— А бабка говорила — двадцать пять.
— Ну, может, и двадцать пять, — не стал спорить Федька. — Он их шарфом задушил.
— А бабка говорила — топором зарубил.
— Ну, может, и топором, — снова не стал спорить Федька. — Дело же не в этом.
— А в чем?
— А в том, Димыч, что этот маньяк… — Дураков сделал эффектную паузу, — …здесь живет.
— Где здесь?
— В Хлевном.
— И кто он?
— Пока точно не знаю. У меня двое на подозрении. Первый — отец Афанасий, поп из нашей церкви. Он каждый четверг в Старокозельск ездит. А все убийства как раз по четвергам и происходят.
— Откуда ты знаешь?
— К моей крестной в Старокозельске мент заходил. Рассказывал.
— Я смотрю, менты там ко всем заходят. К той бабке тоже мент заходил и предупреждал, чтобы она пирожки с мясом на рынке не покупала.
— Насчет пирожков моей крестной мент ничего не говорил, а вот насчет четверга сказал. И еще сказал, что маньяк всех душит желтым платком…
— А у этого попа есть желтый платок?
— Не знаю, но по четвергам он в Старокозельск мотается. Я в прошлый четверг ему на хвост сел… Фу-у, жарища. — Федька передвинулся в тень.
— Ну?! — поторопил друга Димка.
— Он там зашел в один дом, а через десять минут вышел. Без бороды и без рясы.
— А до этого с бородой был?
— Вот именно. И в рясе.
— Может, это не он вышел?
— Он, — уверенно отрезал Дураков.
— И что дальше?
— Дальше он пошел в бильярдную. И играл до закрытия. А после вернулся в тот же дом, нацепил бороду и поехал в Хлевное.
— Да-а, — протянул Димка.
— И глаза у него голубые, — добавил Федька.
— А при чем тут глаза?
— Ты что, разве не знаешь? У всех маньяков голубые глаза.
— Ну а второй кто у тебя на подозрении? — спросил Молодцов.
— Есть тут один тип. У Нюрки-почтальонши живет. Она в Курск к родичам уехала. А дом ему то ли сдала, то ли продала.
— У него тоже голубые глаза?
— Черт его знает. Он в темных очках ходит. А по ночам у него синий свет горит.
— Синий?
— Ага. Как в морге.
— Ты что, в морге бывал?
— Не-а. В одном «ужастике» видел. Там три мертвеца из морга сбежали и…
— Не отвлекайся, — предупредил Димка. — Давай про этого типа.
Федька перешел на таинственный шепот:
— Я ночью к его дому подкрался и в окошко заглянул. Он сидел за столом и что-то писал старинной ручкой. А ручку, знаешь, куда макал?..
— Куда?
— В череп!
— Ух ты!
— Черепушка у него — вместо чернильницы. А чернила — красные. Может, это даже и не чернила, а кровь.
— А как ты цвет разглядел?
— Я же в бинокль смотрел.
— А что пишет, не прочел?
— Не-а. Далековато было. Да и так ясно, что пишет. Дневник ведет, куда все свои убийства записывает. Я один «ужастик» смотрел. «Дневник маньяка» называется. Там тоже…
— Да погоди ты с «ужастиками», — отмахнулся Молодцов. — Дальше рассказывай.
Федька сделал страшные глаза.
— Дальше, Димыч, ва-а-ще крутняк. Представляешь, он каждую ночь на кладбище ходит. Ровно в два перестает писать и топает на кладбище.
— И жрет там мертвецов, — со смешком прибавил Димка. — Слушай, Федька, а ты меня не прикалываешь?
— На фиг мне тебя прикалывать? Можем сегодня ночью смотать на кладбище. Сам увидишь.
— А что увижу? Чего он там делает?
— В том-то и дело, что ничего. Походит между могил. Постоит. И домой.
— Н-да. Странный тип, — заметил Молодцов.
— Ещё какой странный, — подхватил Дураков. — Он в зеркале не отражается.
— Как это?
— А так. У него в комнате зеркало висит. Он подошел к нему — а отражения нет. Я чуть в осадок не выпал… А знаешь, кто в зеркале но отражается? Упыри!
— Кто?
— Ну вампиры. Которые кровь из людей высасывают.
Мальчишки немного помолчали. Затем Димка сказал озадаченно:
— Хорошо, допустим, он вампир и маньяк, а поп тогда кто?
— Тоже маньяк, — убежденно произнес Федька. — Я вообще думаю, что в Старокозельске действует банда маньяков.
— Разве бывают банды маньяков? Что-то и о таком не слыхал.
— И я не слыхал. Надо у Безбородова спросить: бывают банды маньяков или нет?
Молодцов задумался. «Классно, если это банда, — думал он. — Мы с Федькой ее накрыли, и это было бы первое громкое дело нашего детективного агентства».
— Димыч, — толкнул его Дураков.
— А?
— Ну так чего скажешь?
— Тут не говорить нужно, а действовать. Давай сегодня ночью на кладбище сгоняем.
Разберёмся с этим типом в темных очках. А послепослезавтра займемся попом.
— Почему послепослезавтра?
— Ну это же четверг будет.
— Ах, да.
— А сейчас погнали на речку купаться. А то у меня уже чайник от жары закипел. — Димка постучал себя по голове.
— Погнали! — с готовностью согласился Федька.
Глава VI НАВОРОЧЕННАЯ «СОНЬКА»
Мальчишки, выскочив в окно, понеслись к калитке. Бабушка Фрося стояла посредине двора.
— Цып-цып-цып, — сыпала она зерно на землю.
К ней отовсюду сбегались куры.
— Бабуля, мы на реку! — крикнул Молодцов.
— А поесть? Я уже все приготовила.
— Потом, бабуль, потом!
Распахнув калитку, друзья выбежали на улицу.
— Вот бесенята, — пробормотала себе под нос бабушка Фрося и закричала вслед мальчишкам: — Смотрите, на глубину не заплывайте!
Но ребята ее уже не слышали. Они неслись по пыльной, нагретой солнцем дороге. Наперегонки. Мимо плетней, на которых висели кастрюли, крынки, ведра… За плетнями, в своих огородах, копошились люди. А. Димка с Федькой неслись дальше. За околицу. И еще дальше — в лес!
По тропинке, петляющей меж деревьев, мальчишки выскочили на берег речки Шиш.
И Молодцов чуть было не сбил с ног девчонку. Он тотчас узнал ее. Эта была та самая выпендрежница из музея.
И девчонка его узнала.
— Бо-о-же, — манерно протянула она, — опять этот псих.
— Привет, Элька, — поздоровался с девчонкой Федька.
— Я не «Элька», Дураков, а Элеонора. Сколько раз можно повторять?..
К Димкиному удивлению, Федька не только не ответил этой морковке как полагается, а, наоборот, спросил у нее ангельским голосом:
— Эля, ты купалась? Водичка теплая?
— Я тебе что — градусник? — продолжала выступать девчонка. — Иди сам да пробуй.
Тут уж Молодцов не выдержал:
— А тебе влом сказать, стрекоза?!
Димка обозвал девчонку стрекозой, потому что у нее на носу были очки-«стрекозы» с жёлтыми стеклами.
— А ты стрекозел! — мигом отпарировала девчонка и гордо пошла дальше.
Молодцов проводил ее презрительным вглядом.
— Что это за дура? — спросил он у Федьки.
— Внучка нашей соседки, — ответил Дураков. — Элька Синичкина. Из Москвы приехала.
— Она что, художница?
— Откуда ты знаешь?
— Да видел, как она в музее картину срисовывала… Ну и дура, — повторил Димка.
— Она не дура. Ее бабка говорила, что Элька на одни пятерки учится.
Молодцов с ехидством глянул на Дуракова:
— А чего это ты с ней так разговаривал?
— Как?
— «Эля, водичка теплая?» — передразнил друга Димка.
Дураков небрежно сплюнул.
— Ну спросил, какая вода. А что тут такого?
Но Молодцова не проведешь. Он сразу понял, что Федька втюрился в Синичкину. Впрочем, Димка не стал его за это стебать, В конце концов, он ведь тоже втрескался в Орешкину.
Мальчишки быстренько разделись и — уф! — в воду с разбега. И поплыли. Вдоволь поплавав и поныряв, они вылезли на берег и улеглись на горячий песок.
— Зашибись все-таки летом, — сказал Федька, щурясь на солнце. — Тепло, хорошо, и мухи не кусают.
— Ну мухи-то, положим, кусают, — возразил Димка, прихлопнув на груди овода.
— Все равно зашибись. — Дураков перевернулся на живот, подставив солнечным лучам спину. — Одно только фигово. В сентябре опять в эту дурацкую школу тащиться.
— Это точно, — согласился Молодцов. Федька потянулся к своим штанам и достал из кармана два яблока.
— Держи, — протянул он одно яблоко Димке.
Мальчишки принялись хрустеть яблоками и болтать.
Молодцов рассказал, как он помог отцу обезвредить опасную аферистку по кличке Красная Шапочка и ее сообщников — бандитов Кровопущенко и Костоломова… Рассказывая, Димка, конечно, слегка привирал, ну то есть присочинял. А как же без этого?
— Я одному бандюге — хрясь по чайнику! Он отрубился. Я второму — хрясь! И он с катушек слетел…
— Зашибись! — комментировал Федька Димкин рассказ.
А Молодцов продолжал заливать:
— …Тут еще трое амбалов подваливают. У всех хари — во! Плечи — во! — Димка показал, какие у амбалов были плечи. — Но я же боксёр! Хук левой! Хук правой! А на закуску угостил их парочкой приемов из кунг-фу…
— Ну ты крутой, Димыч, — восхищенно произнес Дураков. — Слушай, а покажи приёмчик из кунг-фу.
