– Не буду отрицать, – после долгого молчания промолвила Ирен, размышлявшая совсем о другом, – благодаря жизни в Праге я значительно выросла в профессиональном плане. Как ты знаешь, я мечтаю выступать в Венском оперном театре, однако, пока я жила здесь, я прониклась любовью к lieder – так по-немецки называются простенькие лирические песенки, которые писал Шуман. По-крестьянски искренние мелодии мистера Дворжака тоже мне по душе. Отчего-то они гораздо ближе моему сердцу, чем арии из великих опер. Ладно, решено. Как только я разберусь с насущными делами, я снова целиком и полностью посвящу себя оперной карьере.
– Неужели ты собираешься и дальше выступать, после того как станешь королевой?
– А что тут такого? Королева обязана фактически всю свою жизнь постоянно появляться на публике. Это ее долг. Если я стану исполнять его, выступая на сцене, это, с одной стороны, внесет определенную новизну в освященные временем традиции, а с другой стороны, я привлеку на свою сторону прессу. Кроме того, ты сама мне как-то говорила, что Богемия тебе напоминает королевство из сказки. Так оно и есть. По большому счету, оно ничем не отличается от крошечного Лихтенштейна. Кому какое дело, чем здесь занимается королева? Монархия в Богемии – пустая формальность. Очаровательный… анахронизм.
Я потянулась к прикроватному столику и взяла в руки фотографию, на которой Ирен была запечатлена вместе с принцем. Снимок был спрятан в отделанную бархатом рамку с дверкой, которую можно было открывать и закрывать, словно обложку книги. Расстегнув крошечный золотой крючок, я откинула дверцу и вперила взгляд в фотографию. Королевские драгоценности Богемии, равно как и сама корона, на черно-белом изображении выглядели на удивление неброско. А вот Ирен получилась по-настоящему царственной особой, более чем достойной кронпринца Богемии. Я протянула фотографию подруге:
– Если королевская власть анахронизм, зачем же он тогда тебе подарил эту карточку? Почему ты держишь ее в изголовье кровати, закрыв крышечкой так, чтобы служанка не увидела, что на ней изображено?
Ирен выхватила рамку у меня из рук и, захлопнув ее, закрыла на крючок:
– Благоразумие и осторожность. В отличие от Гортензии и Бертрана, королева очень высокого мнения обо мне. Вилли попросил меня никому эту фотографию не показывать. Кроме нас с ним, ее видела только ты.
– Дарует, одновременно отбирая? Славный подход.
Ирен, тряхнув головой, достала папиросу из длинной узкой жестяной коробочки. Склонившись над пламенем свечи, она прикурила ее и, разогнувшись, выдохнула тонкую струйку дыма:
– Некогда богемская знать сочеталась браками с самыми великими из королевских семейств Европы. Впрочем, с тех пор минуло пятьсот лет. Никто не заставляет Вилли жениться на особе королевской крови. Впрочем, даже если его и заставляли бы, он все равно поступил бы по-своему.
На этом наш спор вроде бы закончился.
Однако на следующий день Ирен, будто бы желая продемонстрировать свою власть, пригласила меня проведать с ней членов королевской семьи. Покои королевы оказались еще более роскошными, чем у моей подруги. Королева лично подала нам чай в чашках из тончайшего фарфора. На ее измученном лице застыло мрачное выражение. Внимательно присмотревшись, я поняла, что всю свою красоту принц взял именно от матери. Мне очень захотелось взглянуть на короля, чтобы сравнить его с сыном-Гераклом.
– Как здоровье его величества? – спросила Ирен.
– Ему все хуже, а врачи так и не могут поставить диагноз, – вздохнув, ответила королева.
– А вы не думали попробовать народные средства? – Подруга задала вопрос с такой деланой небрежностью, что я тут же навострила уши.
Королева снова вздохнула и прижала ко рту бесплотный кружевной платочек:
– На этом настаивает Гортензия. Бертран клянется, что народное снадобье, которое он использует против выпадения волос, творит настоящие чудеса.
– Да неужели? – изогнула бровь Ирен, а я попыталась понять, содержится ли в словах королевы что-нибудь важное или нет.
С моей точки зрения, Бертрану бы не помешало почаще бывать на свежем воздухе, что, без всякого сомнения, помогло бы ему куда лучше всяких сказочных отваров. Именно это я и заявила подруге, после того как мы вышли из покоев королевы, оставив ее наедине с чаем, и, шелестя юбками, направились в другое крыло замка.
– Разве я тебе не говорила? – перебила меня Адлер. – Я же сказала, отвары из трав пользуются популярностью даже во дворце. На мой взгляд, это просто невероятно.
– Что же здесь невероятного? Ты же сама утверждала, что в Богемии полно народных обычаев и традиций. Их здесь больше, чем цветов на альпийском лугу. Вот аристократы им и следуют.
– Очень умно с их стороны, – сосредоточенно промолвила Ирен. – Дьявольски умно.
Распрощавшись с королевой, мы направились в гости к Гортензии. Окна ее покоев выходили на юг. На залитые ярким солнцем толстые шпалеры обюссонской мануфактуры падали крестообразные тени от рам в сводчатых окнах. Несмотря на обилие света, в покоях царила атмосфера уныния и злобы. Полагаю, всему виной была их хозяйка, вечно украдкой бросавшая на меня и Ирен косые, завистливые, подозрительные взгляды, словно постоянно ожидая от нас какой-то каверзы. Да и не только от нас, а вообще от жизни.
– Матушка-королева сказала нам, что государю хуже, – тихим, сочувственным голосом проговорила Ирен.
Сидевшая и вышивавшая у окна Гортензия пнула лежавший у ее ног клубок шерстяных ниток, который отлетел в сторону и чуть не попал в толстого коротконогого песика. Песик встал и вперевалочку удалился. По всей видимости, он уже свыкся со вспышками гнева хозяйки.
– Доктора ничего не могут сделать, – пожаловалась она. – Я настаиваю на возвращении к прежнему простому режиму: отвары из трав и очистительные супы. Быть может, следует переехать в Мариенбад.
– А, вы о курорте, который чехи называют Марианске-Лазне, что рядом с лесом на границе с Германией? Грязевые ванны и минеральная вода… Что ж, отличная идея! Принцу Уэльскому там понравилось.
Бледные щеки Гортензии чуть порозовели от похвалы Ирен. Если бы герцогиня вдруг решила рекламировать отвары из трав, своим обликом демонстрируя их действенность, затея с треском провалилась бы.
– Скажите, мисс Адлер, вам помогли полоскания из лаванды и лакрицы, что я рекомендовала?
– Да, благодарю вас. После них я могу по многу часов заливаться соловьем. Вы сами ими пользовались?
Гортензия потянулась к корзине, извлекла из нее красное яблоко и впилась в него длинными выступающими желтыми зубами. Рядом стояла тарелка мейсенского фарфора с огрызками. На ее краешке возвышалась напоминавшая муравейник горка аккуратно сложенных семечек.
– Мисс Адлер, мне, в отличие от вас, не нужно горлом зарабатывать средства на пропитание. Сейчас, когда мой муж уехал в южные именья, мне даже не приходится повышать голос.
Ирен смеялась куда дольше, чем неловкая шутка герцогини того заслуживала. Тем временем Гортензия взяла платочек, смочила его в склянке с прозрачной жидкостью и принялась протирать им виски.
– От мигрени, – пояснила она, – эссенция ландыша в белом вине.
Я не сдержалась:
– Мне всегда казалось, что от белого вина голова заболит только сильнее.
Герцогиня вперила в меня неодобрительный взгляд.
– Это австрийское, – произнесла она таким тоном, словно этот факт автоматически избавлял вино от всех дурных качеств. Доев яблоко, женщина положила огрызок на блюдо, предварительно выковыряв все семечки, которые сдвинула к кучке на краю.
Когда мы, распрощавшись с герцогиней, снова оказались в коридоре, Ирен погрузилась в молчание, что, по большому счету, было ей несвойственно.
– О чем ты думаешь? – сглупив, спросила я.
– Как нам пробраться в покои Бертрана. Хочу посмотреть, как он втирает себе в плешь снадобье.
– Но ведь это же совершенно неуместно! Даже опасно! Я тебе запрещаю!
– В таком случае мне остается лишь подчиниться, – с деланой покорностью опустила глаза Ирен.
– Еще бы… Ирен, пойми, ты не у нас дома в Лондоне, а в пражском замке, и вести себя здесь надо соответствующе. Если тебя поймают за чем-нибудь неподобающим, твоим отношениям с принцем придет конец. Он консерватор и такого не потерпит.
– Думаешь?
– Знаю. Более того, я даже догадываюсь, что именно ты задумала. Если принц увидит тебя в мужском наряде – это будет конец. Он не простит тебя, даже если ты скажешь, что нарядилась таким образом, чтобы проникнуть в покои Бертрана.
– Разумеется, я не собираюсь наряжаться во фрак с иголочки, после чего идти в таком виде на штурм комнат Берти, – с нетерпением произнесла Ирен. – Если я не могу попасть к нему сама, значит, мне придется воспользоваться чужой парой ног. Например, его слуги.
