Сердоболие - слово, то какое подобрал, наверное, у какого-нибудь знакомого попа подслушал. У меня и в самом деле болит сердце, за эту заблудшую, истрепанную душу.
-Ты, Толян, не обижайся. Я, ведь, по - дружески, за тебя волнуюсь. Помнишь, как в детстве ты меня от дружков своих защищал. Бабка моя, царствие ей небесное, сказала мне как то, что таким милосердным, как ты, может быть только выросший в любви человек. И знаешь, я завидовал тебе тогда, что родители у тебя есть, что милосердный ты. У меня то, не было родителей, бабка воспитывала. А мне ее любви не хватало. И я решил тогда, что вырасту, и тоже стану милосердным, помогать всем буду. Только, видишь ли, я как начинаю ощущать на себе человеческую неблагодарность, так у меня все желание отбивает людям радость доставлять. Я ведь, просто оградить тебя хочу, что бы тебе больно не было. Бывшая твоя, камня на камне в тебе не оставила, а ты вновь к граблям примеряешься, Думаешь, с какой стороны бы на них половчее наступить, что бы больнее прилетело. Помогу я, конечно, протеже твоей. Осенью уже мечту ее исполним, учиться будет. Я только хочу, что - бы ты не обжегся, опять.
-Не помню я, как защищал тебя - огрызнулся я, соврав.
-Помнишь ты все. Ты знаешь, я часто бабкины слова о милосердии вспоминаю и на родителей твоих равняюсь. Я их помню очень хорошо, как они, всегда, шли рядом, держа твои руки в своих, готовые всякий момент закрыть тебя собою. И мы с Ленком стараемся близнецов в любви воспитывать. Они ведь все замечают, как Ленка меня целует, провожая на работу, или я несу ей завтрак в постель. Как она меня по намечающейся лысине гладит. Один коллега - идиот, сказал - “Жена, чего то у тебя раздобрела”. Стану ли я такому объяснять, что она, родив моих детей немного поправилась. И хоть рога у нее вырасти, я не перестану ее любить. Любят ведь не только за внешность. Да, ты сам лучше меня знаешь. Просто, мне хорошо с ней, душевно, спокойно. И домой я иду с радостью, потому что знаю, что там меня любят и ждут. И я думаю, Мишка с Тишкой вырастут хорошими людьми, милосердными, потому что видят дома любовь и уважение
-Я их уже не помню, родителей своих. Стираются образы. Голос, иногда, мамин слышу да папин смех. Они ведь даже ушли одновременно, лишив меня своей защиты. А я, ведь, даже не заметил их угасания, занятый своей глупой женитьбой. Прав ты, Павлик. Во всем прав. Да вот только я надеюсь, что обогрев эту девочку, хоть часть грехов своих с себя сниму и ей помогу. Не могу не помочь. И знаешь, сейчас я ощущаю себя счастливым, видя ее каждый день у себя дома.прав - уверенно кивает Павел - И уж если эта дама так легко делает тебя счастливой, держи ее крепче тогда. Не отпускай. Нет, ты представляешь, что близнецы устроили - резко переводит он тему на своих детей - Сперли у Ленки помаду, какую то дорогущую и Баксу морду всю разукрасили. Ох, как она орала. Пса чуть отмыли от этого произведения французской химической промышленности.
Я молча слушаю Пашкин рассказ, периодически кивая головой. Странно, в детстве он мне завидовал, как оказалось, а теперь я ему. У меня нет того, что он сейчас имеет - детей, любящей жены, но эта зависть светлая, не имеющая ничего общего с черным чувством, сжирающим изнутри. О своем семействе он может говорить часами. Особенно о своих проказливых близнецах и их вечном спутнике, шкодливом, таком же, как они, курносом, мордатом боксере по кличке Бакс, которого Паша нашел на улице больного и голодного, взяв домой выходил и вылечил своей милосердной любовью. Дети у него чудесные. Взявшие лучшее от своих родителей, лопоухие и конопатые четырехлетки. Я помню, как был безгранично счастлив, когда Пашка позвал меня быть крестным отцом своих сыновей. Мальчишки родились сильно недоношенными, и в течение, почти трех месяцев, мужественно цеплялись за жизнь, лежа в кувезе детского перинатального центра. Пашка с Ленкой все это время, плечом к плечу выхаживали их, сражаясь с постоянным страхом потерять своих детей. Видимо, кто - то на верху, увидел их мужество и оставил на земле Мишку и Тишку на радость всему свету и любящим родителям. И вот сейчас дети радуют их постоянными шалостями и произнесенными беззубыми ртами перлами, от которых Пашка приходит в дикий, почти неистовый восторг.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
-А вчера, ты прикинь, фильм по телику показывали, ‘Всадник без головы’, так Тишка подходит ко мне и спрашивает - “ Пап, а как это-в садик без головы?” - Пашка беззвучно колышется от смеха, и мне вдруг тоже становится очень весело и спокойно. Я все для себя решил.
Она
Он не выгнал меня. Наоборот, окружил какой - то трогательной, ненавязчивой заботой. Вернулся поздно, опутанный запахами водки и табачного дыма, притащил пакет с книгами. Подборка книг странная, в основном учебники. Сунул мне их в руки и не слова не говоря скрылся в своей спальне, из которой мгновения спустя раздался негромкий, пьяный храп. Пока его не было обследовала квартиру. Очень уютная, но женской руки не чувствуется. Интересно - почему? Мебель вся старая, как не из нашего времени, только кухня современная и по этой причине резко контрастирует с остальной обстановкой. Я приняла душ, наелась и смотрела телевизор, завернувшись во впитавший его запах старый пушистый плед. Интересно, показывают один лишь негатив - кто-то убил кого-то, взрывы, убийства. Ужас. Неужели в мире не осталось ничего светлого. Что стало с нами? Не хочу смотреть, нету сил. Его все нет и нет, хотя на улице уже стемнело и стрелки на старинных часах неумолимо приближаются к полуночи. И почему я так нервничаю из-за совсем незнакомого мне странного мужчины. Сижу в кресле, поджав под себя босые ноги, и разглядываю фото на журнальном столике. На нем ослепительная красавица обнимает моего нового знакомого, показывая в счастливой улыбке белоснежные зубы. “Именно такая его достойна”- мелькает мысль, от которой почему-то становится очень неприятно. Минуты, секунды бегут по кругу, как лошадка в юле у знатоков. В детстве я очень любила эту передачу, именно из-за этой несчастной лошадки, гоняемой взрослыми дядьками ради собственной забавы. Мне было ее ужасно жалко, и я представляла, как она отдыхает после своей тяжелой работы, грустно жуя овес в своем стойле. Двенадцать пятнадцать. В замке поворачивается ключ и в дверях появляется он, целует меня в нос и сует в руки пакет с учебниками. Я засыпаю. Как спокойно, когда он дома, храпит за стенкой, изгоняя все мои страхи и тревожные мысли, отпуская своим близким присутствием меня в царство морфея.
Утром он разбудил меня рано и, сунув мне в руки поднос, с ароматным крепким кофе и оладьями, политыми золотым, пахнущим разнотравьем и солнцем медом, приказал собираться. Куда интересно? Когда я одетая выхожу из своей комнаты, он уже готов и в нетерпении притопывает ногой стоя у входной двери.
- Куда мы? - спрашиваю я.
-Просто погуляем - отвечает он и ведет меня к огромной черной машине сверкающей боками под морозным январским солнцем.
Он
Она близко - руку протяни. Сидит на соседнем сиденье, с интересом глядя на проплывающий за окном городской пейзаж.
-Хочешь, музыку включу? - Спрашиваю я и тем самым разбиваю молчаливую стену в салоне автомобиля
-Нет, не нужно - отвечает она, смешно дергая плечом и морща идеальный нос.- Может, все-таки, скажешь, куда мы едем?
-Ты не хочешь сюрприз? - Смеюсь я
- Не люблю сюрпризов.
-Ты удивительная женщина. Все любят сюрпризы.
- Я не все - отрезает она
Это точно, она не все. Она волшебная, спустившаяся с небес птица одарившая своим вниманием этот серый, бесцветный мир.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
-Мы едем к морю. Лебеди прилетели. Ты видела лебедей?- Волнуясь, что ей не понравится моя затея, говорю я.
- Нет, никогда не ходила их смотреть. Хотя знаю, что они каждый год прилетают. Слушай, нельзя к ним с пустыми руками - вдруг пугается она. Сзади лежит пакет с хлебом, видя который она успокаивается и дальше едет молча, глядя в окно.
На набережной нет ни единой души. Люди попрятались от мороза в теплых благоустроенных квартирах, спасаясь от мокрого ледяного ветра и инфекций, вызванных эпидемией гриппа. Лебеди плавают у самого берега, переругиваясь с наглыми чайками, снующими между ними и крадущими хлеб, которым мы угощаем прекрасных белоснежных лебедей.
