В лесочке звенели голоса ребятишек. В первые разы она как-то не придавала им значения, а потом ей стало казаться странным то, что ребятишки всегда оказываются за ее спиной, стоит ей .прийти сюда и присесть у березы.
Однажды она не удержалась, поманила дерибасовского Матвейку:
- Вы чего тут крутитесь, а?
Матвейка дернул себя за выцветший хохолок, помолчал, признался:
- А нам дядя Никита наказывает... Он нас за это на мотоцикле катает.
- Ну ладно. Играйте.
Матвейка переступал с ноги на ногу и не- уходил.
- Играй. Я не скажу. Он вас будет катать по-прежнему.
В больницу она попала внезапно. Поехала с Никитой на очередной осмотр, а ее оставили. "На всякий случай, ввиду необычности случая".
Поселок взволновался. Обычно женщин увозили тогда, когда пора подходила. А тут... Необычный случай...
И как он обернется? И чего ждать?
Теперь все свершилось. Родила. Сына. Вес три килограмма сто пятьдесят граммов.
Новость дошла и до Медвежьего. На телеге, запряженной серым жеребцом, прискакали Соня и бабушка Поля, сестра Марьи Денисовны.
Соня влетела в избу, глаза по полтиннику:
- Чо? Чо стряслось?
Марья Денисовна рассказала,
- Вот дьявол чубатый! А мне говорят, ваш Никита сам не свой, машину вытребовал и в Выселки. У меня аж сердце екнуло.
В дом вбежал семилетний Васятка, сын Сони, выпалил:
- Председательша!
За охами и ахами не услышали, как подошла машина. С председательшей на крыльце столкнулись. Высокая, начинающая грузнеть, с загорелым, припудренным пылью крупным лицом,.в сапогах, она походила сейчас на командира, вышедшего из боя (страда началась, для нее - бой).
- Прослышала, Марья Денисовна.
Они обнялись, как старые подруги после долгой разлуки.
- Да вроде бы дождались,-сказала Марья Денисовна.'
- Ну, ежели чего... хоть время и трудное.., поможем.
- Спасибушки, Настасья Захаровна.
К вечеру со стороны Медвежьего послышалось тарахтенье. Первым его уловили мальчишки.
- Дядя Никита едет! Дядя Никита!
Никита остановил мотоцикл подле своего дома, взвалил на плечи что-то завернутое в серую бумагу, крикнул от калитки:
- Бабаня, я дорожку приобрел!
- Ополоумел паря, - произнесла Марья Денисовна, вышедшая на крыльцо. Но по выражению ее лица было видно, что она довольна и внуком, и его странной покупкой, и всем сегодняшним днем.
Глава вторая
- Видать! Видать!-закричали мальчишки и стали подпрыгивать, стараясь разглядеть получше то, что увидели. Они стайкой гудели на околице в ожидании прибытия нового жителя поселка.
Машин еще не было видно, лишь за дальним лесочком появилось редкое облако пыли, похожее на утренний туман. Но у мальчишек были опытные и зоркие глаза. Они различили это облачко и догадались, что оно означает.
Вскоре из-за лесочка действительно появилась машина, или телега, или мотоцикл - из-за пыли нельзя было разобрать детали. Лишь когда дорога повернула и пыль отнесло, оказалось, что к Выселкам движется и то, и другое, и третье, то есть лошадь с телегой, и машина, и мотоцикл.
Часть мальчишек тотчас побежала по поселку, выкрикивая на ходу:
- Едут! Едут!
- В председательском "газике"!
- На мотоцикле!
- На телеге!
- Чо орете-то! В чем едут-то?-закричала появившаяся у заплота бабка Анисья.
Но ребятишки неслись вперед, продолжая галдеть наперебой. ^
Странный кортеж между тем приближался к поселку. Предупрежденные жители высыпали на единственную улочку.
Когда телега подъехала к первой избе, из-за нее, пугая кур, вылетел Никита на своем мотоцикле и помчался вперед. Никто, однако, не обратил внимания на его маневр. Все были заняты мамашей с новорожденным.
Вера Михайловна сидела в телеге, застланной душистым сеном, как птица в гнезде, и крепко, обеими руками держала бело-голубой конвертик. Рядом была Сопя с узелком на коленях. Она не могла сдержать широкой улыбки и по этой причине молчала и не отвечала на поздравительные возгласы, направленные хотя и не ей лично, но все одно родне, Веруше, дорогому человеку.
Соседи окружили телегу, стараясь заглянуть внутрь конвертика, но ничего не могли углядеть, потому что' Вера Михайловна прижимала его к груди, всеми силами стараясь оградить ребенка от посторонних звуков и взглядов.
- Ш-ш-ш-ш,-зашипели вокруг.-Спит ребенок.
- Да он, поди, ишшо и звуков-то не чует.
- Все одно потише.
Приглушенно говорящая толпа поравнялась с Прозоровским домом и изумленно ахнула. Калитка была распахнута, а от нее до самого крыльца тянулась новая ковровая дорожка. Никита с букетом степных колокольчиков шагнул от ворот, передал цветы жене, а сам принял в руки драгоценный конвертик. Он пропустил Веру Михайловну вперед на ковровую дорожку и пошел за лею, чуть приотставая, держа на полувытянутых руках своего долгожданного первенца. Никита был огромный, а кокзертик маленький, но тем не менее Никита двигался по дорожке, как по бревну через реку, боясь оступиться, выронить свою драгоценность. А Вера Михайловна будто плыла перед ним, не поворачивая головы, не скашивая глаз, стараясь не расплескать свою гордость и счастье.
- Будто королева,-слышалось со всех сторон.
- Ай да Никита! Вот это встренул.
- Чо боишься-то? Не мину, чай, несешь.
На крыльце стояли три старушки - бабушки Марья,
Полина и Ольга. Они глядели на приближающихся к ним Веру и Никиту с конвертиком на руках как на чудо.
Как только Вера с Никитой очутились на крыльце,
Марья Денисовна поклонилась всем в пояс, произнесла певуче:
- Вечерком милости просим в гости.
Столы вынесли под навес, накрыли старыми, слежавшимися в сундуке бабушкиными скатертями. "Горючее"
привез на своем мотоцикле Никита. А закуску принесли соседи, кто что мог. Так тут заведено было.
Закатное солнце заливало землю. Люди казались меднокожими, а все вокруг-багряным, необычным, соответствующим празднику, который отмечали Выселки.
На "газике", не замеченном в суете, приехали директор школы и с ним две учительницы, подруги Веры Михаиловны.
Ивану Кузьмичу дали первое слово. Он встал, погладил лысину, мгновение раздумывал, брать ли рюмку, и все-таки взял ее и заговорил просто, спокойно, внушительно, как будто разговаривал с товарищами по работе:
- Я вот что хочу сказать, дорогие товарищи. Если посмотреть на карту, то там не увидишь ни станции Малютка, ни нашего Медвежьего, ни ваших Выселок. Мы, как это говорится, капля в море.
- Стало быть... - не то хотел поддержать, не то возразить старик Волобуев, но на него цыкнулн соседи, и он примолк.
- И событие, так сказать, - продолжал директор, - вроде бы обычное, появился на свет новый человек. Их каждый день по стране нашей огромной, может, не одна сотня рождается. Для Выселок это событие, а для страны вроде бы неприметное дело. Но...
Старик Волобуев опять зашевелился было, на этот раз явно желая возразить директору.
- Но,-повторил директор,-на самом-то деле это не так. На самом-то деле этот новый человек означает многое. Это наше будущее. Это семья, общество, народ - вот какая цепочка получается. Сегодня нашего советского народу прибыло. И уже по всем пунктам идут официальные сообщения: плюс один человек, плюс мальчик, по фамилии Прозоров, по имени... - он покосился на Веру и Никиту, ожидая ответа.
- Сережа, - чуть слышно произнесла Вера Михайловна.
- По имени Сергей, - громко повторил директор. - Он, этот Сергей Прозоров, уже значится во всех сводках, он уже та копеечка, без которой, как говорится, рубля не бывает.
- Это, значит, точно, - не выдержал старик Волобуев.
- Так вот, я хочу, чтобы мы поняли, что от нашей копеечки зависит богатство страны, и берегли ее, как собственный глаз. А вас,-он опять покосился на Веру и Никиту, - я поздравляю и желаю большого семейного счастья.
Люди оживились, зазвенели рюмками и вилками.
Только старик Волобуев все не унимался, все норовил вставить словцо:
- Оно точно. Вроде бы и на карте не обозначено, а между прочим-копеечка... Нет, нет, ты слушай,-тянул он, обращаясь персонально к бабке Анисье: - Копеечка-то, стало быть, золотая...
Вера несколько раз порывалась вскочить, наконец убежала в дом поглядеть, как там новорожденный. Подле младенца дежурил семилетний Васятка, но она ему не очень-то доверяла, тем более что сам дежурный давал повод для недоверия: высовывался из-за дверей, поглядывал, как гуляют взрослые.
Неожиданно шум застолья прервала песня. Марья Денисовна, подперев кулаками голову, затянула:
Раз полоску Маша жала,
Золоты снопы вязала.
Мо-олода-я-я-я.
Ее любили слушать. Все смолкли как по команде.
Мо-олода-я-я.
Тотчас два подголоска, две ее сестрицы, две бабушки, подхватили песню:
Эх, молодая-я, молодая-я.
