разнеслась среди нас. Стало также известно, что при этом пехотный полк понес немалые потери и был смят. Нашей роте предписывалось заткнуть образовавшуюся брешь как можно скорее.
Через пару километров показалась какая-то деревня и послышалась команда:
– Спешиться! Вытянуться в пехотную цепь!
Приказ был исполнен четко, как на учениях. Мотоциклы уехали, и стали слышны винтовочные выстрелы, а также стрекот русских пулеметов «Максим». К ним добавлялись резкие хлопки стрелявшей неприятельской 76-мм дивизионной пушки, но, может быть, это были и танки.
Наш взвод подошел к окраине деревни, и лейтенант Никель направился в нее по деревенской улице в сопровождении отделения Блюменталя, в то время как наше отделение под командованием унтер-офицера Рашака стало медленно продвигаться через дворы и огороды. Я сквозь зубы тихо матерился, поскольку перелезать с громоздким пулеметом через заборы и ограды было чертовски тяжело. Подобное «скалолазание» нас здорово задерживало, и вскоре отделение Блюменталя скрылось из виду. За одним из домов мы обнаружили несколько раненых товарищей из состава пехотного полка, которые без сил лежали на земле.
– Ну и пришлось нам побегать, ребята, – задыхаясь, проговорил старший ефрейтор с ранением легкого. – Русские задали нам настоящего перцу.
– А танки у них были? – поинтересовался Рашак.
– Да, и много. К счастью, они не смогли переправиться через речку.
– Вставайте! Чего расселись? Надо двигаться дальше! – крикнул нам Рашак.
Отделение двинулось вперед.
– На твоем месте при ранении в легкое я бы воздержался от курения, – на всякий случай предупредил старшего ефрейтора Рашак.
Мы продолжили продираться через лабиринты приусадебных садов. Между тем стрельба усилилась – звуки быстрых очередей MG-34 становились все слышнее. Судя по всему, Блюменталь уже вступил в бой. Тут, на бегу дико размахивая руками, прямо на нас выскочил лейтенант Никель и закричал:
– Где вас черти носят? Там ваши товарищи истекают кровью, а вы шляетесь невесть где! Унтер-офицер Блюменталь погиб!
Только тогда я увидел, что по щекам лейтенанта бегут слезы. Все знали, что они были близкими друзьями, да и мы любили его.
Несмотря на огонь неприятеля, наше отделение без всяких дальнейших приказаний устремилось на врага. Словно во сне мы видели, как по обе стороны от нас задвигались фигуры в серой униформе, изготавливаясь к атаке.
Послышалось громкое «Ура!», мы тоже закричали и бросились неприятелю навстречу, стреляя с бедра. Все происходило как в тумане – на наших глазах русские стали вылезать из своих окопов и бросаться наутек, падая, сраженные нашими ружейными выстрелами и пулеметными очередями. Некоторые попытались утащить с собой пулемет «Максим» на колесах, но когда один из них упал прямо на пулемет, то остальные, бросив оружие, кинулись прочь. Однако сильный ружейный огонь противника не ослабевал.
«Откуда они стреляют?» – удивился я и тут же понял – с верхушек деревьев. Тогда мы с другим пулеметчиком нашего отделения Хоманом бросились на землю и принялись строчить по кронам. Вскоре выстрелы противника прекратились.
Но тут с другого берега реки открыла огонь танковая пушка, и ее снаряд угодил в ближайший дом. Внезапно раздались выстрелы и нашей противотанковой пушки. Не успел я подумать о том, что ей удалось подойти неожиданно быстро, как ее меткий выстрел поразил вражеский танк, и его объяло пламя.
Он продолжал гореть и два часа спустя, когда мы заняли окопы русских, которые создали здесь свой плацдарм. Темнело. В отблесках пламени горевшего танка можно было видеть действия противника, окапывавшегося по другую сторону реки. Однако в этом им сильно мешал наш беспокоящий огонь.
Ночь была отвратительной, ведь нам пришлось провести ее на речном берегу в окопах вместе с убитыми русскими. Позади нас полыхали отдельные деревенские дома, создавая впечатление, что мы окружены призраками. Вдобавок пошел дождь, который лил не переставая. В общем, было не до сна.
На рассвете на надувных лодках приплыли солдаты пехотного полка и под прикрытием нашего огня переправились через реку. Они с ходу опрокинули русских, а мы отошли в деревню.
Однако уже вечером нам пришлось покинуть деревню и в нескольких километрах восточнее ее отрыть позиции на передних скатах, чтобы обеспечить фланги нашей ударной группы, голова которой находилась возле линии Сталина[15].
Улашановка, 8 июля 1941 года
– Дружище! Сколько еще продлится эта непрерывная езда? – в сердцах крикнул я своему водителю. – Целую неделю мы топтались на одном месте, а теперь, по-видимому, нам предстоит выиграть войну за один день!
Ефрейтор Рулл повернул ко мне залепленную грязью голову, выплюнул пыль, скопившуюся у него во рту, и ухмыльнулся. Его белые зубы блеснули на фоне потемневшего лица.
– Ты развалился в коляске, словно принцесса на горошине. Небось мозоль на заднице натер? – заметил он.
– Тебе хорошо рассуждать, Этте, – пожаловался я. – Вы, водители, восседаете в мягком мотоциклетном седле, как в бабушкином кресле, а моя коляска забита барахлом до отказа. Естественно, что я отбил себе все, что можно. Надо сказать, чтобы вечером санитар наложил пластырь на мою задницу.
– Надо же, у нашего кандидата в офицеры зад стал как у павиана. Послушай, а может, у тебя геморрой? – заметил сидевший сзади водителя второй стрелок Антек.
– Геморрой? – переспросил слабо разбирающийся в медицине Рулл. – Это что-то съедобное?
– Мысли Этте, как всегда, заняты жратвой, – хмыкнул я.
– С продовольственным обеспечением творится что-то невообразимое! Три ломтика сухих ржаных хлебцев на весь день! – посетовал Рулл, отличавшийся исполинским телосложением и весивший около двух центнеров. – Мой желудок сморщился, словно чернослив.
– Смотри, как бы у тебя голова не сморщилась и ее не выставили напоказ на ярмарке, – бросил Антек.
– Оставь фантазии «сморщенному немцу»! – огрызнулся Этте. – В Верхней Силезии, разлюбезный мой Антон, я и со сморщенной головой буду выглядеть писаным красавцем.
– Вам хорошо трепаться, сидя в мягких седлах, – в сердцах заметил я, упершись в запасное колесо и с ожесточением уставившись на дорогу.
Впереди нас ехал мотоцикл командира отделения, сзади – мотоцикл со вторым пулеметом, а позади него следовал четвертый и последний мотоцикл командира нашей группы, составлявшей половину отделения. В тот день отделение унтер-офицера Рашака являлось головным в колонне батальона. Правда, это не совсем соответствовало действительности, так как далеко впереди шли еще две боевые разведывательные дозорные машины. В целом же между Ровно и Житомиром в восточном направлении продвигалась целая танковая группа Клейста с задачей выйти к Киеву.
Внезапно первый мотоцикл остановился, затормозили и остальные.
– Боевые разведывательные дозорные машины возвращаются! Впереди что-то происходит! – закричал унтер-офицер Рашак.
Тут на огромной скорости примчались обе восьмиколесные машины и остановились возле начальника колонны, доложив, что впереди около большого населенного пункта обнаружены крупные силы
