Повернувшись на бок, я приподнял над собой нижнюю проволоку, развернулся по часовой стрелке, пропустил вперёд Славика, на животе подполз ко второму ряду колючки, проделал тот же манёвр.
— Не поднимайся! — приказал я брату. — За мной! На локтях ползи.
Извиваясь телом в нагретой солнцем пыли, мы приблизились вплотную к цирковой стене и лишь тогда распрямились и огляделись.
Часовой маячил лишь под одним грибком, почти спиной к нам, поэтому мы не спеша отряхнулись и направились вдоль стены в сторону КПП, так же крепко держась за руки. Никто из встречных нас не остановил, даже не окликнул.
Мы проникли в цирк через проём, некогда закрытый плюшевым занавесом, и оставались у барьера манежа. На манеже, застланном дощатыми щитами, стояло несколько столов, стульев и скамеек. На столах действительно лежали учебные винтовки, противогазы, а на скамьях сидели стриженые, похожие друг на друга молодые и постарше красноармейцы в вылинялых гимнастёрках и галифе, в чёрных обмотках и ботинках. Все они почему-то показались мне с длинными и худыми шеями, и я подумал, что их, наверное, недавно выписали из больницы.
— Зырь-ка, Юр, гранаты! Настоящие! — разглядел Славик стенд с прикреплёнными к нему проволочками «лимонками», причём одна была распилена вдоль.
Братишка тянул меня к стенду, за барьер, а я решил: успеем ещё, насмотримся. А сейчас надо отца разыскать. Среди тех, кто сидел на скамьях, его не обнаружилось.
Один из столов, накрытый куском красного материала, привлёк моё внимание больше остальных, хотя на нём и не было оружия, а лежали какие-то бумаги. Зато за этим столом сидел старый, как мне тогда показалось, командир с какими-то блескучими, начищенными значками на груди тёмно-зелёной гимнастёрки и тремя шпалами в петлицах. Он беседовал с другим командиром, помоложе, имевшим всего одну шпалу.
— Стой тут, я сейчас, — наказал я братишке и перемахнул через барьер.
— Товарищ командир, — звонко выкрикнул я, волнуясь. Обратился я к тому, кто старше. — Скажите, пожалуйста, как нам найти нашего папу?
Командир с недоумением взглянул на меня и подошедшего следом брата.
— А как фамилия вашего отца?
Я назвал.
— Такой большой, — добавил Славик и показал рукой, вытянутой над головой, какой высокий наш отец. — Он красноармеец. Мы к нему на свидание приходили. С мамой.
— А кто вас сюда сейчас пропустил? — старый командир задал этот вопрос обыденно, спокойно, вроде бы его это не особенно интересовало.
— Никто. Мы сами, — ответил я без опасения, честно. Да и чего было нам опасаться?
— Через проходную? — продолжал осторожно допытываться командир.
— Не-ка, — опередил меня братишка. — Под проволкой пролезли.
Командир оживился, в глаза брату заглянул.
— А где? В каком месте?
— А там, — охотно откликнулся Славик и показал рукой, правильно показал, направо.
Старший командир переглянулся с младшим, но до меня смысл их взглядов не дошёл.
— А вы нам покажете папу? — осмелел братишка. — Я его обнять хочу.
— Вызвать дежурного, — приказал старший командир молодому, и тот гаркнул на весь цирк, аж под куполом аукнулось:
— Дежурного к комиссару полка!
Моментально появился молодой командир.
— Вот что, — равнодушным тоном обратился комиссар к подбежавшему дежурному. — Пригласите-ка сюда Иван Яковлевича.
— Папу Михаилом Алексеевичем зовут, — поправил я комиссара, но тот никак не отреагировал на моё замечание.
— Кстати, потрудитесь выяснить о рядовом Рязанове Михаиле Алексеевиче, — отдал он ещё одно распоряжение.
— Как вас звать, разведчики? — шутливо поинтересовался комиссар.
Я, обрадованный, принялся рассказывать о себе и брате, совершенно не заметив, как подошёл к столу и сел рядом с комиссаром человек в военной форме, но в петлицах его линялой гимнастёрки не оказалось никаких опознавательных знаков. Я поперхнулся, когда встретился с его тяжелым и пристальным, как мне показалось «чёрным», взглядом, хотя глаза у него были светло-карие.
— Это по вашей части, — сказал комиссар внимательно изучавшему меня красноармейцу.
Мне так неуютно стало под его взглядом, что я поёжился и прижал к себе братишку.
Тот, кого комиссар назвал Иваном Яковлевичем, предложил мне снова рассказать, каким путём мы попали в расположение части, и я охотно повторил этому красноармейцу всё снова, и он слушал, не спуская с меня давящего взгляда.
…Не сразу, но отца всё-таки разыскали, и он предстал перед нами — руки по швам, отрапортовал:
— Красноармеец Рязанов по вашему приказанию прибыл!
— Вы детей сюда вызвали с какой целью? — как бы равнодушно спросил комиссар.
Отец взглянул на нас почти безумными глазами и отчеканил:
— Никак нет, товарищ полковой комиссар, я их вовсе не вызывал.
Красноармеец Иван Яковлевич молча внимал, переводя свой необыкновенный взгляд то на отца, то на нас.
В этот миг Славик приблизился к отцу, шестилетний, исхудалый, тоже стриженый под нулёвку мальчонка, и взял его за руку.
Но отец не шелохнулся, не ответил на прикосновение сына, а уставился на вроде бы пробегавшего взглядом какую-то бумаженцию комиссара.
— Ваш папа подсказал вам, как можно, минуя пропускной пункт, проникнуть в запретную зону? — с напором спросил у брата красноармеец Иван Яковлевич.
— Не, — поспешно ответил я за брата. — Да нам и поговорить-то с ним не было возможности — он ведь в строю пел.
— Пел? — почему-то переспросил любопытный красноармеец. — А какую песню он пел?
— Непобедимая и легендарная! — тонкий голосишко Славика зазвенел, резонируя под куполом.
— Хорошо, — заулыбался комиссар. — Достаточно. А теперь повидайтесь с отцом. Товарищ боец, побеседуйте со своими сыновьями. Только недолго! В вашем распоряжении, — он взглянул на циферблат ручных часов, — восемь минут. Через восемь минут возобновятся занятия.
— Слушаюсь! — отчеканил отец.
Я, обрадованный, кинулся к отцу, но он всё ещё не оторвал взгляда от комиссара, словно ожидая ещё какого-то распоряжения.
— Можете идти, — видя его нерешительность, доброжелательно позволил комиссар.
Мы отошли к округлому барьеру, и только сейчас я рассмотрел, что все места на ярусах-рядах заняты постелями, заправленными серыми и рыжими одеялами. Но лишь кое-где, лёжа на них, отдыхали красноармейцы. Возможно, это были хворые или отсыпавшиеся после дежурств.
Я почувствовал себя счастливым — нам разрешили пообщаться с отцом! Столь близко я его не видел с декабря прошлого, сорок первого, года, когда мы проводили его, немного хмельного, в военкомат на улице Красноармейской, что недалеко от цирка.
— Зачем пришли? — тихо, с нескрываемой сердитостью, а может быть и еле сдерживаемым гневом, спросил отец, и меня словно током дёрнуло. Но внутренне ликование ещё переполняло меня. — Юряй, я тебя спрашиваю…
А Славка карабкался к отцу. Он взял его на руки, и брат сразу привычно обнял его за шею. Таких ласк от отца я никогда в жизни не получал. Он и лёжа на диване играл лишь с младшим сыном.
— Хотели тебя повидать, — сник я.
— У тебя пулемёт есть? — встрял Славик. — Покажь нам свой «Максим».
— Вот что, Юряй, бегите-ка домой. А то мать потеряет вас. И больше сюда не приходите. Мне из-за вас неприятности могут быть. Понял, Юряй?
— Ага, — тихо произнёс я, хотя не мог уяснить, почему и какие неприятности могут появиться у нашего отца из-за того, что мы с братом придём проведать его ненадолго. И командир у него, этот старый комиссар, вон какой добрый.
— Ну вот, давайте бегите.
И, поставив Славика на пол, он слегка шлёпнул его меж лопаток, выпрямился и, крупным шагом подойдя к столу, застланному кумачом, громко спросил:
— Товарищ полковой комиссар, разрешите идти для дальнейшего исполнения служебных обязанностей!
— Идите, — приветливо ответил комиссар.
— Слушаюсь, — отчеканил отец, лихо повернулся и снова приблизился к нам.
— Юряй, иди и поблагодари комиссара. А Фёдоровне передай, чтобы пожрать принесла. Перед отбоем, часов в девять. И больше близко к части не подходите, поняли?
Я кивнул в знак повиновения. Радость встречи убывала с каждым ударом сердца. Отец спешно удалился в проём под оркестровой ложей, откуда обычно появлялись, выбегая на арену, артисты и звери. И только он скрылся, как к нам подошёл красноармеец, которого комиссар учебного полка уважительно называл Иваном Яковлевичем, и предложил деловито:
— А теперь, ребята, покажите место, где вы проникли на территорию части.
Я всё ещё думал о встрече с отцом, и в душе у меня возникла сумятица, хотя предложение красноармейца принял безоговорочно.
Конечно же, мы сразу нашли то место, и любопытный Иван Яковлевич велел показать, как нам это удалось, — пролезть под проволокой. Мне, да и Славику тоже, это предложение понравилось, и мы охотно проделали весь путь — только из зоны на площадь.
