– А Джесси. Джесси пытался трахнуть свою малолетнюю сестренку.
Первый раз Джесси отреагировал:
– Ты просто задница.
Джесси встал. Судя по реакции ребят, он собирался ударить Рамона. Но Диана была уверена, что он этого не сделает. Джесси направился к двери.
– Куриное дерьмо, иди-ка сюда да исповедуйся, – заорал ему вслед Рамон.
Дверь была заперта. Джесси остановился перед ней в растерянности. Не зная, что предпринять, он обернулся.
– Не нужно мне этого, – тихо сказал он.
Джесси был черным, единственным цветным в группе. Его волосы, как считалось модным в его среде, были выстрижены на макушке. Конечно, эта исповедь была ему необходима. Джесси предпринял неловкую попытку изнасиловать свою четырнадцатилетнюю сестру. Отказавшись от своего намерения в ту самую минуту, когда она закричала, он ударил ее по лицу, выбив ей зуб. Психиатры из судебной клиники настаивали на необходимости поместить Джесси в группу ребят, которым предъявлено обвинение в преступлениях на сексуальной почве. Но Диана была уверена, что Джесси не был насильником и жестокость не являлась чертой его характера. Этот девятнадцатилетний вконец запутавшийся юноша нуждался в окружении ребят, равных себе по положению. Это могло бы вернуть ему чувство самоуважения. То, что Диана поместила его в эту группу, было, конечно, рискованным экспериментом. Но такие решения придавали остроту повседневной работе Дианы Цзян. (Ее любимой кухней была сычуаньская: очень острые блюда с большим количеством чили.[2])
– Джесси, – обратилась она к нему, – почему бы тебе не сесть? Я хочу задать тебе вопрос.
Он вернулся. Не сразу, но вернулся.
– Почему ты так суров? – спросила Диана. – Ведь никто из ребят не относится к тебе плохо?
Тобес улыбнулся. «Почему?» – подумала она.
– Не хочу говорить об этом, – ответил Джесси.
Рамон стукнул по столу кулаком, разразившись эффектной тирадой на испанском.
Медленно тянулось это утро. Группа проделала множество упражнений, некоторые из них были новыми; в целом Диана была ими довольна: ребята работали активно.
Наконец стрелки часов подползли к десяти. Диана догадалась об этом по выражению глаз Тобеса, который то и дело поглядывал на часы. И вдруг Тобес, наклонившись вперед и дождавшись тишины, сказал сидевшему рядом с ним Джесси:
– Эми любит тебя, Джесси. (Так звали сестру Джесси, ту, которую он пытался изнасиловать.)
– Ты-то откуда знаешь?
– Ты ведь здесь, так? – продолжал Тобес.
– Ну и что?
– Так это благодаря ей. Она могла бы упрятать тебя за решетку. Судья послушался бы ее. Я прав?
Джесси не ответил. Диана вздрогнула от удивления. Тобес, конечно, совершенно прав. Этот юноша умел поставить себя на место другого человека и представить его состояние, мог выстроить причинно-следственный ряд. И сейчас он наконец отказался от роли мелкого ничтожества. В одном он только ошибся: в том, что посмотрел на часы, прежде чем решил высказаться.
«Кто же здесь воспитатель? – подумала Диана. – Постойте-ка…»
Но прежде, чем она успела перехватить у Тобеса инициативу, тот обнял Джесси за плечи. Мгновение Джесси сидел неподвижно с застывшим выражением лица. Потом сбросил руку Тобеса и вытер глаза. «Черт возьми», – только и произнес он. Тобес протянул ему ладонь, и Джесси сильно ударил по ней в знак благодарности.
Диана встала, все остальные последовали ее примеру. Джесси уходил последним. Диана тоже протянула ему руку. Джесси приветственно лишь прикоснулся к ней. И она поняла, что произвела меньшее впечатление, чем Тобес. Дверь закрылась. Прислонившись к ней, Диана обратилась к Джулии:
– Если бы тебе предложили на выбор: отсидка в тюрьме от двух до пяти лет или сорок занятий с Дианой Цзян, что бы ты выбрала?
– Не знаю, это трудный вопрос, но…
…Диана мечтала о чашечке крепкого китайского чая, он так успокаивает, но времени не было. Они с Джулией уже неслись по коридору, перебрасываясь фразами и пытаясь на ходу утрясти расписание на день.
– Тобес Гаскойн, у него были высокие оценки в школе?
– Ответа из окружного отдела образования нет; тебе надо теперь послать запрос в штат.
– Ладно. Напомни мне обсудить с тобой его вклад в сегодняшнее занятие.
– Впечатляющ.
– Согласна. Дальше. Джохансен. Я прочитала отчеты и на прошлой неделе снова беседовала с ним. Убеждена, что он безумен, я имею в виду решение суда по делу Дру. Окружная медицинская комиссия ошибается. Позвони его адвокату, скажи, что я уверена. Джохансен совершил убийство в невменяемом состоянии; адвокату надо вызвать в суд меня с парой опытных психиатров.
– Виновен, но невменяем, – великолепно.
– Невиновен по причине невменяемости. Надо быть точной! Еще лучше: уметь сострадать! Когда должна быть машина?
– В четверть одиннадцатого.
– Опаздываю. Опаздываю…
Когда Диана прибыла на студию Пи-би-си-эр, Дик Джекобсон, возглавляющий Криминальный отдел Западного вещания, был уже в студии; он сидел за столом и беседовал с каким-то мужчиной. Диана влетела в студию со словами:
– Привет, Дик, давненько не виделись!
– Здравствуй, Диана. Ты знакома с Эдом Херси из Третьего полицейского участка?
Дик сделал шаг в сторону, и Диана увидела мужчину, поднявшегося ей навстречу. На мгновение она почувствовала приступ дурноты. Только отчаянным усилием воли она удержалась на ногах. «О! – вырвалось у нее, и один этот звук потребовал от нее большого самообладания. – Да. Слегка». Одновременно с ней Эд тоже произнес: «Слегка», так что их слова слились в одно.
Диана заставила себя посмотреть прямо в лицо Эду Херси. Его коренастое энергичное тело (он напоминал ей терьера) было облачено все в тот же серый костюм. Она так хорошо помнила эти помятые брюки. Его мужественная грудь словно стремилась вырваться из слишком тесной рубашки. Он был без галстука, безукоризненно чистые башмаки сверкали, но Диана была уверена, что их каблуки все еще не подбиты. Эд был точно таким, каким она его запомнила, хотя под глазами у него появились мешки и курчавые орехового цвета волосы нуждались в стрижке. Для мужчины на год ее старше он был в прекрасной форме.
У Эда было лицо бесхитростного человека. «Он простой, он честный», – убеждала она себя, когда стала его любовницей. Потом один чиновник из Третьего участка, с которым она играла в теннис, отведя ее как-то в сторонку, сказал: «Послушай, милая. Мне неприятно смотреть, как страдают мои друзья…»
После этого они больше не играли в теннис.
Лицо Эда засветилось улыбками: улыбались глаза, рот, ямочки на щеках, даже уши будто приподнялись в улыбке.
– Диана, – сказал он, – ты как будто сошла с картины летнего дня…
Голос у него был низкий, грубоватый, но при этом довольно мелодичный. (Он даже пел. Любил Гилберта и Салливана.[3]) Диана затрепетала, услышав столь опасные для себя слова. Одно помогало ей держать себя в руках: мысль, что Эд на полдюйма ниже ее ростом. Эта незначительная, казалось бы, разница в росте (у нее было пять футов десять дюймов) позволяла ей смотреть на него как бы свысока. Невозможно упасть к ногам мужчины, чье сердце расположено ближе к этим ногам, чем твое.
– А глядя на тебя, думаешь о приближении осени, – парировала она с беспечным видом. – Зима, очевидно, не за горами?
Она чмокнула Дика в щеку и не стала возражать, когда в ответ он обнял ее за талию. Черт! Почему бы Дику не предупредить ее заранее, с кем ей предстоит вести беседу? Не обязательно для этого знать, что у них с Эдом был роман.
Передача Криминального отдела выходила в эфир раз в неделю. Она продолжалась полчаса и включала в себя новости, сообщения о последних преступлениях, отчет о деятельности правоохранительных органов в радиусе пятидесяти миль от студии Парадиз-Бей, расположенной на углу улицы Вашингтона. Передача пользовалась успехом, что не мешало спонсорам раз в году пытаться разделаться с ней, заменив ее чем-то другим, куда легче втиснуть рекламу. Дику пятьдесят восемь, он флегматик, и нелегко вывести его из себя. Диана считала, что он останется во главе Криминального отдела, пока не уйдет на пенсию. Тогда ему будет на все наплевать, но до тех пор, пока этого не случилось, передача будет выходить в эфир.
– Ладно, ребята, – сказал Дик. – Сегодня стало известно об убийстве Рея Дугана. Можете как-то осветить это событие?
Диана взглянула на Эда, оба кивнули.
– Начни с этого, – попросила Диана.
Пока Дик устанавливал и настраивал микрофон, Диана постепенно успокоилась, сердце билось уже в нормальном ритме. Она изобразила на лице радость, которой на самом-то деле не было и в помине.
– Как дела? Детишками не обзавелся? – спросила она Эда. О, внутри уже все кипело от злости. Яао-жень, говорят китайцы: ведьма.
