и почувствовать боль. Потому что каждый из нас жил в своём чёртовом мире: вот только где-то цветов и света было больше, чем гнили и трупной вони.
– А кто мы? – я кинула на девушку холодный взгляд и вновь посмотрела на дверь, ведущую в кабинет директора. – Мы с тобой больше, чем одноклассники, потому что проводили в разные периоды жизни много времени, но мы с тобой и не подруги, потому что между нами так и не возникло ничего общего, даже нет никаких шуток, которые бы понимали только мы с тобой. Мы знаем друг о друге очень многое, но в то же время не знаем ровным счётом ничего. Лишь какие-то поверхностные впечатления. Пожалуй, так живёт большое количество людей: знали друг о друге поверхностно, так, чтобы меньше надо было запоминать и лишний раз не мучиться, вспоминая, у кого какие проблемы. Но порой бывали и те, кто знал самого себя не менее поверхностно. Очередная пустышка этого мира, как не гниющая бутылка из-под кока-колы – такие люди тоже не гнили, но и не цвели. Просто существовали, как воздух – пусто, бессмысленно и совершенно бесполезно.
Филис с некоторым удивлением глядела на меня, явно не ожидая такой большой речи от меня и с таким глубоким смыслом и правдой. Большим пальцем руки она теребила свои фенечки и задумчиво посасывала Чупа-чупс, временами громко причмокивая на весь пустой полутёмный коридор.
– Да, ты права, – улыбнулась после долгого молчания она. – А ты бы хотела, чтобы мы наконец-то стали подругами?
– Не знаю, – я с подозрением покосилась на неё, вспоминая её сегодняшнее причудливое поведение. – А ты сама хочешь?
– Давно уже, – откровенно ответила Филис, и её улыбка стала ещё шире. – В моих снах мы уже давно как подруги.
– Так часто я тебе снюсь? – недоверчиво усмехнулась я и подошла к скамейке.
– Представь, что вещи умеют разговаривать, – сказала вдруг девушка как раз в тот момент, когда я садилась. – «Пожалуйста, сядь мне на лицо…»
– Лучше не представлять, – нахмурилась я, невольно поёжившись от её слов.
– Ты так и не ответила на мой вопрос, – Филис вынула леденец изо рта и стала с интересом разглядывать меня, отчего стало как-то неловко.
– Накрашенная морда Тории давно не встречалась с полом, – злорадно ухмыльнулась я, вспомнив, как уложила соперницу в одно движение.
– А на самом деле? – нетерпеливо спросила соседка.
– Она меня уже давно раздражала. Эти её обзывательства, сломанные из-за неё жизни, у кого-то вообще самооценка упала из-за неё, другие разочаровались в любви и вообще в людях. Тория плохой человек, однако не стыдно быть плохим.
– Почему? – внимательно меня слушая, задала новый вопрос Филис, всё так же рассматривая меня.
Я прикрыла глаза, прислонившись затылком к холодной стене.
– Знаешь… каждый человек хоть раз в жизни сталкивался с буллингом, как это сейчас модно называть. Кого-то оскорбляли, унижали, заставляли чувствовать тебя слабаком и ничтожеством, избивали или просто оставляли в одиночестве. Люди постоянно стыдят кого-нибудь и это совершенно естественно – никто из нас не идеален. Но даже так не стыдно унижать человека, к примеру, за его лишний вес, не стыдно оскорблять кого-то, наплевать на него, не стыдно обманывать, предавать и лицемерить. Знаешь, почему всё это не стыдно? Потому что потом люди учатся на своих ошибках, ведь им совершенно свойственно стремиться к идеалу. Кто-то кого-то унижал или избивал, но потом понял, что был не прав – через день, месяц, год или вообще несколько лет. Взять хотя бы того же самого лиса из «Зверополиса»…
– Обожаю этот мультик!
–… который в детстве всё время издевался над Джуди и другими, – говорила я, не останавливаясь. – Что он первым делом сделал, когда увидел через много лет Джуди? Правильно, извинился и показал, каким он стал – другим. С возрастом многое что меняется: кто-то становится добрее, кто-то злее, кто-то извинится за содеянное, а кто-то навалит тебе ещё дерьма. Нет людей, которые всегда совершали только добрые поступки. Человек становиться лучше только когда признаёт свои ошибки – такова его природа. Лишь понимание того, что раньше ты был не прав, уже может направить тебя в правильную сторону, и ты начнёшь поступать правильно. Но знаешь… в некоторых случаях быть плохим и вправду очень плохо, стыдно. Чаще всего это тогда, когда кто-то поступает плохо и сам же обвиняет в этом других. Есть поступки, которые не прощаются, есть люди, которые никогда не смогут осознать свою гнилость души. К таким я и отношу Торию: думаю, вряд ли когда-нибудь она сможет измениться, стать лучше, перестать всех унижать.
– А мне кажется, что она может стать лучше, – возразила Филис, неопределённо пожав плечами. – У каждого ведь из нас есть выбор: осознавать собственную неправоту или продолжать поступать плохо. Каждый может ошибиться, и в этом нет ничего страшного.
Я слабо улыбнулась на её такую умную, но простую мысль, и, открыв глаза, посмотрела на неё.
– Я согласна, но…
– Вот видишь, наши мысли уже сходятся, а значит, между нами уже есть что-то общее! – радостно воскликнула вдруг девушка. – А значит, что мы уже на полпути к дружбе.
Я нахмурилась, совершенно не ожидая от неё таких слов, но говорить по этому поводу ничего не стала, потому что ещё сама не поняла, хотела ли этой дружбы или нет. Но тоска в сердце… так и хотелось её чем-то вылечить.
– Возможно, – сдержанно ответила я. – Но меня вообще удивляет то, что ты так по-доброму относишься к Тории после того, как она плюнула тебе в тарелку.
– Я быстро прощаю людей и совершенно не умею держать зла на них.
Не знаю, правда было это или нет, но за своей улыбкой Филис определённо что-то скрывала или не договаривала. Но расспрашивать у неё я ничего не стала. Я никогда не лезла к другим с расспросами о личной жизни или проблемах, о боли или о том, что причинило много страданий, но мне казалось, что Филис что-то хранила в себе, но было ли это как-то связано с Торией? С одной стороны, мне было интересно узнать, но с другой стороны, когда Филис будет готова мне что-то рассказать, тогда я её и выслушаю. А будет ли такое когда-нибудь? Вряд ли. Надежда на будущую дружбу во мне таяла слишком быстро, как бы мне ни хотелось этой дружбы. Я не привыкла рассчитывать на чудо, не привыкла вообще на что-либо рассчитывать, только на себя.
А я… порой саму себя же и подводила.
– А откуда у тебя все эти царапины и синяки? – Филис коснулась
