– Да, а что мне еще остается, нужно же оплачивать обучение.
– Ну как, тебе вчера не влетело от матери?
– Нет, не помню, но ясно понял из-за сегодняшней записки, которую оставила мама, что разговор будет серьезным, – отложив ложку, выдохнул я. Есть совсем не хотелось, но все же я заставил себя выпить хотя бы стакан апельсинового сока.
– Да, я узнал, почему Яна вчера вечером появилась в клубе.
– Да и, – спросил Громила
– Это их клуб, и кто-то ей шепнул, что мы собираемся там, хотя ее никто и не приглашал, я спросил у ребят.
– Это уже не важно, Лех.
– Что, пошли на историю, я слышал, тот, кто заменяет Савровского – строгий, ребята из параллельных групп говорили, что он некоторых, кто плохо отвечал, оставлял после уроков.
– Да, обрадовал ты нас, Лех. Вот этого-то нам сейчас и не хватало перед очередным матчем.
Два последних урока тянулись так долго, что хотелось сбежать. В последние двадцать минут до звонка Сергей Иваныч задал мне вопрос, и я неверно на него ответил, за что получил целую кучу домашней работы, да еще, как нарочно, он оставил меня после занятий. Вот только этого мне сейчас и не хватало. Любые попытки убедить Сергея Иваныча перенести мое наказание на другой день были безуспешны. Он пришел недавно и заменял Виктора Савровского, который понимал меня и отпускал, а Сергей Иваныч не знал об этом и не хотел даже слушать. Так что мне пришлось сидеть и слушать урок вновь.
Позвонить и предупредить, что вновь опоздаю, я не мог. Иваныч попросил выключить и убрать мобильник, либо в противном случае он просто заберет его до конца урока. Он рассказывал то, что и на уроке, а в конце вновь задал тот же самый вопрос, на который я все же ответил со второй попытки, и он отпустил меня. Но обещал завтра спросить первым то, что задал домой.
– Ну, как ты? – окликнул Леха, дожидаясь меня, сидя на остановке.
– Паршиво, – выдохнул я, присев рядом.
– Да ладно, не бери ты голову, не ты один, подумаешь, – и, взглянув на меня, приподняв брови, замолк.
– Знаешь, Лех, все это так странно, как будто все это, м-м, как тебе объяснить.
– А ты попробуй, а я там разберусь
– Понимаешь, Лех, все это как-то взаимосвязано и никак не выходит у меня из головы: потеря сознания, полицейские.
– Кстати, а ты узнал, зачем полицейские к тебе приходили.
– Да помнишь о эсэмэсках, которые приходили одна за другой.
– Это когда ты лежал в медкабинете, да, помню, но как это все связано, – пожал плечами он, не поняв.
– Так вот, это эсэмэски о звонках из издательства, на следующий день я позвонил и узнал, что мистер Вроский.
– А это еще кто?
– Я был последний, кто был у него в доме, и полицейские приходили, чтобы выяснить у меня все в подробностях о том вечере.
– Не понятно одно, почему они ушли сразу, как пришли, нечего не спросив.
– Не знаю, и это все еще для меня загадка.
– А тот мужичек, Врос. Как его там?
– Вроский.
– Да, слушай, а ты что его, того? – округлил он глаза.
– Конечно нет, – ухмыльнулся я впервые за весь день, – он уже был как час мертв, а я как идиот полчаса кричал у него в доме, пытаясь позвать хозяев. Не догадываясь, что за стеной лежит покойник.
– Фу, – выдохнул он, внимательно слушая меня, – а то я уж подумал, что ты его, ну…
– Чего, «ну»?
– Ну, того…
– Я же сказал, что нет, – начал закипать я.
– Ладно, ладно, я просто пошутил.
– И.
– И тебя наконец-то уволили.
– Нет.
– Нет? – удивился он.
– Просто попросили съездить вновь туда и подписать кое-какие документы, так как его родственники отказались с ним работать.
– С ними, это с издательством?
– Да.
– Ясно. Ну что ж, теперь все вроде становится понятней, кроме одного.
«Да, – подумал я, – он еще про медальон не знает, может ему рассказать. О, нет, лучше не надо», – решил я, зная, как он меня осыплет сотнями вопросов, а после весь колледж об этом узнает.
– Ладно, Дэн, мне пора, у меня дома куча работ. И да, Дэн, может, ответишь, у тебя мобила разрывается.
– Я знаю.
– Тогда до завтра.
– Аха. Глядя на удаляющуюся фигуру Лехи, которая вскоре, став точкой, исчезла, достав неумолкающий мобильник, я посмотрел на дисплей, заранее зная, кто мог звонить.
Уже стемнело, но я все еще сидел на остановке, держа в руке мобильник, и не знал, что ответить, так как он трезвонил каждые пять минут, но вскоре замолк.
«Пи-пи-пи», – пищали часы. «Шесть, ладно, – подумал я, – завтра объясню боссу, надеюсь, поймет». С этими мыслями я, встав со скамейки, зашел в открытую дверь подъехавшей маршрутки.
Сидя на диване в окружении кучи книг, чтобы завтра подготовиться, я часто поглядывал на часы, не понимая, время два часа ночи, а мамы нет. Обычно она звонит, предупреждает, что задерживается. «Ладно», – подумал я, отложив книгу, взял с журнального столика мобильник и, подойдя к окну, позвонил. Гудки шли, но никто не отвечал, и я решил позвонить на рабочий. Вновь гудки. Наверное, заняты и, вернувшись к дивану, вновь начал читать.
По телеку шел какой-то фильм, но неожиданно прервался. «Экстренные новости», – объявил диктор. Я, оторвав взгляд от книги, посмотрел на экран. Все было в огне. Вначале я не понимал, где это случилось, но потом догадался по знакомому памятнику, а точнее по бюсту Пушкина, который стоял возле парадного входа.
Это горел детский дом, в котором работала мама. На душе стало не по себе и я, отложив книгу, накинув пуховик, выбежал на улицу. Я бежал что есть силы. Время было позднее, и маршрутки уже как час прекратили ездить. Я бежал, иногда останавливался, чтобы отдышаться, и вновь бежал. Детский дом, где работала мама, находился на другом конце города, и путь был неблизкий.
Вскоре все же добежал до детского дома. Передо мной открылась страшная картина. Все было черным, разрушенным и в пене. Вокруг толпились люди, полицейские и пожарные. Но кого бы я ни спрашивал, никто ничего не знал. Я только узнал, что трое погибли и несколько пострадавших. Нет, убеждал я себя, мамы не может быть среди них.
– Дэн, – услышал я позади себя голос тети Шуры, вахтерши.
– А где мама, – подошел я к ней и посмотрел в красные заплаканные глаза. – Ну, тетя Шура, – где мама?
– Я не знаю, я видела, как ее на носилках погрузили в скорую.
– А с ней все в порядке, – тетя Шур?
– Не знаю, сынок, – заплакала она и обняла меня.
– Нет, конечно, жива, что это я – нет, нет, это бред. Она же не может умереть. Правда, тетя Шура?
– Конечно, она сильная женщина. Она жива, я уверена, она просто надышалась гарью, – рыдала женщина.
– А в какую больницу ее увезли, тетя Шур?
– Не знаю, спроси вон у следователя, – указала она на молодого паренька в пальто, который что-то строчил на листке.
– Хорошо, – ответил я и направился к нему. – Простите, не подскажете, в какую больницу отвезли пострадавших.
– Простите, но кто вы, – поднял он глаза с листка и посмотрел на меня.
– Я Дэн, просто моя мама среди пострадавших.
– Ну это меняет дело, их отвезли в центральную клиническую.
Поблагодарив его, я уже развернулся и хотел поспешить, как остановился, оттого что он меня окликнул.
– Слушай, – но это на другом конце города, если хочешь, можешь подождать. Я через пару минут закончу и подвезу тебя, так как я тоже поеду в больничку, чтобы побеседовать.
Я, конечно, согласился, зная, что пешком я доберусь к утру.
Спустя пару минут, как он и обещал, мы доехали до больнички, и я, вновь поблагодарив его, выпрыгнул с уазика и поспешил к приемному покою.
– Добрый вечер, – окликнул я уткнувшуюся в журнал девушку.
– Скорее утро, молодой человек, – подняла она голову.
– Скажите, к вам сегодня привозили Ленскую Лину.
– Ленскую, Ленскую так, да вот, она поступила. Но, простите за бестактный вопрос, – подняла она голову, – но кто вы ей?
– Сын.
– Ясно, что ж вам лучше пройти к дежурному врачу. Вот туда, – указала она.
– Спасибо, – я шел, отгоняя плохие мысли подальше.
– Можно, – постучав, заглянул я в кабинет.
– Вы уже вошли, так что заходите, я вас слушаю, молодой человек, – вновь обратился он ко мне.
– Я хотел узнать о самочувствии Ленской Лины, которая поступила сегодня.
– А, эта одна из пострадавших во время пожара.
– Да.
– Вот выпейте, – дал он мне стакан с водой. – Она… что ж, не буду тянуть.
– Я не понимаю, так мне можно к ней?
– Она не выжила.
Эти слова эхом отозвались в моей голове, в груди сжалось, мне стало трудно дышать.
– Так, эй, молодой человек, – щелкал он пальцами возле моих глаз, все в порядке?
– Да, да. С этими словами я вышел из кабинета, а потом и на улицу.
Не чувствуя ни холода, ни ног, я добрел до дома. Опустившись на кресло, я чувствовал себя опустошенным, с огромной дырой в груди, что будет дальше, я просто не представлял. Я так и сидел, смотря в одну и ту же точку, до самого рассвета, пока не зазвонил телефон. Отвечать совсем не хотелось, но нужно, все же звонила бабушка.
