Физика по расписанию была последним уроком. Выйдя из школы, я отправился на пункт междугородной телефонной связи. С трудом отвалил двери из толстенного стекла, поискал глазами окошечко с надписью «Прием заказов». Там сидела девушка лет двадцати, с черными комьями туши, застрявшими в ресницах.
— Можно заказать разговор?
— Вызов адресата оформляется телеграммой, — раздался служебный голос. После чего ресницы содрогнулись, из них вынырнули глаза, оглядели окрестности и обнаружили меня:
— На телеграмму-то денег наберется?
— Наберется.
— Куда будем звонить?
— В Мексику. Город Нуэво Ларедо, авенида (я взглянул на свой помявшийся уже кусочек ватмана) — авенида Куаутемока, семьсот шестьдесят шесть.
Глаза сузились.
— Ты что, мальчик, с придурью? Больше заняться нечем?
Видно было, что междугородная телефонная связь не без удовольствия просунула бы руку в окошечко и дала мне шелобана по лбу. Я вытащил из нагрудного кармана стоевровую бумажку и положил ее на тарелочку для денег.
— Оформите со справкой, пожалуйста. А то я номера не знаю. Нужно позвонить сеньору Рамиресу Васкесу. А мой домашний…
Глаза скосились на розовую банкноту, а голос из-за стекла произнес:
— Охранника, что ли, позвать? Ну-ка, откуда это у тебя? Фальшивые?
Кажется, с валютой я сделал промашку. И довольно глупую.
— Извините, — поспешно сказал я. — Рублей случайно не оказалось. Извините, — и забрал деньги. — А все-таки, как мне заказать разговор с Мексикой?
— Приходи с родителями, и пускай они паспорта прихватят.
Все ясно. Идти в кассы Аэрофлота и просить продать билет до Мексики — вообще дело дохлое. А что, если действовать через подставных лиц? Попросить Макарова, чтоб он уговорил своих родителей позвонить в Нуэво Ларедо. А что? Им часто приходится бывать за границей, своим зарубежным знакомым они постоянно звонят, знают, как это делается. Хорошо, что Макаров собирается придти сегодня в гости… Ох! Заподозрил он что-то, или про летающие тарелочки — это случайность, совпадение?
Родителей дома не было. У телефона лежала записка: «Борщ в холодильнике, мы у тети Киры».
Я поставил кастрюлю на плиту и отправился в ванную. Вытащил кабытрон и в который уже раз принялся его рассматривать, поглаживая холодный серебристый металл.
Я его не выдумал. Не нафантазировал. Он был настоящий. И, наверно, всемогущий.
Борщ на кухне вскипел. Я вылил его прямо через кастрюльный край в тарелку и стал резать хлеб. В прихожей раздался звонок. Ага, Макаров прибыл. С лимонным тортом.
Я открыл дверь. Это был не Макаров. Это была Полина.
Глава четвертая
— Что с тобой? Сырого мяса, что ли, наелся?
А я не мог остановиться. Не пойму, отчего, но я не мог сказать и слова без какой-нибудь подковырки или просто откровенного хамства. Я разве что канцелярские кнопки под нее не подкладывал. «Остановись! — орал я себе. — Куда тебя гонит, дурак! Раскаиваться потом начнешь, да поздно будет».
— Мадам! — расшаркивался я. — Счастлив, что вы посетили мое скромное жилище. Как вам понравились наши тараканы? Не желаете ли чаю или вчерашнего борща?
— Спасибо, такого желания нет.
— Жаль. Кстати, не разменяете ли сто евро червонцами? Неудобно, знаете ли, покупать пломбир за валюту. Продавщицы шарахаются, милиционеры в свистки свистят.
— Слушай, Механошин! — я ее все-таки разозлил — Перестань выпендриваться, а то уйду.
— Осторожней через дорогу! (Дурак, ведь действительно уйдет сейчас!).
Но она не ушла.
— Я тебе подарок принесла, — Полина достала из сумки бумажный пакет, развернула, и я увидел игрушечный револьвер. Металлический «кольт» с длинным стволом. Полина нажала на спусковой крючок, и из ствола вылетел снопик искр.
— Пьезозажигалка, — сказала она. — Очень удобно газ на плите разжигать. Она практически вечная, только электроды в стволе надо раз в месяц спиртом протирать, а то разряда не будет. Ну, что, кончил выпендриваться?
— Еще и не начинал.
— И не надо. Тебе это не идет.
Она помолчала, потом сказала:
— Думаешь, я из любопытства пришла? Узнать, откуда у тебя полный бумажник евро?
— Попробуй, убеди меня, что тебе это неинтересно.
— Я пришла сказать, чтоб ты не обижался за вчерашнее. Ну, помнишь, в «калидоре ужаса»… Если ты способен воспринимать что-нибудь серьезно, то восприми: я прошу у тебя прощения. И Танька с Катькой тоже раскаиваются. У нас был заскок. Мы прекрасно видели, что это ты там у поилки булькаешь, и не сговариваясь разыграли спектакль. С тобой, между прочим, тоже случаются сдвиги по фазе, и довольно часто.
Я молчал. Я все простил.
— Полина, — у меня, как всегда, поползла горячая волна по шее и по щекам. — Ты меня тоже извини. Чаю хочешь? Спокойно, не дергайся. Иранский чай, очень хороший, в магазинах не продается, кто-то из родительских знакомых привез прямо из оттуда.
Раздался звонок. Это пришел Макаров. И вовремя, я уже был готов рассказать Полине про все: и про евро, и про инопланетянина, и про кванты вероятности.
— Лимонного не было, — с порога объявил Макаров, подавая мне тортовую коробку. В другой руке он держал какой-то плоский черный чемоданчик. — Взял «Прагу». Ого, у тебя дама! Мне кажется, мадемуазель, я с вами где-то уже встречался. Скажите, у вас «кольт» тридцать восьмого калибра?
— Он никакого не калибра, он пьезозажигалка, — сказала Полина. — А «Прагу» давай сюда, я ее разрежу.
Зазвонил телефон. Я бросился в прихожую и схватил трубку.
— Алло, Механошин слушает!
— Привет! Это самое… Как пишется винегрет, через два «н» или через одно?
Патласов опять удачно упал с неба.
— Через четыре, — неудачно сострил я и бросил трубку.
Вернулся в комнату. Там Макаров раскрывал на моем столе свой чемоданчик. Это был ноутбук.
— Последний писк, — объяснил он. — Тянет расчеты спутниковых орбит. Легко. Ну что, врежем по «Контре», как говорят первоклассники?
Мне, конечно, хотелось врезать. Но и повыкаблучиваться я тоже был не прочь.
— Оставим «Контру» первоклассникам, — пренебрежительно ответил я. — А стратегий у тебя нет? Мне пошаговые нравятся. Типа «Цивилизации».
Запросы капризного клиента ничуть не озаботили Димку.
— Скачаем демку какого-нибудь свеженького аддона, — предложил он. Наивный! Считает, что неподключенных к Интернету квартир не бывает.
Проводок с прозрачными прищепочками-разъемами на концах незамедлительно появился из макаровского кармана.
— Телефон сюда тащи, — скомандовал он. — Будем интегрировать нашего отсталого А Эн Механошина во всемирную сеть… Э, нет! (это он уже Полетаевой, принесшей на блюдце кусок «Праги»). Чавкать за компьютером — дурной тон.
На жидкокристаллическом мониторе зажглись буквы «ACER», потом появилась безмятежная картинка зеленеющих под лазурным небом полей. Макаров клацал беспроводной мышью, вписывал в открывавшиеся окошечки англо-цифровую премудрость и, наконец, перезагрузил свой волшебный чемоданчик.
Право совершить разведывательное плавание по интернетовским морям и архипелагам мы предоставили Полине. Макаров аккуратно взял меня под локоток и отвел в сторону. А именно — к месту священному и легендарному, к Главному Стеллажу, тянущемуся вдоль самой длинной стены в родительской комнате.
— Стало быть, книги — вот они, — светским тоном заметил он.
— Ну-у, — протянул я.
— Стало быть, «Поэтические воззрения славян на природу» где-то тут.
— Слушай, Димка, — я решил, наконец, выяснить, что же это за воззрения такие, из-за которых гордый и недоступный Макаров начал меня обхаживать. — Зачем тебе эта древность с «ятями»? Только не ври. Ни за что не поверю, будто ты собираешься все это изучать и конспектировать, что все это тебе для общего развития нужно. Ты просто попижонить захотел, а? Малышня «Контру» гоняет, воспитанные девицы в гламурных сайтах барахтаются, а ты, как истинный аристократ, предпочитаешь книги. Научные, особенные… Для редких ценителей.
Макаров с уважением посмотрел на меня.
— А ты проницательный индивидуум. Честно говоря, не ожидал. Хотя все-таки ты не угадал. Хочешь честно? Пожалуйста: эти книги нужны не мне. Их мой отец ищет. Причем не для себя. Он обещал их разыскать для своего канадского знакомого, профессора Дарко Сувина. Мистер Сувин, видишь ли, изучает славянскую филологию. Вообще-то книга Афанасьева у него есть, переведенная. Но он — библиофил. Вроде твоих родителей. Долгими канадскими вечерами он не может заснуть, потому что в его профессорской библиотеке нет первого издания Афанасьева. Выходившего с тысяча восемьсот шестьдесят пятого по тысяча восемьсот шестьдесят девятый год. Вот такого.
И Димка, пробежав взглядом по тесно стиснутым рядам книг, положил палец на один из томов. С небольшим усилием извлек из ряда одну за другой три пыльные книжечки в тусклом переплете.
