Дрожащей рукой задержанный достал из кармана небольшой предмет, с расстояния похожий на пробку от шампанского, и протянул Пете.
– Прекратить! – успел скомандовать Максимыч.
Петя успел отдернуть руку[3]. Задержанный успел обернуться на крик. В глазах – пустота.
Да, Максимыч угадал. Это действительно был Витька Альпинист собственной персоной. Только вот незадача: Альпинист погиб три года назад – сорвался с карниза двенадцатиэтажки на Бухарестской. Без сомнений. Труп видела уйма людей, включая самого Максимыча.
Не меняя нелепую позу – рука с пробкой от «шампуськи» вытянута над столом, голова повернута к стоящему за спиной – разом посеревший Крюков окаменел и стал истуканом заваливаться на стол. Что самое ужасное – совершенно беззвучно. А лицо безучастное-безучастное. Будто у топорно сделанной куклы. Беззвучно отломилась в плече и отошла от туловища, как кабель-мачта от ракеты, рука, на которую гость опирался. Упала и скатилась со стола бумажным рулоном, из которого сеялась дорожка чего-то мелкого и сухого, будто перхоть.
Альпинист завалился. Несогнувшиеся ноги в какой-то момент нелепо задрались вверх. И вдруг Крюков стал оседать, опадать, крошиться. Словно не человеческое тело разлагается, а песочная крепость.
Нет, не песочная крепость. Потому что и мельчайших песчинок не оставалось. Словно не обыкновенный воздух разъедал заклятого мертвеца, а серная кислота.
Какие-то секунды – и никаких следов. Даже запаха. Ну и уж тем более никакого лжеамулета.
– Не протягивай руки, а то протянешь ноги, – подмигнул Максимыч чуть не наложившему в штаны, облизывающему губы помощнику. Хотя, признаться честно, сам перетрухнул. Слишком неожиданно и быстро все произошло.
– Что же это... Как же... – Петя взвился со стула; стул упал на спинку. – Это же был допрос только нулевой степени!
Максимыч за три шага оказался там, где полминуты назад сидел оживший мертвец, без лишней щепетильности влепил подчиненному пощечину – мало ли, вдруг пареньку приспичит закатить истерику, – и проворно метнулся к неизменному портрету Циолковского на боковой стене. Единственному украшению помещения. Только тени по кафелю скользнули.
Здешний Циолковский сурово сдвигал брови, вроде как собирался нецензурно выругаться. Поздно, батенька, раньше надо было. Максимыч за раму как за дверную ручку дернул портрет на себя. Под портретом обнаружились кнопки сейфа.
– Какой сегодня код? – вопросом захлопнул рот подчиненному шеф. Ответ он и сам знал, но ведь педагогика – великая сила.
– Это, – Петя потянулся по-детски сунуть в зубы колпачок авторучки, – ну как его... «Пантакль Марса».
– «Понтакль» или «пантакль»?
– «Пон»... Нет, «пантакль».
– Вот так из-за тебя можно раньше сроку в мученики отчислиться.
Пароль был набран. Пароль оказался правильным, и ручка сейфа, выполненная в виде чешуйчатой бронзовой саламандры, кусающей себя за хвост, не ожила и не впрыснула порцию мгновенно действующего яда в отстучавший код палец.
Петя и думать забыл, как бы этак вежливо спросить с командира перехваченные на прошлой неделе сто рублей. Потому что тяжелая огнеупорная дверца с замогильным скрипом отворилась. И из тесного склепика брякнулась под ноги на белый кафель человеческая рука. Мертво-черная... но живая. В первую секунду она больше всего напоминала выброшенную на берег щуку, верткую и готовую вцепиться зубами во что угодно, лишь бы мягкое, лишь бы из-под зубов брызнула кровь.
Черный, почти антрацитовый цвет кожи трудно было как-то оправдать. Будто отчлененную от тела руку некий безумный маляр покрыл непрозрачным черным лаком. А там, где проходила линия отреза, подсохшие струпья обшелушились, и можно было углядеть ветчино-красные прожилки мяса вокруг чуть желтоватой косточки.
С прытью белки черная рука шмыгнула туда, где и праха не осталось от Витьки Альпиниста, и закружила на месте, точно собака, берущая след. От противного звука, когда ногти скребли по кафелю, Петю пронимала дрожь, до тошноты кружилась голова...
– Оружие прихвати, живо! Крест на тебе?! – рявкнул Максимыч. И кинулся к двери. Не той, через которую появился в комнатке. – И прекрати колпачок грызть. Раздражает!
Неоновые зайчики заплясали в глазах помощника. Потные пальцы ног в ботинках инстинктивно поджались. Колпачок шариковой ручки оказался вдруг нестерпимо горьким.
Рука, отгарцевав на белом кафеле, взлетела по мешком сидящему костюму Максимыча и примостилась на плече. Помощник с грохотом дернул к себе ящик стола, от излишнего усердия по комнатке закружили исписанные бумажные листочки, и в руке помощника оказался старинный маузер – верное оружие чекистов.
– Вы мне не говорили, что в сейфе хранится! – с некоторым укором прохныкал Петя.
– Еще спроси: не у негра ли я ее оттяпал! – отрубил пыхтящий командир, и было неясно, шутит он, или всерьез.
А дверь уже была распахнута, и Максимыч уже был за дверью. Барахтался в чужих пальто. Петя неловко, на бегу принялся совать неуклюжий маузер в карман. Чуть не зацепился за упавший стул брючиной. Нательный крестик колотился под рубашкой, словно сердечко.
Чьи пальто маскировали тайный ход, для Пети осталось секретом, потому что в рекламном отделе никого не оказалось. Только светился монитор компьютера, да включенный на громкую автоответчик принимал агрессивное: «Добрый-день-вас-беспокоит-консультатнт-по-рекламе-газеты-»Деловая-неделя"..."
Никто из прочих сотрудников «РомЭкс» их не видел: отдел рекламы размещался особняком в другом крыле.
Потянулся пустой коридор, ломаный, ветвистый, как медь на микросхеме, выходящий к парадной, покрытой пыльной ковровой дорожкой лестнице Дома офицеров. Гремучей, словно литавры. Лестница широкая, как река Амазонка. Ковровая дорожка бурая, как вода в реке Амазонке. И никого. Рано еще. Только от топота бегущих пыль из дорожки летит.
– Надо было хоть плащи накинуть! – Петя вдруг заметил, что черная рука с плеча шефа испарилась. Нет, вон костюм на груди оттопыривается. Значит, спряталась под ткань, чтоб непосвященных смертных Кондратий не хватил.
Они выбежали наружу. И Литейный проспект окатил две горячие головы шумом и бензиновой гарью пролетающих мимо автомобилей. Петя попал ногой в подвернувшуюся лужу, рябую от ветра, и обдал кофейными брызгами тетку с набитой грязной морковью авоськой.
Отдуваясь, преследователи втиснулись в служебную «волгу», и рука снова перестала прятаться, снова оказалась на плече, антрацитовым указательным пальцем тыча, где искать того, кто прислал зачарованного гонца. Бах! Бах! – пистолетными выстрелами хлопнули дверцы. Шофер Саша на черную руку даже не покосился. «Волгу» приподняло, будто взрывной волной.
Нарушая все мыслимые правила, истошно подминая асфальт покрышками, «волга» развернулась под носом у двух «мерсов» и рогатого троллейбуса и, чудом целая-невредимая, вырулила на Кирочную. Загундосила бибикалка одного из «мерсов». Дома закачались ваньками-встаньками, в зеркалах юлами закружили ржавые крыши и слепые окна.
– Поднажми, уйдет ведь! – сквозь громкое сопение указал Максимыч шоферу.
По трамвайным путям шофер обогнал не уступавший дорогу «форд». Тряхнуло. Еще раз крепко тряхнуло. В машине стало темнее. Жадно замельтешили дворники, размазывая грязь по лобовому стеклу.
– А если бы сейф открыл я? Она б меня слушалась? – кивнул Петя на черный оживший кусок плоти, который, на миг отвлекшись от прямых обязанностей, по-хулигански скрутил дулю промчавшейся мимо афише кинотеатра «Спартак». Сегодня там давали «Вий».
Дедушка с палочкой чуть не попал под колеса, странным образом на миг вернув мысль Пети к одолженному вчера начальником стольнику. На шее водителя блеснули бисеринки пота.
– Чего захотел! – достаточно добродушно хмыкнул под нос Максимыч. Он уже перегорел. – Рука лишь тому верно служит, кто ее от остального тела освободил. А такого оболтуса, как ты, если будешь дразнить, и за голень цапнуть может.
– А чем ее кормить?
На самом деле Петя хорохорился. Не мог себе простить испуга, когда рука вываливалась из сейфа. Многое ему еще в диковинку в ИСАЯ. Иметь бы нервы как у сфинкса Саши...
– Все, Санек, – Максимыч не ответил на вопрос Пети, а повернулся к шоферу. – Тормози. Поворачивать смысла нет. Он в метро нырнул. Там след не взять.
Сидящий спереди командир чуть не бумкнулся лбом о «бардачок». Желтый свет светофора сменился на красный. По лужам и грязи к станции метро «Чернышевская» потекли задираемые ветром пешеходы.
– Ушел? – тяжело вздохнул Петя. На этот вопрос он ответа и не ждал. И так было ясно, что Черный Колдун, однорукий Передерий, ушел от погони.
По крайней мере, сегодня.
ФРАГМЕНТ 2
ГЕКСАГРАММА ЛИ
«НАСТУПЛЕНИЕ»
НАСТУПИШЬ НА ХВОСТ ТИГРА
Понедельник. Согласно тибетским астрологическим трактатам, в этот день душа человека сосредотачивается в голени. В этот день года вечером гадают на судьбу; ставят два зеркала: одно большое, другое поменьше, обращенные друг к другу лицевыми сторонами. Между зеркалами помещают две свечи и смотрят через верх меньшего зеркала. Становится виден длинный коридор, мало-помалу темнеющий в глубине, именно туда и следует смотреть. Через некоторое время во мраке начинают появляться символы, по которым и определяют будущее. Гадать следует в нежилом помещении или на чердаке, с непокрытой головой и без пояса.
