— Иногда имеет смысл… — начал было Ваймс.
— Прошлой ночью все участки в городе подверглись нападению, — перебил его Ржав. — За исключением этого. Как ты это объяснишь?
У него ощетинились усы. То, что участок не подвергся нападению, было явным доказательством моральной неустойчивости Ваймса.
— Просто…
— Какой-то человек пытался тебя убить. Где он сейчас?
— Не знаю, сэр. Мы перебинтовали его и отвезли домой.
— Ты его отпустил?
— Так точно, сэр. Он был…
Но Ржав имел привычку прерывать ответ требованием того самого ответа, который он прерывал.
— Почему?
— Сэр, в тот момент мне показалось благоразумным…
— Ты знаешь, что прошлой ночью погибли три стражника? По улицам шатаются преступные толпы! В городе введено военное положение! Сегодня мы всем покажем, что значит твердая рука! Собирай людей! Немедленно!
Ваймс отдал честь, сделал поворот кругом и медленно спустился по лестнице. Спешить он не собирался.
Твердая рука. Преступные толпы. Когда по улицам шатались обычные преступные банды, мы палец о палец ленились ударить. А когда и с той и с другой стороны сплошь безумцы и идиоты и все держится только на том, что эти стороны друг друга уравновешивают… Чем больше людей ищут себе на задницы неприятностей, тем больше вероятность, что они их все-таки найдут.
Один из самых жестоких уроков в жизни молодой Сэм получил, когда понял, что люди, которые якобы отвечают за все, на самом деле ни за что не отвечают. Что те, кто стоит у власти, этой самой власти совсем не заслуживают. И что люди куда чаще планируют, чем думают.
Почти все стражники толпились у лестницы. Пятак умел доводить до сведения личного состава тревожные новости.
— Приведите себя в порядок, ребята, — сказал Ваймс. — Через несколько минут к нам спустится капитан. Очевидно, пришло время продемонстрировать силу.
— Какую силу? — тут же поинтересовался Билли Букли.
— Ну, Билли, план такой: как только злобные революционеры нас увидят, сразу попрячутся по щелям, и дело в шляпе, — сказал Ваймс, но сразу пожалел об этом. Билли еще не научился понимать иронию. — Я имею в виду, приводим в порядок форму и идем на улицы, — перевел он.
— Нас побьют, — заявил Фред Колон.
— Нет, если будем держаться вместе, — возразил Сэм.
— Вот именно, — согласился Ваймс. — В конце концов, мы вооруженные до зубов стражники, патрулирующие улицы, заполненные гражданскими лицами, которые, согласно закону, вооружены быть не должны. Если будем осторожны, может, пострадаем не слишком сильно.
Еще один неверный ход. «Мрачному сарказму нужно учить в школе, — подумал он. — Кроме того, вооруженные стражники запросто могут попасть в беду, если невооруженные гражданские лица достаточно разозлятся и вспомнят, что улицы вымощены булыжниками».
Издалека до него донеслись три удара часов. Сегодня вечером улицы взорвутся.
В учебниках истории напишут, что все началось из-за выстрела на закате. Солдаты одного из пехотных полков стояли на Несушьем поле в ожидании дальнейших приказов. Тут же вокруг собрались зеваки. Войска всегда привлекали зрителей: впечатлительных юношей, вездесущую блуждающую уличную толпу Анк-Морпорка и, конечно, дамочек, чье внимание выражается в денежном эквиваленте.
Потом кто-то высказал мнение: толпе, дескать, вообще не положено было там собираться. А где положено? Люди любили там гулять. В той части города Несушье поле — единственный островок чахлой зелени. Многие приходили туда поиграть на свежем воздухе, посмотреть, как поживает очередной труп на виселице. А солдаты, которые стояли там, были обычные пехотинцы, чьи-то сыновья и мужья; они хотели немного отдохнуть и, конечно, выпить.
Да, все верно, потом многие говорили, что солдаты были пьяны. Что они вообще не должны были находиться на поле. Точно, вот в чем главная причина, вспомнил Ваймс. На этом поле вообще никто не должен был находиться.
Так или иначе, люди там собрались, а потом капитан получил стрелу в живот и со стоном рухнул на землю, и кто-то из арбалетчиков ответил на выстрел. Так написано в книгах по истории. Они стреляли по окнам, откуда на них глазели зеваки. Может, в капитана и правда выстрелили из окна.
Некоторые стрелы не долетели, другие достигли цели. И кто-то из толпы начал стрелять в ответ.
И вот после этого кошмар следовал за кошмаром, потому что остановить их уже было невозможно. Напряжение стало раскручиваться, как гигантская пружина, выкашивая весь город.
Заговорщики существовали в действительности, это несомненно. Среди них были простые горожане, решившие, что с них довольно. И безденежные юнцы, возражавшие против того, что миром правят старые денежные мешки. Некоторые присоединились к заварушке только ради того, чтобы познакомиться с девушками. И конечно, хватало идиотов, безумцев вроде Загорло, имеющих свое собственное, нереальное, но непоколебимое представление о мире и выступающих на стороне тех, кого они называли Народом. Ваймс провел на улице почти всю свою жизнь; ему довелось встречаться и с приличными людьми, и с дураками, и с мерзавцами, готовыми украсть пенни у слепого нищего, и с теми, кто тихонько совершал чудеса или творил немыслимые преступления за закопченными окошками маленьких домов… Всяких людей он встречал, но с Народом ему так и не удалось познакомиться.
Народ, радеющий о благе Народа, всегда ждет разочарование. Очень скоро выяснится, что Народу вовсе не свойственно испытывать признательность к своим благодетелям, равно как не свойственны ему дальновидность и послушание. Зато Народу присущи глупость и нежелание что-либо менять, а любые проявления разума его пугают. Таким образом, дети революции всегда сталкиваются со старой, как мир, проблемой: сменив правительство, они обнаруживают, что менять надо было не только правительство (это-то само собой), но и народ.
Стоит лишь подойти к народу с теми или иными мерками, как выясняется, что мерить-то и некого. Только что по улицам победно шествовала революция — и вот уже никто не шествует, а просто мечутся напуганные люди. Так всегда происходит, когда механизм города дает сбой, колеса перестают вращаться и нарушаются мелкие повседневные правила. Тогда люди становятся хуже баранов. Бараны просто бегут, они не пытаются укусить других баранов, мчащихся с ними бок о бок.
К закату любой человек в мундире станет мишенью. И уже будет не важно, кому сочувствует стражник: восставшим или власти. Он станет просто человеком в доспехах…
— Что? — спросил Ваймс, рывком возвращаясь к действительности.
— Ты в порядке, сержант? — спросил капрал Колон.
— Гмм? — пробормотал Ваймс.
Реальный мир вокруг постепенно обретал очертания.
— Ты был какой-то странный, — пояснил Фред. — Смотрел в пустоту. Зря ты не поспал нормально, сержант.
— В гробу отосплюсь, — огрызнулся Ваймс, осматривая строй стражников.
— Да, я слышал, сержант. Вот только там тебя никто не разбудит и не принесет чашечку чая. Я построил людей, сержант.
Фред сделал все. Как и сами стражники. Впервые в жизни Ваймс видел таких… форменных стражников. Обычно стражник надевал шлем или нагрудник. Остальное обмундирование представляло собой повседневную одежду, подобранную в соответствии с личными вкусами. Но сегодня стражники, по крайней мере, оделись опрятно.
Жаль только, стражники так сильно отличались ростом. Никому не под силу было бы одним взглядом охватить строй, на одном фланге которого стоял Букли, а на другом — Масхерад. Коротышка Букли однажды даже получил выговор за то, что, стоя навытяжку, смотрел сержанту в пупок, а не в глаза, смотреть в которые ему было не под силу. Масхерад, напротив, всегда первым из патрульных узнавал, что начался дождь. Чтобы видеть эту парочку одновременно, не рискуя заработать сложную форму косоглазия, нужно было стоять очень далеко от строя.
— Молодцы, ребята, — скупо похвалил Ваймс стражников, но больше ничего сказать не успел: на лестнице уже послышались шаги Ржава.
Очевидно, капитан впервые увидел подчиненных в полном составе. Надо признать, он оказался крепким орешком, потому что всего лишь вздохнул.
— Мне нужно на что-нибудь встать, — сообщил он, повернувшись к Ваймсу.
Ваймс сделал вид, что не понял.
— Сэр?
— Я хочу обратиться к подчиненным, чтобы воодушевить их и подбодрить. Необходимо, чтобы они осознали политические предпосылки возникновения кризиса.
— О, мы все и так знаем, что лорд Ветрун полный псих, — радостно сообщил Букли.
Лоб Ржава едва не покрылся изморозью.
Ваймс вытянулся во весь рост.
— Ра-а-азойдись! — рявкнул он и наклонился к Ржаву, когда стражники бросились врассыпную. — Мы можем поговорить наедине, сэр?
— Этот человек действительно сказал, что… — промямлил Ржав.
