– В тот день ― ничего. Я снова вернулась в пансион, легла спать и там же проснулась на следующий день.
– Болела ли голова у вас вечером? Чувствовали ли вы усталость, как описывали ранее?
– Нет, ― она отрицательно качнула головой, ― ничего подобного не было.
– Я снова спустилась к завтраку и увидела уже знакомых мне двух леди. Они приветственно махнули мне.
– Вчера я присмотрела для своего садика замечательный сорт чайной розы, называется «Александра», – сказала одна из них. Я вздрогнула, а она улыбнулась мне и добавила, ― похоже, теперь это имя весьма популярно. ― Подхватив свою компаньонку под руку, они покинули комнату.
– Любопытно. Вы помните, что делали в тот день?
– Помню прекрасно. Я снова отправилась в галерею в Сохо, чтобы отыскать Джефа, попытаться разобраться, что же на самом деле происходит. Но когда толкнула дверь и вошла внутрь, поняла, что его нет. Такому могучему молодому человеку негде было спрятаться. Я испытала разочарование. Мне очень хотелось увидеть его, хотя я понимала, что шансов у меня немного. Зачем кому-то ходить на одну и ту же выставку два дня подряд? ― Я записывала в блокнот все ее эмоции, чтобы получить из этих обрывков цельную картину. ― Я еще раз прошлась по экспозиции, почти на всех работах висели ярлыки «Продано». Я увидела работника галереи, который наклеивал подобный красный ярлык на одну из работ. Он сопел, старательно располагая стикер ровно посередине рамы. Когда я подошла ближе, он вопросительно взглянул на меня. Но я никак не решалась заговорить с ним. Тогда он важно поправил клетчатый жилет и спросил:
– Чем могу помочь, мэм?
– Я просто смотрю. Вы многое продали, ― сказала я, указывая на картины с красными ярлыками.
– Да, этот Джеф Горинг чрезвычайно моден в этом году. Он, конечно, бесспорный талант. Но, я думаю, это его, кхм, «образ» больше притягивает покупателей. Точней, покупательниц. ― Мужчина хрипло рассмеялся, и его клетчатый живот заходил ходуном.
– Джеф… Джеф Горинг… Выставка Джефа Горинга… ― бормотала я, и мысль о том, что вчерашний молодой человек и художник – это одно лицо пришла мне в голову. – Послушайте, а как выглядит Джеф Горинг?
Работник галереи посмотрел на меня так, будто я с небес свалилась, взял со стола утреннюю газету и показал мне фотографию из отдела светской хроники. На ней красовался вчерашний рыжебородый мужчина, крепко обнимая миниатюрную брюнетку и широко улыбаясь.
– Прошу вас, расскажите все, что знаете о нем, – взмолилась я.
Он секунду раздумывал, потом подмигнул мне и спросил:
– Что, тоже попали в сети мистера Горинга? – я не поняла, о чем он, но закивала в знак согласия. ― Джеф Горинг – один из самых привлекательных холостяков Великобритании. Богат, наследник большого состояния, талантлив, член братства художников «Барра». Знаете, как раньше были прерафаэлиты. Он их большой поклонник, поэтому на одной из витрин вы можете увидеть репродукции Милле, Ханта и Россетти. Таким образом художник хотел показать связь времен, возрождение техники исполнения и поклонение женщине ― как главному столпу бытия. – Работник говорил, словно зачитывал аннотацию к каталогу картин Джефа Горинга. – В этом зале вы можете оценить пейзажи с острова Барра, где живет художник, – и, понизив голос, добавил, – когда не прожигает жизнь в Лондоне. ― Он хитро посмотрел на меня, оценивая, насколько эта информация впечатлила меня.
– Барра, Барра, – зашептала я. И спросила уже громче. ― А что он там делает? Я имею в виду, где он работает?
Он неприятно засмеялся, и его лицо без подбородка приобрело красный оттенок.
– Да зачем же ему работать? Ему же принадлежит половина этого острова. Я бы тоже не работал на его месте, – мечтательно проговорил служащий. Потом спохватился, снова стал серьезным и продолжил. ― А в том зале есть портреты. Взгляните. Продаются все, кроме тех нескольких картин, на которых изображена блондинка. По-моему, с ней у Горинга было что-то серьезное, раз он не хочет продавать эти полотна, – доверительно сообщил он мне.
Я прошла в следующий зал и нашла картину, на которой светловолосая девушка брела по берегу моря. Волны ласково лизали ее босые ноги, ветер разметал волосы, а над головой кружили чайки. Небо было фиолетово-темным, но его многообещающе пронизывали желтые лучи солнца.
Служащий, который, оказывается, шел за мной, удивленно произнес:
– Вот это да! Так ведь это вы, мэм. На картине, я имею в виду. Ведь это же вы нарисованы.
Мне стало не по себе от его слов. Как такое возможно? Я присмотрелась к картине – действительно, девушка на берегу была очень похожа на меня, и все же что-то неуловимое отличало ее от меня.
– А как называется эта работа? – спросила я у служащего.
– «Неподражаемая А.», ― прочитал он название на табличке рядом.
– «Неподражаемая А.», ― повторила я за ним следом. ― Она тоже на Барра написана?
– Определенно, ― подтвердил служащий и хотел еще что-то добавить, но в галерею стали заходить люди, и он был вынужден покинуть меня.
Погруженная в свои мысли, я побрела по улицам Лондона, неведомо откуда безошибочно зная, куда мне нужно свернуть, а когда женщина спросила дорогу до Оксфорд-стрит, я без всяких колебаний объяснила ей дорогу. В этот момент я поняла, что сошла с ума, потому что ориентируюсь в Лондоне, незнакомом мне городе, лучше, чем в любом другом. Больше объяснений нет и быть не может. Если прибавить к этому Джефа, художника из братства «Барра», девушку с картины – точную мою копию, ключ в кадке… – она грустно посмотрела на меня, ее щеки покрылись румянцем, а глаза заблестели от слез. – У меня шизофрения, наверное. Или раздвоение личности?
– Ну-ну, не стоит так волноваться. Мы во все разберемся. Это конец вашего путешествия? – я старалась излучать уверенность.
– Почти. Осталось еще совсем немного, о чем стоит рассказать. После такого откровения я совсем растерялась, плелась по улице и запнулась за торчавший из мостовой булыжник, упала, разбила колени. Было больно по-настоящему, и кровь текла будто настоящая. Я увидела через дорогу паб, зашла туда, чтобы вымыть испачканные руки. На одном из столиков лежала забытая кем-то утренняя газета. Я полистала её, не знаю зачем. Наверное, хотела найти объяснение всему происходящему, но в этот раз нить Александры мне не помогла.
– Что такое «нить Александры»? – удивилась я.
– Эта такая игра. Мы очень любили играть в нее в детстве. Вообще она называется «Нить Ариадны». Суть заключается в следующем: нужно взять длинную бечевку, завязать на ней много узелков и загадывать на каждый узелок загадку, чтобы играющий отгадал о каком предмете на самом деле идет речь. Победитель – тот, кто использует наименьшее количество узелков. Мне всегда неплохо удавалось угадывать, и родители прозвали эту игру «нить Александры». Ну а про историю Ариадны, которая дала клубок ниток своему возлюбленному, чтобы он нашел путь из лабиринта, вы наверняка знаете?
– Интересное сравнение, ― я строчила в блокнот все, что говорила Александра. Здесь будет о чем поломать голову, и обязательно нужно проконсультироваться с профессором.
– Я же говорила, что практика моя только начиналась, и у меня не было достаточного опыта, чтобы однозначно поставить правильный диагноз, ― Клеопатра Петровна мерно покачивалась в своем кресле. Дигби смилостивился и заснул на руках старой женщины. Ее корявые пальцы любовно гладили кота и почесывали его за ушами, отчего Дигби негромко мурлыкал.
Марина тоже писала в блокноте. Она утомилась и хотела скорей покинуть этот затхлый, утопающий в кошачьей шерсти дом.
– И какой диагноз вы ей поставили? Шизофрению? – нетерпеливо спросила Марина.
– Такой серьезный диагноз нельзя поставить только на основании рассказа пациента, ― Клеопатра Петровна подняла вверх указательный палец. ― Пусть рассказ даже фантазийный или галлюцинаторного типа, и его можно диагностировать, как продуктивную симптоматику, но нужно проверить негативную симптоматику и когнитивные нарушения.
– Что проверить? – переспросила Марина.
– Как человек ведет себя – апатичен ли он, не нарушены ли у него мышление, восприятие, внимание, – объясняла женщина, ― нужно выяснить про наследственные расстройства, депрессии, перепады настроения…
– Понятно, понятно, ― Марине не хотелось углубляться в эти дебри. ― И что дальше?
– Подобный вопрос я задала и Александре. Она продолжила свой рассказ:
– Так вот, я сидела в пабе и просматривала заметки в газете, когда к столику подошла девушка с огненно-рыжими волосами, подстриженными по последней моде. Для этого времени суток на ее лице было слишком много косметики, а платье – явно на пару размеров меньше, чем следовало бы.
– Алекс, ― прошипела она. – Вот так встреча! Джеф сказал, что видел тебя вчера в галерее, а я не поверила. А ты и впрямь снова здесь.
