Конечно, Элина Сергеевна никогда не примет его и не согласится с таким мужем. Но я не намерена её больше слушать. Вадима выбрало моё сердце.
А Ресовский?
Если ей надо — пусть сама выходит за него замуж.
— … алло, малыш… — уношусь мыслями в воспоминания и не сразу понимаю, что Вадим ответил, а я и не услышала.
— Вадька, Вадечка, родной, — рыдаю. — Меня продали. Отдали ему, как вещь.
— О ком ты? — не понимая, спрашивает любимый.
— О Ресовском.
— О каком Ресовском? — недоумевает Вадим.
— Том самом, — хнычу я. — Олигархе. Владельце сети фармакологических предприятий.
— Чёрт! Эти фото в сети — не розыгрыш? — в голосе Вадима нет злости, скорее тревога.
— Да, — горько вздыхаю. — Он и к родителям добрался. Купил меня. Явился прямо в Академию. Опозорил.
— Так, Ника, успокойся, — строго говорит Вадим. — Посмотрел твою геолокацию. Ты в сквере? — подтверждаю. — Отлично, там рядом такси. Сегодня Сашка Дейнека, мой друг, таксует. Сейчас скину номер машины. Дуй ко мне в офис. Всё обговорим.
От уверенного голоса Вадима становится легче. И сердце наполняется благодарностью, что любимый не устраивает сцен ревности на пустом месте. Он однажды сказал мне: «Ревность унижает партнёра. Она исключает доверие». А мы с Вадимом доверяем друг другу безгранично.
Офис у них находится в старом фарфоровом заводе. Здание ещё дореволюционной постройки. Сейчас его делят разные конторы — тут и агентство недвижимости, и страховая компания, и адвокаты.
Ребята приютились на чердаке. В интерьере у них настоящий лофт. Он очень идёт к брутальным навороченным компам и прочему оборудованию, на котором работают парни. Поскольку Вадим — руководитель, то у него небольшой кабинет. Просто коморка, отгороженная в углу общего зала. Но и этого хватает для уединения.
Вадим встаёт, обнимает меня, притягивает к себе. Я вдыхаю родной запах и успокаиваюсь.
Он целует в волосы, садится в кресло, устраивает у себя на коленях.
— Расскажи всё по порядку, — просит, переплетая наши пальцы.
Выкладываю всё — с плана Машки до моего побега. Как хорошо, что Вадим верит мне безоговорочно.
Внимательно выслушав меня, Вадим трёт подбородок, тронутый лёгкой, очень идущей ему, щетиной.
— Плохо дело, детка.
— Да, — соглашаюсь. — Ещё как.
Вадька собственнически прижимает меня к себе:
— Я тебя ему не отдам.
— Не отдавай, пожалуйста, — беру его чуть шершавую ладонь и прижимаюсь к ней щекой.
— Видимо, пришло время действовать. Пора увозить тебя отсюда.
Моё сердце наполняется ликованием — это то, чего я хочу больше всего: с ним! на край света! Подальше от Ресовского и Элины Сергеевны.
— Ты ведь выйдешь за меня?
— Спрашиваешь! — сияю в ответ.
— Тогда доверься мне — я придумаю, как вытащить тебя.
Я доверяюсь, полностью, без остатка.
Тянусь за поцелуем, когда телефон в моем рюкзаке просто взрывается. Этот рингтон у меня стоит только на одного человека. Её я хочу слышать меньше всего. Но ответить надо.
— Элина Сергеевна, — произношу почти недовольно: сейчас, в объятиях Вадима чувствую себя уверенной и нахальной, — что случилось?
— Что случилось? — визжит приёмная родительница. — Где тебя носит? У нас гости с минуты на минуту! Бегом домой!
Мне хочется её послать, но Вадим качает головой: пока нельзя.
И шепчет одними губами:
— Иди. Я скоро приду за тобой.
Мне приходится приложить усилие, чтобы встать с его колен и разорвать наши объятия.
Но тёплый, полный любви взгляд придаёт сил.
У нас всё получится.
Удача любит дерзких.
От Вадима я ухожу со щитом…
Домой бегу почти счастливая. Чтобы не придумали родители — в моём сердце царит уверенность: у нас всё обязательно получится. Память согревает тёплый взгляд Вадима.
Элина Сергеевна встречает меня на пороге — неслыханно! Стоит, подбоченясь, злая-презлая.
— Где ты была? — выпаливает она, едва я вхожу в калитку.
У Зайцевых, моих приёмных родителей, двухэтажный коттедж. Он мог бы быть уютным и привлекательным для жизни, так как расположен в престижном, утопающем в зелени, пригороде, если бы его хозяева не являлись столь надменными типами. Мирон Михайлович и Элина Сергеевна полагают, что весь мир им обязан. А бизнес раз за разом прогорает, потому что кругом воры и коррупция. Поэтому единственный выход — выгодно продать меня и жить безбедно до конца дней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не выйдет.
— В Академии, — отвечаю вроде бы честно.
— Да ну, — ехидно тянет приёмная мать, — вообще-то мне звонила Маша и сказала, что ты оттуда ушла с Ресовским. И я даже обрадовалась — так этой белокурой стерве и надо. Но тут мне позвонил Ресовский и сказал, что ты сбежала и от него. Что происходит, Ника?
— Записалась в театральный и сходу получила роль Колобка, — тут уже вру напропалую, и мне ни фига не стыдно.
— Поговори мне ещё! — злиться мать. Она бы залепила мне пощёчину, но сегодня, видимо, решила сдержаться — товар должен быть с лицом. — Бегом приводи себя в порядок! Скоро приедет Ресовский!
— Зачем? — хлопаю глазами.
— Затем, дура, — выплёвывает она, — что ещё раньше днём он попросил твоей руки. Теперь хочет с тобой пообщаться о твоём предстоящем замужестве. Нюансы обсудить, так сказать.
Я прохожу мимо неё, пересекаю просторный холл и направляюсь к лестнице наверх.
Мать семенит следом.
На нижней ступеньке останавливаюсь и оборачиваюсь к ней.
— А разве вы уже не обсудили нюансы. В долларах? В евро?
Она фыркает:
— Мы-то обсудили, — показывает пальцами хруст купюр, — но Аристарх Иванович — благородный человек. Он считает, что окончательное решение должно быть за тобой, Ника.
Мне хочется расхохотаться — кукле в магазине создают иллюзию добровольности.
— Интересно, — говорю, глядя прямо в глаза Элине Сергеевне, — а если я ему откажу, он будет столь же благороден?
Мать хватается за сердце.
— Не шути так, дрянная девчонка. Будь благодарной за то, что тебя приютили и вырастили.
Ничего не отвечаю, иду к себе.
Не хочу видеть Ресовского, не хочу с ним разговаривать, не хочу для него наряжаться. Но! Мне надо попробовать наладить диалог. В конце концов, мы живём в цивилизованном государстве, а он — вроде бы адекватный человек. Он же не может просто купить меня, потому что захотелось?
Или может?
Вот это и надо выяснить.
А для этого стоит быть во всеоружии.
Элина Сергеевна, нужно отдать ей должное, обеспечила меня весьма неплохими нарядами на все случаи жизни. Просто я, ей на зло, старалась не носить то, что она покупала. А выбирала сама.
«Обноски секондхэндовские, будто мы нищеброды какие-то!» — так обычно, морща идеальный нос, комментировала мои приобретения мать.
А мне нравилось — практично, удобно, стильно.
Но сейчас стоит поступиться принципами и выбрать что-нибудь из купленного ею.
Благодаря стараниям матери, которая всегда говорила, что товар должен быть в надлежащей упаковке, у меня в шкафу несколько весьма красивых вечерних платьев.
Выбираю шёлковое, цвета незрелых яблок. Под мои глаза. А ещё оно подойдёт к хризалитовой «капельке» — подарку от Вадима. Он очень хочет баловать меня, но я не разрешаю. Простенький кулон можно списать, например, на подарок салона ко дню рождения. Помню, мне на двадцатилетие как раз приходила подобная рассылка. А будь у меня настоящая драгоценность — выкрутиться было бы гораздо сложнее.
Приготовив наряд и аксессуары, иду в ванну. А после водных процедур — долго колдую над своей непокорной рыжей шевелюрой. Решаюсь даже на лёгкий, едва заметный макияж.
В результате делаю на голове растрёпанный пучок, из которого к вискам и на шею выпадают непослушные локоны-заманушки.
Зелёный шёлк приятно струится, облегая и подчёркивая фигуру. «Капелька» в ложбинке между моих грудей поблёскивает кокетливо и призывно.
Когда я выхожу на лестницу, чтобы спуститься вниз, Ресовский как раз входит в холл.
