Родина приняла меня неприветливо. На таможне отобрали меч, чуть не пришив статью за незаконное хранение холодного оружия, ФСК изъял манускрипт, усмотрев в нем секретную информацию, а милиция — плейер, якобы для проверки по учетам похищенных вещей. Своих родителей я найти не сумел, отца, собственно, я и не знал, помнил только его имя, а фамилию матери забыл.
В Заплюйске я прямо с вокзала направился по оказанному в повестке адресу, получил первую благодарность за то, что самостоятельно побрил голову, и через пару суток несся в эшелоне к месту прохождения службы.
Все, чему учат моих сверстников целых десять лет, я освоил за месяц с помощью старшины и нарядов.
Увидев как-то в бане шрам на моей правой пятке, братишки окрестили меня Меченым, а после того как я изобразил на зарвавшемся «дедушке» стиль желтого павиана, переименовали в Бешеного. В общем-то мне нравились оба прозвища, и я не обижался даже на Мечено-Бешеного.
Служил я, к слову сказать, не в каком-нибудь стройбате и даже не в знаменитой Псковской десантной дивизии, а в войсках особо-специального назначения повышенной секретности. Повлияла, как вы понимаете, моя довоенная подготовка в области философии. Бригада наша носила по какому-то роковому совпадению название «Павиан» и выполняла самые секретные и ответственные миссии.
Сколько правителей мы поменяли на тронах, сколько холодных точек разогрели, сколько заложников положили при освобождении! До сих пор я с нежностью вспоминаю те дни.
Через два года я из скромного тибетского монаха превратился в настоящего головореза, умевшего все что надо. Я попадал ножом с тридцати метров в подушечку «Орбита», положенную на голову пленного, стрелял из всех видов существующего оружия и из любых положений, владел самыми сложными приемами руко — и ногопашного боя, при желании мог угнать сверхзвуковой истребитель последней марки.
Но эти навыки не приносили мне радости. В душе я оставался лириком, любящим музыку, цветы, книги. Постоянно думал о возвышенном, иначе из-за своего роста давно бы разбил башку о косяк казарменных дверей. В карательных операциях я участвовал скорее по инерции. Словно заводная кукла, без всяких положительных эмоций, ведомый только с чувством долга, зато после боя целиком отдавался беседам с медсестрой на тему ранних работ Эразма Роттердамского и последних вещей Оззи Осборна.
Мои сослуживцы смеялись над этими странностями, предпочитая заниматься торговлей наркотиками, валютными махинациями и мародерством.
Как-то во время боя мой взводный Султан Уры-лов совершенно внагляк принялся доить местную корову, застрелив перед этим ее хозяина. Я вскипел, ногой опрокинул ведро и сказал Султану, что он подлец, каких надо пускать в расход на месте. Султан поднялся, положил автомат, бросил на землю нож, скинул гимнастерку и занял боевую стойку. Я повторил те же маневры, сняв еще сапоги, и мы принялись кружить, готовясь к смертельному поединку.
Поединок не удался, прибежал лейтенант Афиногенов и разогнал нас по углам ринга, влепив по наряду. Одевшись, Султан подобрал нож, провел им по шее и сказал: «Э-э-э…» Этот жест мы все понимали без перевода. Султан стал моим кровником, и пока я не лишусь головы, он лишится покоя.
Но все это было в далеком прошлом. Когда срок службы подходил к концу, меня вызвал замполит и предложил остаться в армии, обещая повышение по службе и приличную пенсию к сорока пяти годам.
Я вспомнил слова сэнсэя и отказался.
В монастырь я возвращаться не стал. Обет безбрачия не подходил мне по идейным соображениям, а как известно, нет ничего страшнее, чем жить вразрез с собственной совестью.
Поселившись в одном из наших мегаполисов, я заработал на подпольных кулачных боях приличную сумму, купил квартиру в новостройке и стал прожигать жизнь, подрабатывая учителем китайского языка в начальных классах специализированной школы. К моменту, когда я получил злополучный факс из Северного Батута, мне стукнуло двадцать восемь лет.
Вся история моей жизни, описанная вам выше, промелькнула в моей голове за семнадцать мгновений, понадобившихся на преодоление расстояния от центра комнаты до дверей.
Что ж, они рассчитывают на легкую игру с бомжом, не зная, что сегодня их ждет встреча с мастером стиля желтого павиана Мечено-Бешеным, короче, с нормальным суперсуперсуперменом.
За дверьми, как я и предполагал, оказался бездушный коридор, уводящий в неизвестность, освещенный уже знакомыми сороковаттками. Будь у меня фонарик, я перебил бы все лампочки, чтобы испортить этому петуху в царском мундире прямой эфир. Но… Условия сейчас диктовал он.
Снова вынув пистолет, я осторожно шагнул за порог, выбрал направление, щипчиками для ногтей сделал зарубку на стене и перебежками бросился вперед. Зарубки я решил делать каждые двадцать метров, лабиринты — очень коварная штука. В свое время, выполняя миссию в Египте, я заблудился в развалинах Карнакского храма и, если б не немецкие туристы, нашел бы конец под колонной, воздвигнутой в честь бога Анубиса.
И конечно, я помнил об охотниках. Инстинкт опыт подсказывали мне, что здесь не все чисто — через каждый метр возвышалась куча мусора. Царек явно плутовал. Искать меня вслепую? Ведь охотники, в отличие от меня, заплатили деньги за участие в игре, поэтому удача должна быть гарантирована. Это закон рынка.
Да, мне предстоит испытание, по сравнению с которым похищение президента США — детская забава.
Я замер. Мертвая тишина, заполненная лишь барабанящим в груди сердцем. Спокойнее, Флавиан, спокойнее, лошадь одинаково устает… Еще не все потеряно, покажи этим засранцам, на что способны простые русские бомжи.
Впереди поворот. Свернуть или идти прямо? Сверну.
«А-а-а!!!» Молния-вспышка, щелчок! Падая, я нажал на спуск целясь в голову. Ударился об пол. Глаза нестерпимо защипал вырвавшийся на свободу слезоточивый газ. Я проморгался, прослезился и с трудом встал на ноги. Коридор был пуст.
Что произошло? Выстрел? Почему тогда без грохота? Наверное, глушитель. Но почему меня не добили, я ведь явно промахнулся?
Похоже, в меня тоже не попали. Вот она, мгновенная реакция. Стоп, а это что? Моя левая рука сжимала белую картонку, напоминающую по форме визитку. Я поднес бумажку к глазам.
«Объектив фотографа поймал вас в незабываемый момент вашей жизни! Если вы желаете получить фото, то позвоните по указанному ниже телефону — и заказ вам доставят на дом! В стоимость услуги входят затраты на доставку. Спасибо».
Та-а-ак… Издеваются, сволочи. Не дав возможности причесаться, не спросив предварительно разрешения! Гражданско-правовой беспредел.
Я представил свою перекошенную физиономию в этом идиотском рогатом колпаке и ужаснулся. А где фотограф? Может, хоть он подскажет, где найти туалет?
Патронов больше не осталось. Первый раунд я проиграл. Представляю, как сейчас смеется, сидя на троне, этот спятивший монарх. Я сжал зубы от сердечной боли. Ничего, еще не время.
А может, сдаться? Плюнуть и пропасть? Что я теперь могу? Без компаса, без оружия? С щипчиками для ногтей и разряженным «хэлваном». Они все равно не дадут мне вырваться — я слишком много знаю.
Но вдруг на фоне серой стены, еще не оклеенной обоями фирмы «Дом Лаверна», появилось мудрое и суровое лицо моего сэнсэя Ли Му Пая: «Не сдавайся, Флавиан, лошадь устает одинаково…»
— Я понял тебя, учитель! Я должен бороться, чтобы выбраться и рассказать людям правду! Спасибо, учитель!!!
Не отступать и не сдаваться! Никаких соплей! Вперед, на поиски выхода!
Я схватил выпавший из рук пистолет и двинулся дальше.
Глава 3
Каждое лето имеет свой оттенок. Одно радует тридцатиградусной жарой, другое — беспрерывными ливнями, третье — новым налоговым законодательством и Играми Доброй Воли. Но при всей непохожести они имеют общую черту — улетают из памяти с первым осенним ветерком. Наверное, потому, что так устроена наша память. Каким было лето в позапрошлом году? Ну? Да и я не помню.
Но то лето я не забуду до конца жизни. Тем летом я встретил Ксению. Удивительное создание матери-природы и батюшки сантехника. Ксения. Я шептал ее имя по ночам, терзал во сне ее тело, напивался до безумия, чтобы забыть ее. Но разве можно вырвать из груди частичку сердца? Я пытался, но хирург заломил такую сумму, что я предпочел страдать. Ксения…
Сочи. Чудесный город. Еще Ли Му Пай рассказывал, как отдыхал там в тридцатом году по монастырской путевке. Я дал себе слово, что тоже рано или поздно попаду туда.
Путевок в то лето не было. Нет, они, конечно, были, но отдыхать по ним могли только люди со сложной судьбой и слабым здоровьем. В крайнем случае, знатные доярки. Это сейчас пожалуйста — плати и езжай, все кому не лень могут побывать там, с чем я категорически не согласен. Если мечта превращается в доступную услугу, она перестает быть мечтой. Это касается не только Сочи, но и всего остального.
