Стоун как раз находился на полпути к дому, когда его вызвал по рации дежурный поисково-спасательного отряда. Пропал один из туристов, и для его поисков понадобились люди. Целая ночь потребовалась для того, чтобы обнаружить пропавшего спящим на северном берегу озера Джексон.
Идиот.
Злой, уставший, голодный, с рукой, ноющей из-за того, что не получилось вытащить последнюю занозу, Стоун снова двинулся к дому.
– У меня под кожей здоровенная заноза и ужасно болит голова, – сообщил он по рации Ти Джею.
– Послушай, ты работаешь на износ.
– Ну, кому-то нужно это делать.
– Не обязательно делать все самому, Стоун. Никто тебя об этом не просит. Более того, тебе нужно последовать собственному совету и попытаться расслабиться. Притормози. Позвони хорошенькой докторше. Обещаю в этот раз не мешать.
Стоун открыл было рот, но потом снова закрыл, и Ти Джей радостно вцепился в брата.
– Стало быть, у вас с ней все закончилось? Так почему тебе не становится легче? Ты все сделал правильно?
Стоун отключил рацию.
Да, он все сделал правильно.
Они расстались настолько правильно, что Стоун мог думать только об этом. Более того – он хотел сделать это снова.
И снова. Только на этот раз ему было нужно что-то большее, чем просто секс.
И ему не было никакого дела до того, что со стороны все это выглядело как дешевая мелодрама.
Войдя на кухню главного дома, Стоун застал Энни и Ника целующимися столь страстно, словно у них не было за плечами двадцати лет совместной жизни.
– Вы не слишком стары для этого?
Энни прервала поцелуй.
– Неа.
– Определенно не стары, – добавил Ник.
Широко улыбнувшись, Энни повязала передник, надпись на котором гласила: «Не мешайте мне готовить», – и принялась за приготовление буррито.
Измотанный и умирающий от голода Стоун плюхнулся на стул и запихнул в рот еду. Энни налила ему апельсинового сока, а потом откинула со лба волосы, чтобы посмотреть, как заживает рана.
