Деревня действительно прилетела из прошлого, но не из такого дальнего, как вначале показалась блондинке. Наверное, годов так из семидесятых или восьмидесятых богатого на потрясения двадцатого века. Так что внутри дома было даже в некоторой степени уютно. На стенах красовались модные в те времена гобелены с оленями, в углу напротив входа висела полочка с покрывшимися пылью иконами и давно погасшей лампадой перед ними. В другом углу на тумбочке стоял древний ламповый телевизор с выпуклым экраном и ручным переключателем каналов. В третьем громоздилась самая настоящая русская печь с застеленной стёганым одеялом полкой. Ещё тут имелась кушетка, деревянный стол с парой колченогих табуреток и умывальник с тазиком.
Кали, недолго думая, заняла кушетку. Очень хотелось на печку, но, во-первых, со сломанной ногой особо не налазишься, а во-вторых, какой смысл спать на холодном кирпиче.
— Пумба дежурить. И не мешать Кали выздоравливать, — безапеляционно заявила она, завернулась в дырявое одеяло и закрыла глаза, всеми силами демонстрируя, что приказы начальства не обсуждаются.
Бедному атомиту оставалось только смириться с текущим положением вещей.
5. Прошлое. Кали
До того как Кали попала в Улей, её звали Динарой. Имя куда как странное для голубоглазой блондинки европейской наружности. Родилась она в глухой деревне под Омском. И всё могло бы быть хорошо, но мать умерла от болезни, когда девочке исполнилось десять. Отец же погиб ещё раньше, во время исполнения интернационального долга в одной горной и солнечной, но несчастной стране.
И её взяла к себе сварливая тётка. Так бывает. Нормальных отношений у них не сложилось. Сестра матери жила в Крыму, на самом побережье Чёрного моря, в обычном для тех мест рыбацком посёлке. Вместе с тёткой-рыбачкой они вместе выходили в море на катере и ловили рыбу. Поначалу Динара уставала, но потом втянулась в рабочую рутину, кое-как совмещая её с учёбой в школе. Незаметно для себя она повзрослела и похорошела. Но чем старше она становилась, тем очевидней была мысль, что в рыбацком посёлке перспектив для неё никаких нет. Нужно куда-то поступать на учёбу, чтобы не просидеть всю оставшуюся жизнь в глуши. И в один прекрасный день девушка просто и без затей сбежала, оставив и рыбный промысел, и сварливую тётку–рыбачку в прошлом.
Почему-то ей казалось, что в родной деревне будет намного лучше житься. Но дом за время её отсутствия обветшал, а друзья детства в поисках лучшей жизни разъехались, кто куда. Динаре едва удалось продать наследство родителей. Зато у неё появились свободные деньги, на которые она сняла комнату на окраине города и поступила в Омский Государственный Технологический Университет на факультет генетики и вирусологии растений. Параллельно она перебивалась случайными подработками — курьером, уборщицей и даже лепильщицей пельменей.
На последнем месте работы она и познакомилась со своей ровесницей, которая тоже время от времени подрабатывала. Немногословная, даже нелюдимая, темноволосая, с большими чёрными глазами, вытянутым лицом и молочной кожей, Полина Негина была словно полной противоположностью голубоглазой блондинке. Но девушки, вопреки всему, быстро сдружились.
Зачем Негина подрабатывала — так и осталось загадкой. Она была приёмной дочерью самого богатого, если верить сплетням, человека в Омске, и в деньгах не нуждалась. Но именно она и привела Динару впервые в секцию биатлона.
Постепенно жизнь вошла в нормальное русло. Учёба, работа, биатлон.
Динара и до секции была сильной, выносливой и упрямой девушкой, а биатлон только добавил ей крепости и упорства. Уже через год девушки поехали на соревнования вместе.
В Улье, правда, умение бегать на лыжах не было востребовано. Зато те, кто хорошо обращался с винтовкой, жили заметно лучше остальных. Так что биатлон будущей снайперше «Джокеров» так или иначе пригодился.
* * *
Ночёвка в пустом частном доме не принесла новых приобретений. В доме когда-то жили крупные мужчины. Вероятно, во время перезагрузки все они то ли оказались вне дома, а то ли покинули его, заразившись паразитом Улья — отчего-то инстинкт всегда тянет только что заразившихся на улицу.
На заднем дворе дома стоял собачий вольер. Огромная дыра в клетке, растащенные кости бобика и застарелые пятна крови красноречиво говорили о незавидной судьбе питомца. Кали только грустно вздохнула, увидев эту картину. Собак она не то чтобы любила, но относилась к ним спокойно и дружелюбно.
Одежду поудобнее той, что была на Кали, найти не удалось, все шмотки были таких размеров, что она могла бы обмотаться ими несколько раз. Не удалось разжиться и удобной обувью или оружием. Но и новых приключений тоже не обнаружилось, и это было к лучшему. Куда они ей в таком измотанном состоянии?
В баре удалось найти алкоголь и сделать себе живуна, а на кухне нашлась эссенция уксуса, прекрасно растворившая рад-горошину. В холодильник Кали даже заглядывать не стала, но в кухонных тумбочках она нашла несколько банок готовой фасоли и тушёнки, которые смешала в первой подвернувшейся плошке и половину под живун съела сразу.
Даже выспаться получилось, спрятавшись предварительно в подвале, где обнаружилась сауна. Вот на одной из полок Кали, завернувшись в два одеяла, и проспала до самого утра, никем и ничем не потревоженная. Просыпалась ночью несколько раз, чтобы хлебнуть живуна и съесть немного коктейля из консервных банок. Делала это всё почти на автомате — организм иммунного обладает невероятной способностью к регенерации, но и требует больше ресурсов. Таких, как еда, например.
Проснулась она поздним утром, если верить всё ещё идущим электронным часам. Повернувшись на другой бок, решила продолжить давить на массу, чтобы восстановление измученного несколькими днями бегства организма завершилось окончательно, но что-то заставило её передумать. Какое-то невнятное чувство опасности, свойственное каждому, кто прожил в Улье больше месяца.
Кали села на полке и натянула кроссовки. Проверила нож и рюкзак — всё на месте. Тихо приоткрыла дверь.
Так и есть. В доме кто-то был. До слуха донеслись приглушённые мужские голоса. Несколько шагов по коридору, и ей стало слышно, о чём говорят.
— Я вот только одно понять не могу, — просипел первый голос. — Как так?
— Чего «как так»? — ответили приглушённым басом.
— Вот, смотри, — снова заговорил сиплый. — Предположим, кластер накрыло облаком радиоактивным из Билибино. Есть у нас на этом кластере заражённые, они, ясное дело, становятся рад-джамперами и рад-спидерами при удачном стечении обстоятельств. Если старшие заражённые их не схарчили.
— Ну? Всё так. До кучи может перезагрузка случиться не вовремя, и нужно будет успеть доплестись на соседний кластер. Жизнь пустыша, хоть обычного, хоть заражённого — беспросветная тоска и нескончаемая боль, — поторопил басовитый. — А чего спросить-то хотел?
— Рад-джамперы, рад-спидеры, рад-лотерейщики и рад-кусачи постоянно шныряют даже по обычным кластерам. Говорят, что даже в рад-кусачах может быть жемчуг. Но откуда?
— В смысле «откуда»? — басовитый начал злиться. — Чудак ты печальный, Болт. Он у них в споровом мешке растёт. Я же тебе говорил уже.
Кали вся обратилась в слух. То, что она подслушивает разговор рейдеров, уже ясно. Обычный трёп менее опытного с более опытным. Но кто они? Её преследователи? Или просто случайные «мимокрокодилы». Если случайные, это хорошо, хотя и этих нужно сторониться. Два незнакомых рейдера с неизвестными Дарами и одна женщина. Мало ли…
— Так, я это помню, Тролль, но я спросить хотел другое, — просипел Болт. — Лотерейщики и кусачи, они же везде носятся по округе, и это понятно. Жрать им ого-го сколько нужно. Непонятно только то, что в эту перезагрузку город чистый. И в прошлую, когда тут проходили, он тоже был без фона.
— Ну? Это атомитам нужна радиация. Это они без неё не могут, а заражённые нормально без радиации обходятся долгое время, хотя и далеко от радиоактивных кластеров всё равно не уходят, — раздражённо ответил Тролль. — В чём вопрос-то, что ты кота тянешь за причиндалы?
