к президентам, завершившим свою политическую карьеру, либо к министру, который уже давно как не министр, все всё равно обращаются «господин посол», «господин президент», «господин министр». Меня, я помню, это очень удивило. То есть нация признает и помнит свой выбор.
Президент Джеральд Форд в 90-х годах задумал создать американский вариант знаменитого европейского Давоса — в маленьком и очаровательном городке Бивер-Крик, где неподалеку находится его собственное ранчо.
На первый форум были приглашены бывшие и действующие главы правительств, министры, капитаны большого бизнеса, эксперты-аналитики. Алексей Пушков, хорошо известный в США как аналитик по публикациям в New York Times, Wall Street Journal и своими докладами для НАТО, оказался на этом мероприятии фактически единственным представителем от России.
К этому году мы уже немало успели поездить по Европе. Но трансатлантическим рейсом Pan American я летела впервые! Нас ждала Америка, и сердце замирало в предвкушении встречи с этой пока далекой землей.
Поскольку приглашение пришло довольно неожиданно, по крайней мере — для нас с дочкой, то собираться пришлось очень быстро. Визы были сделаны за один день, и билеты мы получили сразу же.
Накануне отъезда я помчалась в Подмосковье за дочерью: находящаяся на каникулах Даша тем вечером красила забор у дедушки на даче, а уже утром мы все вместе сели в самолет знаменитой тогда Pan American.
В Нью-Йорк мы прилетели ночью. Разместились в гостинице, оставили вещи, и я в нетерпении потянула мужа:
— Пойдем! Город нас ждет! Пойдем! Это Америка! Надо идти!
Втроем мы вышли на улицу, сверкающую огнями, прошли буквально несколько шагов, и тут я поняла, что по улице передвигаться крайне сложно. Ночной Нью-Йорк встретил нас ураганным, пронизывающим ветром с океана. Он почти сбивал с ног. Навстречу неслись какие-то плакаты, пакеты, летели обувные коробки, ветошь: это неподалеку перевернуло помойку. Мы с дочерью повернулись спиной к ветру, ухватившись за Алексея с обеих сторон. Он единственный из нашей компании был вперед смотрящим.
— Алеша! — силясь перекричать шум ветра, дергала я мужа за рукав. — Это чудовищно! Ведь мы еле двигаемся! Здесь надо за что-то держаться! Я-то думала, что они все придумывают про свои штормы, торнадо, ливни, смывающие все на своем пути.
Действительно, все это напоминало кадры из голливудских фильмов-катастроф. Хотелось немедленно спрятаться от непогоды, хоть в гостиницу возвращайся.
Мы решили свернуть в первую же улицу, где ветер казался не столь сильным, и буквально через сто метров увидели мигающие огни японского ресторана. Когда мы оказались почти у входа, то заметили, как дорогу спешно пересекает одинокая мужская фигура, накрытая с головой плащом.
— Алеша, смотри, это идет Аксенов! — воскликнула я, почти не веря своим глазам.
— Ну откуда здесь Аксенов? Мы же не в Москве, — возразил муж. Мы тогда еще не знали, что популярный в то время писатель перебрался в Америку.
Однако это действительно был Василий Аксенов. И направлялся он в тот же японский ресторан, куда шли и мы.
Укрывшись от шквального ветра в ресторане, мы весело вспоминали кошмар, оставшийся на улице. Аксенов тоже был рад, что встретил соотечественников. Мы обменивались впечатлениями сразу обо всем: и об ураганном ветре, столь несвойственном нашим краям, и о городе с его сверкающими небоскребами, который сразу тебя помещал в другое измерение. И о людях, бродящих по ночному Нью-Йорку, среди которых было много афроамериканцев, латинос — это все был другой человеческий и архитектурный ландшафт. Оказавшись здесь, можно было не сомневаться, что ты не просто за океаном, а может быть, и на другой планете.
Аксенову было любопытно слушать мои первые и свежие впечатления от страны, в которую он вживался. А Алексею интересно было понять, как на «другой планете» чувствует себя русский писатель и чего ему больше всего не хватает здесь, в стране, где есть все.
Ответ Аксенова нас поразил. Он сказал удивительную вещь:
— Вы знаете, в Москве я мог, забыв бумажник с деньгами и правами, спокойно сесть за руль, а не возвращаться домой, особенно если куда-нибудь торопился. Если меня притормаживали, то, когда я выходил из машины, мне доставляло удовольствие смотреть в лицо гаишнику: «Ведь я вас знаю», — как правило, говорило это лицо. А иногда встречались совсем продвинутые гаишники и обращались ко мне сразу по имени-отчеству: «Василий Павлович, вы же Аксенов?» Некоторые из них даже советовали мне, о чем написать следующий роман. Другие делились впечатлениями от новой книги. И я испытывал колоссальное наслаждение от того, что я популярный даже в среде гаишников. — Он смеялся. — А здесь — совсем другое. Здесь меня, кроме эмигрантов (и то не всех), никто не знает. И когда я прихожу читать лекции студентам, я им должен доказать, что я из себя что-то представляю. Мне здесь, пожалуй, очень не хватает наших гаишников, наших начитанных гаишников.
Вечер в джинсовых рубашках и шляпах. Скромное обаяние американских миллионеров
Еще мы говорили об эмигрантах, об их судьбах. Василий Павлович в свою очередь жадно расспрашивал Алексея о жизни в Москве.
— Мне любопытно именно ваше мнение, — признавался он, — потому что эмигранты, как правило, часто сгущают краски, пытаясь оправдать свой выбор. Их оценки зачастую очень субъективны, неверны. За всем этим легко прочитывается их желание еще раз подтвердить себе, что выбор, который они сделали, — правильный. А вообще, эмигрантская жизнь тяжелая: приходится отказываться от многого. Не все могут найти в себе силы начать новую жизнь. Приходится менять представления о себе, отказываться от профессиональных навыков, забыть об образовании, которое ты получил. Для многих трудно освоить новый язык. Так и живут в своем кругу, окруженные проблемами, горечью о содеянном и невозможностью вписаться в новую жизнь.
Вот такой встречей открылась наша американская поездка.
