Утром я проснулся в радостном настроении, сделал часовую физзарядку, принял душ, надел один из своих лучших костюмов, сшитый мсье Азатом – предмет зависти всех друзей, – и с большим букетом белых гвоздик отправился в университет.
– Смотрите, кто идет! – подобравшийся непонятно откуда Рафа хлопнул меня по плечу. – И какой веник в руках! Это же наш французский жених! Bonjour monsieur, comment ça va?
– Ничего себе! Я скорее ожидал, что корова замычит по-французски, чем офицер славной советской милиции.
– Мы не только по-французски говорим, но и кое-что еще по-французски умеем, ха-ха-ха.
– Был ты дураком, Рафа, а сейчас будешь дипломированным дураком. Кстати, тебя никто не приглашал на церемонию вручения диплома Мари. Это не для слабонервных оперуполномоченных уголовного розыска. Еще начнешь рыдать, как сорокалетняя грудастая девственница, опозоришь славную, чистую, честную организацию.
– Я иду на девушек смотреть. К тому же моя старая подружка Луиза тоже сегодня диплом получает. А слезы умиления по твоей длинноногой кукле оставлю тебе.
– Ну ладно, только сиди где-нибудь в дальнем углу, а то своей милицейско-бандитской мордой испортишь общую интеллигентную гармонию.
Уже у входа я увидел страшно взволнованную Иветту.
– Давид, я тебя жду, мне срочно надо с тобой поговорить.
– Привет, Ив, ты ведь тоже получаешь диплом? Давай после церемонии? Или лучше завтра обсудим, что у тебя за проблема.
– Не могу ждать, очень срочно. Два слова, всего два слова. Я же тебя так люблю! Давид, это вопрос жизни и смерти!
– Ну, говори быстрей. Некогда.
– Ты знаешь, Мартын – сволочь. Он меня обокрал.
Мартын, молодой симпатичный архитектор, был другом Иветты. Поговаривали, что они, возможно, поженятся.
– Как это обокрал? – удивился я. – Он же чуть ли не твой жених.
– Давид, церемония начинается, – выглянувшая из дверей Мари не дала нам договорить.
– Не говори ей ничего, – прошептала Иветта, крепко сжав мою руку. – Обещай, что сегодня встретишься с ним и заберешь краденое.
– Иду, Мари, сейчас. Пошли, Иветта.
– Нашли время объясняться в симпатиях, – шутливо нахмурилась Мари. – Или ваши чувства уже переросли в любовь?
– Надо же, какая ты прозорливая! Или ревнуешь? Только не надо рвать на себе такое прекрасное платье!..
* * *
Церемония вручения дипломов проходила в обычной большой аудитории – просто, без выдумки, до печального обыденно, как и все советские мероприятия неполитического характера. Небольшой стол с красной скатертью не первой свежести, пара букетиков, проректор, декан, три преподавателя в президиуме. В зале около пятидесяти нетерпеливо ожидающих вручения дипломов девушек и шестеро юношей, их коллег. Родители, друзья – в общей сложности больше ста человек. Несколько выступлений членов президиума – неинтересных, шаблонных, скучных. А в зале рядом со мной родное белокурое существо дрожало от волнения, ожидая светского торжества, веселья, музыки. Зачитывали фамилии, вручали «корочки». Дали слово нескольким отличницам, закончившим университет с красным дипломом. Я запомнил одну фразу из короткого выступления Мари: «Спасибо моим родителям и моим учителям. Больше всего я хотела бы в последующей, взрослой жизни не терять друзей, которых приобрела здесь». И вдруг, к удивлению всех собравшихся, Мари заплакала, заплакала горько. Зал воспринял это как естественное волнение выпускницы, но я и близкие, зная исключительную сдержанность Мари, догадывались об истинных причинах ее слез.
«Бедная девочка, как глубоко она переживает возможную разлуку, выбор между родными и мною! Неужели их отъезд становится реальностью? Ведь бумаги только начали оформлять, а это обычно занимает год, а то и больше», – снова начал я утешать сам себя, не обращая внимания на предчувствие, говорившее совсем другое.
Вышли из зала. Выпускники радостно прощались друг с другом. Мари задумчиво, не обращая внимания на окружающих, шагала в сторону троллейбусной остановки между матерью и сестрой. Я остановил такси, посадил их, заплатил водителю и, пообещав скоро появиться, вернулся к университету.
У входа меня с нетерпением ждала Иветта и две ее подруги – Лиля, спокойная, уравновешенная девушка старше меня на год, учившаяся в ординатуре медицинского института, и русская баскетболистка Ольга Пискунова. Все они получили дипломы вместе с Мари. С Ольгой мы часто общались в последующие годы, и я всегда уважал ее за решительность и твердый характер, несмотря на то что мы часто подтрунивали над ней – главной ее заботой было найти очень высокого парня, соответствующего ее баскетбольному росту, что, к сожалению, в наших краях нелегко было сделать.
– Слушай, Иветта, может, помиритесь с Мартыном? Он же нормальный парень, не бандит, не хулиган…
– Давид, – вступила в разговор Лиля. – Ты наш давний друг, скажи, к кому нам обратиться? В милицию? Мы бы не хотели, чтобы так все обернулось. Огласка, допросы, парня накажут… Вот и решили посоветоваться с тобой. Мы знаем, он тебя уважает, даже, пожалуй, боится. В конце концов, он понимает, что ты можешь и силу применить.
– Подожди, Лиля, дай разобраться. Я одного не пойму, Иветта, с чего уравновешенный, нормальный парень, архитектор, вдруг взял да ограбил тебя? С ума сошел, что ли? Или есть другая причина, о которой ты молчишь?
– Вот так, взял и ограбил. Все мои украшения, бриллиантовые серьги, кольца… А ведь там были подарки мамы! Ну и несколько золотых безделушек, которые он мне сам подарил…
– Ив, ты что-то недоговариваешь. Разве может быть такое? В чем причина? Почему нормальный парень вдруг взбесился?
– Долгая история. Факт остается фактом. Давид, помоги мне, прошу. Что ты устраиваешь допрос? Через неделю-две приезжает моя мама. Что я ей скажу? Где мои украшения?
– Девушки, дорогие, я обязательно поговорю с Мартыном, но сегодня день очень неудобный. Давайте подождем до завтра. Иветта, ты что, плачешь? Милая моя, ты же получила диплом, хорошее назначение, будешь переводчицей в «Интуристе», поездишь по миру, сведешь с ума своей фигуркой и бюстом англичан и французов… А вдруг заарканишь хорошего большого парня из Ротшильдов или графа Мальборо?
– Не издевайся! «Мальборо» – это сигареты…
– Ну что, дорогая, начала улыбаться? Между прочим, Мальборо – дворянский род, к которому принадлежит и великий Уинстон Черчилль.
Оставить плачущую Иветту наедине со своим горем в такой день я не мог. Я понимал, что вопрос, возможно, пустяковый и скоро решится сам собой, но другого выхода у меня не было.
– Ив, а если он выдвинет какие-то версии? Что я ему скажу?
– Пойдемте сядем, здесь открытое кафе-мороженое на углу, – предложила Лиля.
– Пошли, но ненадолго.
Мы зашли в небольшое уютное кафе-мороженое на углу улицы Саят-Нова.
– Ты знаешь, я из Баку, – начала Иветта, – и у меня здесь никого нет. Родители решили, что после окончания школы мне лучше перебраться или в Москву, или в Ереван. В Баку к власти пришел Гейдар Алиев и под лозунгом «Опираться только на местные кадры!» стал выживать всех армян и русских с государственных и хозяйственных постов. С моей фамилией Саркисова поступить на факультет иностранных языков, где дикий конкурс, было очень сложно, если не сказать невозможно. В Москве тоже были свои трудности. Столица далеко, климат другой, жизнь сложнее, человеческие отношения жестче, с родителями видеться я могла бы реже. Вот это была главная причина для меня приехать в Ереван.
– Ты не очень издалека начала? Говори конкретней, меня ждут.
– Кто ждет? – вспылила Иветта. – Твоя бессердечная француженка, которая скоро вернется в свою счастливую страну? Даже если она станет булочницей, все равно ей будет в сто раз лучше там, чем среди невежественных мусульман, ненавидящих тебя только за то, что ты армянка и христианка, умнее и воспитаннее их. И в Ереване я тоже чужая. Во всяком случае, не имею таких возможностей, как местные армяне. У меня здесь ни родных, ни близких.
– Послушай, Ив, через тридцать минут у бессердечной француженки начинается семейный праздник, неудобно, я должен быть там.
– А у меня нет желания отметить мой праздник, как ты думаешь? Но со мной только мои подруги, и больше никого. Я была более высокого мнения о твоих человеческих качествах.
– Иветта, ближе к делу.
– Короче, я решила порвать с Мартыном, потому что убедилась, что он глубокий провинциал, ограниченный и старомодный тип.
– И каким образом ты пришла к такому сногсшибательному выводу?
– Во-первых, как бы я ни заставляла его мыться каждый день, приучить его к чистоте мне не удалось. Иногда он вонял, как лошадь после забега. Но это еще ничего. Во-вторых, у него отвратительно пахнет изо рта: то луком, то чесночным соусом. Должно быть, его мамочка любит готовить такие ароматные обеды. А может, у него пародонтоз. Я мягко намекала, что не стоит есть лук или чеснок перед встречей с девушкой, что, вероятно, стоит сходить к дантисту. Но безрезультатно. К тому же он дымит, как паровоз. Общаться стало невозможно, и уж тем более целоваться.
