Татьяна Батенёва
Золотая ловушка
Все персонажи и сюжет придуманы автором. Любые совпадения с реальными людьми и событиями являются чистой случайностью.
Я лечу. Лечу медленно, плавно, раскинув руки и ноги в восходящих воздушных потоках. Подо мной сумасшедший ковер осенней тайги — красное, рыжее и темно-зеленое. Кое-где пронзительно-синие озера, как драгоценные камни в оправе темного золота. Так, поднять правую руку, чтобы сделать кувырок влево, развернуться…
Там-та-рам, та-ра-ра-рам! — какой дурак додумался поставить плясовую на телефонный будильник? Какой дурак… Ах да, теперь вопрос задавать некому. Дурак собрал манатки и ушел навеки, строить новое счастье. Старое надоело. Так и сказал: мне это счастье надоело! И какое может быть счастье с женщиной, которой никогда нет дома?
Так что вставай, подруга. Надо как-то начинать день. Сто двадцать второй после ухода дурака с манатками и семью годами твоей жизни, уложенными в чемодан на колесиках.
Семь лет просыпаться от того, что он соловьем насвистывает в душе. Просыпаться, вставать, варить кофе и пить его на ходу, толкаясь в маленькой кухне локтями и прочими частями тела. Получать легкий, уже почти бесплотный поцелуй куда придется — в нос, в ухо, в глаз, слышать прощальное «До вечера! Или ты как, опять ночью сегодня?». Оказывается, это и было счастье?
Как же дико проснуться в одиночестве, в тишине, варить кофе себе любимой… Ничего, привыкнешь — не к такому люди привыкают. И как это все получилось? Стоп. Не начинай все сначала. Нет его, нет. И не будет больше. Вставай давай.
Открыть глаза, правой рукой нащупать сотовый, посмотреть время. О господи, уже восемь! За окном мелкий противный дождь, ветер. Пора на работу.
— Маша, зайдите к Валерию Ивановичу, пожалуйста!
Секретарша главного, сколопендра в сиропе. Как это ей удается в простую фразу влить столько яда? Неужели ошибка прошла в материале или кто нажаловался? Маша достает зеркальце, наспех растрепывает поживописнее волосы, проверяет, не растеклась ли под дождем тушь.
— Здрасте, Валерий Иванович! Вызывали?
— А, это ты, Маш! Проходи, садись…
Главный редактор молод, но лыс, толстоват, но энергичен. Недавно женился во второй раз. Тоже, наверное, надоело старое счастье и старая жена — решил обновить все и сразу.
— Садись, Маш, чай-кофе?
Обычная присказка сегодня звучит как-то неуверенно. Судя по интонации, это не выволочка, сейчас попросит написать заказуху или даст какое-нибудь особо противное задание.
— Спасибо, Валерий Иванович, я только что пила.
— Хочу тебя познакомить.
Главный огибает свой рабочий стол, протягивая руку куда-то к окну.
Только тут Маша видит в углу огромного кабинета у длинного стола, за которым проходят редакционные планерки, незнакомца, который при этом вежливо встает со стула и делает что-то вроде полупоклона.
— Андреас Берг, мой старый друг из ФРГ, работает в журнале «Интернэшнл джиографик».
Немец, плотный, невысокий, волосы темные, со смешным хохолком на макушке, а на шее длинные, в ухе блестит бриллиант. Одет в теплую темно-синюю толстовку, в расстегнутом вороте видна крепкая борцовская шея и белая майка. Улыбается неожиданно стеснительно, по-детски, ждет, когда дама протянет руку, соображает Маша.
— Здравствуйте. — Маша энергично трясет его ладонь. — Очень приятно. Я — Мария Зотова.
Рука у немца теплая, пальцы толстые, короткие, как сардельки. «Немец эна какой башковитый, — неожиданно всплывает в голове голос прабабушки Саши. — Сколь лет зингерь строчить, износу нету».
Прабабушка, рыхлая, в белейшем платочке в черную крапинку, с клюкой в изувеченных тяжелой работой руках, все последние годы прожила у младшей дочери, Машиной бабушки. Почти не ходила, весь день сидела у телевизора, комментируя передачи. И всех иноземцев без различия называла немцами, даже китайцев. Впрочем, из иностранцев она только и видела немцев в страшную зиму сорок первого, а древний зингер тогда уцелел лишь потому, что был закопан под навозом в хлеву…
Андреас Берг молча смотрит на Машу, вежливо улыбаясь.
— Андреас собрался на Курилы лететь. Ты же из тех мест? — громко вопрошает главный.
— Я вообще-то с Сахалина, — напоминает Маша главному.
— Ну какая разница? Там же все рядом. Ты же на Курилах бывала?
— Пять лет отработала в областной газете, конечно бывала, не раз.
— Ну вот, — радуется главный. — Может быть, слетаешь с ним недельки на две? Ну, там, помочь — организовать, с местными начальниками свести, подстраховать — все-таки другой конец света? Все по договору — они платят прилично.
— Конечно, Мария, наш журнал готов оплатить все ваши услуги и также непредвиденные расходы, — встревает гость. Русский у него правильный, даже слишком правильный — он ясно выговаривает все звуки. Только интонация другая.
— Ну так как, Маш? — В голосе главного так непривычно слышать просительные обертоны, что Маша внутренне теряется. — И нам наваяешь чего-нибудь заодно — настроения там, как живут, что говорят про японцев — «северные территории» и тэ пэ?
— А на какой именно остров вы собираетесь-то? Их же много.
— Я предполагал бы посетить несколько островов южной части архипелага, — как по писаному чешет гость. — Окончательный маршрут поездки, по-видимому, будет зависеть от решения местных властей.
— А мне что, отпуск придется брать?
Маша чувствует, как все внутри напрягается: немец-то, похоже, зануда. Провести две недели с занудой, который будет так же пунктуален и точен, как сейчас строит фразу, — занятие не из приятных. А домой, на остров, на самом деле так хочется, даже странно, что в последнее время не вспоминала про это. Но надо бы еще поторговаться с главным, не сдаваться же сразу.
— Все-таки две недели, кто за меня работать в отделе-то будет? — подпускает недовольства в голос спецкор Мария Зотова.
— А, — машет рукой главный, — какой отпуск, командировку оформишь. Как-нибудь Крапивин справится, ему давно пора порастряс тись, а то спит на ходу. Ну что, по рукам?
Немец смотрит вопросительно, но молчит. Маша замечает, какие у него смешные — длинные, светлые и совершенно прямые — ресницы. Как у поросенка.
— А подумать?
— Ну, Маш, чего тут думать-то? Эх, если бы не хозяйство, я бы сам сейчас все бросил и улетел к черту — не только на Курилы, а и куда подалее!
— Ладно, — смеется Маша. — Только мне хотелось бы задать господину Бергу несколько вопросов.
— Андреас, зовите меня, пожалуйста, Андреас, — возражает тот. — Можно Андрей, так зовут русские друзья. Очень рад.
— Ну вот вы пойдите в комнату переговоров да и почирикайте, — радуется главный, что все прошло по-задуманному. — Скажи там Оксане, чтобы кофе вам приготовила.
«Ну да, скажи Оксане, — проговаривает про себя Маша, — чтоб она нас отравила. Сами сварим». И продолжает вслух:
— Пойдемте лучше к нам в отдел, там поуютнее будет.
— Будет? А, да-да, я забывал немного русский язык, — чему-то радуется немец. — Будет — это значит есть. О, я забыл, как у вас все сложно.
Маша собирала чемодан. «Ну и ладно, — думала она, — ну и прекрасно. Вырваться из беличьего колеса, бросить все на время — черт, в октябре сдавать рукопись книжки, за которую уже получен аванс, а она еще и наполовину не готова! Ну, ничего, там буду работать, если получится, в конце концов, поавралю в сентябре, допишу. Зато оторвусь от затянувшейся ситуации разъезда-развода, которая так выматывает душу. Как Олег сказал в последний раз: куда спешить, на развод опоздать невозможно?» Он всегда был таким: начинал что-то грандиозное, заводил ее, а потом на полдороге ломался, не мог завершить ни одно начатое дело. Ее пунктуальность и работоспособность выводили его из себя. В конце концов, гением в их семье был он, Олег Зотов, так повелось с первого курса. Она, Маша, была серой мышкой, рабочей лошадкой. Он писал роман, она вкалывала в газете, он планировал получить все литературные премии, она зарабатывала деньги на жизнь…
Как получилось, что у нее со временем образовалось имя в журналистике, каждый год выходили книжки, а он так и оставался «молодым писателем, подающим большие надежды»? Именно это, конечно, и стало причиной разрыва, а вовсе не новая любовь и новое счастье… Трудно, да нет, невозможно для амбициозного мужчины пережить успех женщины, которая по идее должна тихо сидеть в его тени и обожать…
Она положила сверху теплую куртку — в конце августа на Сахалине обычно тепло, но на Курилах погода непредсказуемая. Так, что еще? Пару блокнотов, несколько запасных ручек, диктофон, батарейки…
«Ну и пусть, — подумала в который раз. — Переведу дух пару недель. Может быть, станет легче».
Вечером Берг вновь тщательно сверил свой багаж с описью в ноутбуке. Он уже лет десять не был в Москве и опять забыл, как суматошно, неорганизованно и неожиданно проходит здесь жизнь. То срывались запланированные встречи, то вдруг надо было вне расписания дня нестись куда-то на другой конец огромного города в гости к старому товарищу, случайно встреченному на Тверской, за пять минут переодевшись и кое-как покидав вещи в гостиничный шкаф. И вернуться в номер далеко за полночь, тяжело пьяным и счастливым от нахлынувших воспоминаний такой недавней и уже забытой молодости…
