— А я и не собирался, — сказал ему я. — Просто решил посмотреть, как это делается.
— Вот так чаще всего и делается. Они просто хотят посмотреть, кто может стать потенциальным покупателем. Я удивленно посмотрел на него.
— Это поместье не прочь заполучить, по-моему, трое, — принялся объяснять мне мой новый знакомый. — Уэдерби, подрядчик из Хелминстера, представитель «Дэхем и Кумби», который, насколько я понимаю, действует от имени какой-то ливерпульской фирмы, и какая-то темная лошадка из Лондона — тоже вроде адвокат. Конечно, возможно, имеются и другие претенденты, но эти, по-моему, главные. А хороших денег за него не выручишь. Все так говорят.
— Из-за дурной славы? — спросил я.
— А, значит, вы слышали про Цыганское подворье? Болтовня, конечно. Местным властям давным-давно следовало бы спрямить дорогу — опасное там место.
— Но у поместья в самом деле дурная слава.
— Басни, и ничего больше! Но, так или иначе, настоящие торги, уверяю вас, состоятся за сценой. Желающие купить поместье назовут свою цену. Скорей всего оно достанется ливерпульцам. Вряд ли Уэдерби раскошелится. Ему нужно, чтобы было дешево и нехлопотно. Сейчас кругом продают землю под застройку. А это поместье может позволить себе купить тот, у кого есть средства на снос старого дома и на постройку нового.
— Да, в наши дни такое редкость, — согласился я.
— Даже если не трогать старый, содержать его очень накладно. Тут и налоги, и ремонт, да и прислугу в сельской местности не так-то просто найти. Нет, люди скорей выложат несколько тысяч за шикарную квартиру в городе, где-нибудь на шестнадцатом этаже современного здания. На нескладный огромный дом в деревне охотников в наши дни мало.
— Но почему бы вместо него не построить современный дом? — удивился я. — Со всеми удобствами.
— Можно, конечно, но это ведь какие деньжищи нужны, да к тому же многие боятся жить в безлюдном месте.
— Ну, положим, не все, — возразил я.
Он засмеялся, и мы распрощались. Я отправился прогуляться, погрузившись в невеселые думы. Я и сам не заметил, как взобрался по тропинке к извилистой дороге, которая вела на вересковую пустошь.
Так вот я и очутился в том месте, где впервые увидел Элли. Как я уже сказал, она стояла в тени высокой разлапистой ели, а вид у нее был примерно такой, будто она появилась тут только что — прямо из дерева, словно фея. На ней был костюм из темно-зеленого твида, светло-каштановые волосы своим оттенком напоминали осенние листья, а сама она казалась какой-то бесплотной. Увидев ее, я остановился. Она с испугом смотрела на меня, чуть приоткрыв рот. Наверное, и у меня был испуганный вид. Мне хотелось что-то сказать, но я не знал что.
— Простите, я вовсе не собирался вас напугать — наконец пробормотал я. — Я и не заметил, что здесь кто-то есть.
— Ничего страшного, — отозвалась она, и голос у нее был тихий и ласковый, как у маленькой девочки. — Я тоже не ожидала кого-нибудь здесь встретить. — Оглянувшись по сторонам, она добавила:
— Тут, так безлюдно. — Я заметил, что она чуть-чуть дрожит.
В тот день дул довольно прохладный ветер. А может, дело было вовсе не в ветре, не знаю. Я подошел поближе.
— Страшновато здесь, правда? — спросил я, — Я говорю про этот полуразрушенный дом.
— «Тауэрс»?[4] — задумчиво произнесла она. — Так называлось поместье, да? Только.., только почему-то никаких башен здесь нет.
— Ну и что, — сказал я. — Люди любят давать величественные названия своим домам.
— Наверное, вы правы, — улыбнулась она. — Это.., это то самое поместье, которое сегодня продавали с аукциона. Может, вы об этом слышали?
— Да, — ответил я. — Я как раз оттуда.
— Вот как? — чуть удивилась она. — Вы что, хотели его купить?
— Разве я похож на человека, который готов купить разрушенный дом и несколько акров вересковой пустоши? — спросил я, — Нет, я пока еще не сошел с ума.
— Продажа состоялась? — поинтересовалась она.
— Нет, никто не дал цены, даже близкой к резервированной.
— Понятно, — отозвалась она, как мне показалось, с облегчением.
— А вы что, хотели его купить? — спросил я.
— О нет, — ответила она. — Ни в коем случае. — В ее голосе слышалась тревога.
Я помолчал, а потом выпалил то, что мне так хотелось ей сказать:
— Я вам солгал. Я не могу купить это поместье, потому что у меня нет таких денег. Но если бы мог, я бы его купил. Я хочу его купить. Можете смеяться надо мной сколько угодно, но теперь я вам сказал все как есть.
— Но не кажется ли вам, что оно в таком жалком состоянии…
— Конечно, — перебил ее я, — я и не говорю, что оно мне нравится в теперешнем его виде. Но я бы немедленно снес этот уродливый и мрачный дом. Само же поместье вовсе не кажется мне уродливым и мрачным. Оно прекрасно. Взгляните сюда. А потом сделайте несколько шагов и посмотрите в просвет между деревьями на эти холмы и поля. Видите? Прорубить здесь аллею… А если посмотреть отсюда…
Я взял ее за руку и повернул на девяносто градусов. Вероятно, это было с моей стороны непозволительной фамильярностью, но она, по-моему, этого не заметила! Во всяком случае, я вел себя очень сдержанно. Мне просто хотелось показать ей то, что сумел увидеть сам.
— Отсюда, — пояснил я, — начинается спуск к морю и скалам. Между нами и морем лежит городок, но его отсюда не видно, потому что он загорожен вереницей холмов. А если вы повернетесь еще на девяносто градусов, то увидите заросшую лесом долину. Не кажется ли вам, что если вырубить часть деревьев и проложить аллеи, если расчистить пространство вокруг дома, то он будет великолепно смотреться? Только строить его нужно не на месте старого, а немного правее — в ярдах пятидесяти — ста. А дом был бы чудесным. Его бы построил гениальный архитектор.
— А среди ваших знакомых есть гениальные архитекторы? — В ее голосе слышалось сомнение.
— Один точно есть, — ответил я и тут же принялся рассказывать ей про Сэнтоникса.
Мы сидели рядышком на поваленном дереве, а я все рассказывал и рассказывал этой тоненькой, стройной девушке, которую видел впервые в жизни, о своей мечте. Со всей пылкостью, на какую только был способен.
— Этого никогда не будет, — сказал я, — я понимаю. Не может быть. Но вы только представьте, что здесь можно сделать. Мы бы вырубили часть деревьев, и стало бы больше света и пространства, и мы бы посадили цветы, рододендроны[5] и азалии[6], а потом сюда приехал бы мой друг Сэнтоникс. Он все время кашляет, потому что погибает не то от чахотки, не то от чего-то еще, но он бы успел построить нам дом. Он бы сумел построить самый замечательный дом на свете. Вы даже не представляете себе, какие он строит дома. Он строит их очень богатым людям, но не всем, а только тем, кто хочет иметь что-то стоящее. Не в том смысле, что очень шикарное и удобное. А то, что можно назвать заветной мечтой. Он строит для тех, кто жаждет осуществить эту мечту.
— Мне бы тоже хотелось иметь такой дом, — сказала Элли. — Вы заставили меня увидеть его, почувствовать… Да, жить в нем было бы чудесно. Это действительно было бы похоже на сбывшуюся мечту. Здесь можно было бы чувствовать себя свободной, не связанной по рукам и ногам людьми, которые заставляют тебя делать то, чего ты не хочешь. И не позволяют делать то, чего тебе хочется. О, как мне надоела моя жизнь и люди, которые меня окружают! Все-все надоело!
Вот как все у нас с Элли началось. Я был одержим своей мечтой, а Элли — мечтой о свободе. Мы замолчали и посмотрели друг на друга.
— Как вас зовут? — спросила Элли.
— Майк Роджерс, — ответил я. — То есть Майкл Роджерс. А вас?
— Фенелла. — И не сразу, но добавила:
— Фенелла Гудмен. — И с тревогой взглянула на меня.
Больше не было сказано ни слова, но мы продолжали смотреть друг на друга. Нам обоим хотелось встретиться вновь, но в ту минуту мы не знали, как это сделать.
Глава 5
Вот как все у нас с Элли началось. По правде сказать, наши отношения развивались не очень быстро, ибо у каждого из нас были свои секреты, которыми мы вовсе не спешили поделиться друг с другом. Нам не хотелось рассказывать о себе все до конца, как полагалось бы, а поэтому мы довольно часто натыкались на какой-то невидимый барьер. Мы не отваживались, например, спросить: «Когда мы встретимся в следующий раз? Где я вас увижу? Где вы живете?» Потому что если задаешь такие вопросы, то и тебе могут их задать.
Когда Фенелла называла свое имя, на лице у нее была такая тревога, что я даже подумал, что она меня обманывает. Что ее зовут по-другому. Разумеется, я тут же отогнал свои сомнения прочь. Сам-то я тут же выложил ей свое настоящее имя.
В тот день мы никак не могли найти повод, чтобы расстаться, а потому испытывали все растущую неловкость. Похолодало, и нам хотелось покинуть «Тауэрс» — но что потом? Довольно неуклюже я спросил:
