Берг любовно вынимал каждый объектив из замшевого серого мешочка и укладывал по кармашкам — готовился к работе. Маша невольно залюбовалась — ей всегда нравилось смотреть на профессионалов, чем бы они ни занимались. Собственно, это и было самое интересное в ее работе…
— Я готов! — отрапортовал Берг, уложив в последний кармашек какой-то маленький приборчик, названия которому Маша не знала. — Мы можем идти?
Они проделали обратный путь к центру поселка, зашли в свежеотремонтированное здание администрации. Когда-то тут, помнила Маша, был райком КПСС — типовой двухэтажный дом, обшитый вагонкой «в елочку». Теперь, отделанный светло-желтыми пластиковыми панелями, с новыми стеклопакетами, он выглядел вполне по-европейски.
Секретарша величаво приветствовала их, заглянула в кабинет, отставив обширный зад, и тут же широко распахнула дверь:
— Проходите!
Замглавы сидел за громадным столом под портретом президента и двумя большими иконами в золоченых окладах. Сбоку в специальном «подстаканнике» стоял триколор. Замглавы радушно улыбнулся, вышел из-за стола, издалека протягивая руку.
— Очень рад, очень, мне из пресс-службы губернатора звонили, просили, так сказать, принять и обогреть! У нас тут часто столичная пресса гостит, в прошлом году Первый канал пожаловал, но вот из Германии пока журналистов не бывало! Ячменев Алексей Александрович, очень рад! — поочередно потряс он руку Маше и Бергу.
Те тоже представились и уселись за длинный стол для совещаний.
— Ну какие у нас планы? — вопросительно поднял брови Ячменев. — Что собираетесь писать, где снимать?
— Господин Берг должен подготовить материал о самых дальних российских островах, о хороших людях, местных достопримечательностях, — привычно завела Маша. — Читатели его журнала — образованные, солидные граждане практически всех развитых стран, так что это будет своего рода презентация Курил для всего мира…
Берг согласно кивал на каждое слово. Ячменев улыбался во всю ширь и тоже кивал.
— Ну, хотелось бы, чтобы вы показали наш район всесторонне, так сказать. — Ячменев развел руки в стороны. — Его прошлое, настоящее, будущее. Вы знаете, президент и правительство уделяют большое внимание развитию Дальнего Востока в целом и Курил, так сказать, в частности. Недавно выделены значительные средства на развитие инфраструктуры… Правда, мы пока их не получили, но непременно получим, да! У нас большие планы, вот, позвольте.
Он встал из-за стола и подошел к большому планшету, висящему на стене.
— Это, так сказать, наш генплан. Лет через пять вы Курильск не узнаете. — Ячменев поводил пальцем по прямоугольничкам на плане. — Центральную площадь мы забетонируем, разобьем сквер, тут будет фонтан. Капитально отремонтируем школу, детсад и восемнадцать жилых домов. Тут будет новый корпус ремзавода, с этой стороны вырастет новая котельная. А вот здесь, на высотке, построим храм Пресвятой Богородицы…
— Это где же, на сопке Любви, что ли? — вырвалось у Маши, следящей за ячменевским пальцем.
— Ну, это же, так сказать, неофициальное название — так, наследие прошлого! — Ячменев дробно рассмеялся. — Правильное название — сопка Черемуховая, там ведь черемухи много. А будет храм, настоящий, с золотыми куполами, с колокольней, мы уже и благословение нашей епархии получили, и проект готов… Вот. — И он указал на рисунок в рамке, висящий рядом с планшетом. На нем был изображен белокаменный храм с тремя куполами и пристроенной сбоку колокольней на фоне закатного неба. Рядом висели фотографии в рамках: Ячменев с артистами известного театра, Ячменев с каким-то батюшкой в парадном облачении, Ячменев с делегацией маленьких улыбающихся японцев… — Поймите, нам здесь, на границе России, без веры никак нельзя, — проникновенно сказал Ячменев. — Вера нужна людям, чтобы преодолевать трудности, строить, растить детей!
— Здесь же, я знаю, капитальное строительство очень дорого обходится, — задумчиво сказала Маша. — Не разумнее было бы потратить такие средства на новую школу или больницу?
— Будет, будет у нас новая школа! — Ячменев довольно похлопал по планшету. — Больницу приведем в порядок, новое оборудование нам обещали… Но без веры нельзя! Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму, помните? И люди это оценят, поверьте! Будет у нас прямо как в столице! — И он, дирижируя указа тельным пальцем, неожиданно пропел приятным баритоном: — «Москва, звонят колокола! Москва, златые купола!» А?
И Маша наконец поняла, почему ячменевское лицо ей так знакомо. Конечно, он сильно изменился за эти годы, пополнел, посолиднел — округлые щеки лежат прямо на белом воротничке, под дорогим пиджаком круглится брюшко, а волосы тщательно уложены феном. Но нет сомнений, это же с ним тогда, в девяностом году, у Маши вышла неприятная история!
Ее, после третьего курса приехавшую на первую большую практику, отправили в Курильск, писать про районную комсомольскую конференцию. Мероприятие настолько скучное, что редактор областной молодежки Боря Бубенцов сам лично сказал ей: «Ну привези нормальный отчет, мы его подсократим да напечатаем, что делать — надо!»
Но Маша подошла к делу творчески — вместо унылого отчета о самой конференции написала о лучших ребятах-комсомольцах района и о том, что их на самом деле волновало. Парень-моторист из рыбколхоза рассказал ей, как райком комсомола в прошлом году громогласно объявил районную спартакиаду, но дальше турниров по шашкам и шахматам дело не пошло. Девушки из районной библиотеки показали провалившийся пол и покосившиеся стеллажи, с которых сыпались старенькие, давно не пополняемые книжные фонды. Молодая учительница посетовала, что после уроков подросткам некуда податься, потому что школу запирают на ключ, а она хотела было вести волейбольную секцию, так сетки нет…
И второго секретаря райкома комсомола Алешу Ячменева она отлично запомнила — это он в перерыве стоял перед немногочисленными делегатами конференции, встряхивая роскошными кудрями и дирижируя обеими руками, и громче всех пел модную тогда песню композитора Иванова: «Чтоб дружбу товарищ пронес по волнам, Мы хлеба горбушку — и ту пополам! Коль ветер лавиной и песня лавиной — тебе половина и мне половина-а-а!» Куда лавиной катилась песня, было непонятно, но задорная мелодия многим нравилась… Вот из-за этого приятного баритона его и невозможно было не узнать!
— Так вы меня совсем не помните? — Маша широко улыбнулась — В девяностом году я у вас тут была на отчетно-выборной конференции, практикантка из областной молодежки, Маша Прохорова, не помните? А потом, года через два, мы с вами в Южном встречались. Вы тогда уже в обкоме комсомола работали, а я приехала после журфака…
— В каком-каком? — Ячменев прищурился. — Столько воды утекло! Да-а-а, вы, значит, у нас начинали? Хорошую карьеру сделали!
— Ну, вы тоже ничего! — Маша обвела рукой кабинет.
— Да какие у нас тут карьеры! Работаем, так сказать, на самом краешке земли, на переднем фронте! С нас Россия начинается, мы тут как разведчики в дальнем походе!
Маша едва не прыснула — такими знакомыми показались ей лексика и пафос, прозвучавшие из уст чиновника.
— Так все-таки комсомол вас вывел на большую высоту! — слегка подколола она, вспомнив, как отбивался от звонков первого секретаря райкома партии Боря Бубенцов после ее статьи: опорочила ваша практикантка районную комсомольскую организацию, очернила, а мы тут на переднем крае!
— Ну что комсомол!.. — Ячменев улыбнулся еще шире. — Конечно, он нам дал какую-то закалку, опыт, не будем забывать, но и преувеличивать не стоит! Главное — работа с людьми, экономическое образование, а здесь одними лозунгами не отделаешься! Тут у нас непочатый край работы, понимаете? Положение непростое, Япония под боком, понимаешь, соблазны, легкая жизнь! А мы российские интересы должны отстоять так, чтобы Родина была спокойна — ни пяди исконно русской земли не отдадим! Тут ведь наши предки триста лет назад эту землю России-матушке добывали не затем, чтобы ее потом подарить кому-то, так, нет?
Маша слушала речь замглавы и вспоминала, как переживала тогда, что ее статья оказалась причиной неприятностей для газеты, хотя она ни слова неправды не написала. Но Боря Бубенцов недаром был обожаем своими сотрудниками, хотя особыми журналистскими талантами и не отличался. Обожали его за другое: он никогда не сдавал своих.
Если ему звонили обиженные критической публикацией, писали недовольные ошибками корреспондента или даже устраивали разнос в отделе пропаганды обкома комсомола, он искренне удивлялся: «Да что вы, товарищи, меры уже приняты! Да этот человек у нас уже три дня как не работает, я его уволил как раз за эту статью!» А вернувшись после головомойки в редакцию, вызывал провинившегося в свой кабинет и приказывал: «Так, три месяца печатаешься под псевдонимом! А через три месяца про скандал все забудут, фамилию верну!» Вот и про Машу он тогда сказал: «Ну чего вы хотите, товарищ молодой, неопытный, ну, не разобралась девушка, недопоняла что-то, так сами виноваты — надо было помочь, подсказать! Куда секретари райкома смотрели? Да к тому же у нее и практика заканчивается!» А практика у нее тогда получилась отличная, защитила она ее на пять, и куратор группы Николай Степанович долго расхваливал ее, шлепая своими знаменитыми на весь курс губами…
